Я останусь (СИ) - Черная Лана. Страница 36

— Не смотри на меня так, — не отвлекаясь от дороги. — А то разобьемся к чертям, а я, знаешь ли, еще жить хочу. С тобой.

Боль режет по залатанному сердцу. Я закусываю губу, отворачиваюсь к окну, стараясь не думать. Не принимать его слова. Не вникать в них. Нельзя. Будет еще больнее. Я знаю наверняка. Поэтому я включаю магнитолу на первой попавшейся радиоволне, где какая-то певичка откровенно фальшивит о морях и океанах. Так легче не думать.

Но когда захлопывается входная дверь его квартиры – все теряет смысл. Слова, мысли, его жена, моя грядущая свадьба – все неважно. Только мы, спешащие любить друг друга так, словно в последний раз. Словно он чувствует, что этот раз и вправду последний. А в спальне останавливается и неожиданно становится упоительно нежным. Он томит и сводит с ума прикосновениями – пальцев, губ, языка. Доводит до беспомощных и тихих «пожалуйста». И входит мучительно медленно, не позволяя самой…первой… И так же мучительно медленно подводит к самой грани и легко, одним движением отпускает. И возвращает обратно нежными поглаживаниями, хриплым «моя». А потом начинает снова…

Он засыпает первый, сграбастав меня в охапку и уткнувшись носом во влажные после душа волосы. А я лежу спиной к нему, до крови закусив сгиб указательного пальца и мысленно уговариваю себя не плакать. Не позволить эмоциям брать верх. Не сейчас. Потом, когда я буду далеко от него. Потом наревусь вволю. А сейчас дождаться, пока выровняется его дыхание. Пока тело расслабится, полностью отдавшись сну. Аккуратно выбраться из его рук: таких нежных, горячих, сильных. Мотнула головой. Не думать! Наспех нахожу свои вещи, одеваюсь. От напряжения пот катится по спине. И хочется выть от боли, скрутившей внутренности, выжигающей душу.

Бросив прощальный взгляд на спящего Игоря, сбегаю, тихо прикрыв входную дверь. Босиком. На ходу ловя такси. И только оказавшись в спасительной тишине опустевшего пляжа, падаю на колени, и вою. Дико, протяжно. Вою, загребая мокрый. Песок. Вою, прижатая к чьей-то груди, уткнувшись в нее. Лишь тихий женский голос что-то говорит, баюкая как маленькую. Такой родной, знакомый.

И только спустя, кажется, вечность, я начинаю слышать.

— Тише, доченька, все хорошо. Я рядом. Все хорошо.

Поднимаю сухие глаза на женщину рядом. Мама. И на мгновение мелькает шальная мысль, откуда она здесь?  Взъерошенная и растревоженная, она смотрит хмуро и настороженно. Но в ее взгляде твердая уверенность в том, что она говорит. И становится спокойнее. И меня отпускает понемногу. Все хорошо. Игорь живой, здоровый. Он просто не со мной. И никогда не будет. Но зато он будет улыбаться или хмуриться, дышать. Он будет жить. И обязательно будет счастлив. И я быть может когда-нибудь научусь жить без него.

— Отпустило, — не спрашивает, но я все равно киваю. — Тогда идем. Чайку попьем. Заодно поговорим.

Снова киваю и послушно иду следом.

— Отца, как я понимаю, лучше не беспокоить?

— Не надо, — чужим, ломким голосом.

— Я так и поняла, — усмехается. — Идем, принцесса моя.

И, обняв меня за плечи, уводит с пляжа.

Глава 12.

12.

Июнь – июль.

На лётном поле его уже ждали трое. Игорь не удивлен: Фил позвонил накануне, предупредил. Хотя надо отдать должное французу, он предлагал побег. Игорь не ожидал.

— Забирай Мари, и вали отсюда, — злился Фил в трубку. — Отсидишься, пока мы тут все разрулим.

Но отсиживаться не в духе Грозовского. Он никогда не убегал от проблем, никогда не прятал голову в песок и сейчас не собирался. Впрочем, если бы Маруся этой ночью не сбежала – он бы может задумался над словами Фила. А так…проводил ее до пляжа, убеждаясь, что цела и невредима. Катерине позвонил, сказал, где ее дочь. Та выслушала внимательно и даже вопросов не задала, а ведь могла. И Самураю могла рассказать – не стала. И он ей за это благодарен – сейчас разборки с другом ему никак не нужны. Позже, когда уже не будет никаких шансов отобрать у него Марусю.  А пока пусть с родителями побудет, тем более, что с недоброжелателями Криса уже вопрос решенный. Плаха тоже звонил, пока Игорь провожал Марусю. Вот и прекрасно. А с остальным он разберется.

Выдохнув, выбирается из машины. И сразу же встречается со злющим французом: руки сжаты в кулаки, на лице каждая мускула напряжена.

— Все-таки приехал, — выдыхает с сильным акцентом. — Придурок, — качает головой.

Игорь пожимает плечами.

— А Мари? — Фил обеспокоенно заглядывает за плечо Игоря. — Мари где? Почему она не с тобой?

— Маруся у родителей, — успокаивает Игорь француза. — Не нужно втягивать ее в это дерьмо, — морщится. — И ты не смей! — перебивает раскрывшего было рот француза. — Никто не должен знать, что она была со мной, уяснил?

— Даже если она твое алиби? — не понимает Фил.

— Особенно, если она – мое алиби, — давит Игорь. И Фил уступает, кивает, хотя по глазам видно – не нравится ему это. Не понимает он Грозовского. Ну и черт с ним! Главное, не впутывать Марусю. Игорь подозревал, что ее присутствие может все только осложнить, учитывая, в чем его собираются обвинить.

И менты не заставили себя ждать.

— Грозовский Игорь Владимирович? — уточняет коренастый мужик в сером пиджаке. За его спиной маячат еще двое: жилистые, с выпирающей под пиджаком кобурой.

— Он самый, — усмехается Игорь, скрестив на груди руки. Фил стоит рядом в такой же позе.

— Майор Глебов, — он раскрывает перед Игорем красную корочку. Тот лишь хмуро кивает.

— Чем обязан, майор?

— Вам придется проехать с нами, — он смотрит пристально, будто знает что-то, что может стереть с лица Игоря усмешку.

Не выйдет, майор. Я все знаю и без тебя.

— По какому поводу? — он спокоен. Не будут же заламывать его среди толпы людей. — У меня работы невпроворот, майор.

— Не стоит ёрничать, Грозовский, — ухмыляется майор. — Вы подозреваетесь в убийстве Грозовской Марии Вадимовны. Так что извольте, — он делает приглашающий жест. — Не вынуждайте уводить вас в наручниках.

— Отчего же, — и с прежней усмешкой протягивает майору руки. — Делайте свою работу, майор.

— Придурок, — злится рядом Фил.

— Ты повторяешься, друг, — фыркает Игорь, ощущая, как на запястьях защелкиваются наручники.

Ему не рассказывают, что произошло. Только фотки демонстрируют: хрупкое тельце Машки в петле, она же на полу с красной полосой на шее, съежившаяся, но с улыбкой на посиневших губах. Только дурак не поверит в убийство, учитывая, что уже пять лет Машка парализована. Вот и следак не верит. Как и в то, что Игорь не виноват. Как и в то, что в эту ночь он никак не мог быть в квартире своей бывшей жены.

— Вы давно женаты? — спрашивает следак, старательно изображая понимание.

— Мы не женаты. Вы плохо наводите справки.

Следак удивлен.

— Да? В таком случае, как давно вы не женаты? — он собирает со стола фотографии, прячет их в бумажную папку.

— Пять лет.

— Почему развелись?

— А оно вам надо, товарищ следователь? — Игорь откидывается на спинку стула.

— Здесь я решаю, что мне надо, а что нет, — спокойно парирует следак. — Так что извольте отвечать на мои вопросы.

— Нет. Это мое личное дело и к смерти Маши не имеет никакого отношения.

— А твоя любовница имеет? — спрашивает тихо, перегнувшись через стол. И хищные глаза блестят победой. И в этот момент Игорю захотелось ему врезать. Как сдержался – неясно. Подается вперед, прищурившись.

— А ты попробуй ее найди, — цедит сквозь зубы.

— Уже нашел, — и новая порция снимков. На этот раз на них Игорь с Марусей в веревочном парке полгода назад. Игорь неотрывно смотрит в серые глаза, переполненные восторгом. Скользит взглядом по счастливой улыбке. И тело тотчас отзывается дрожью при воспоминаниях о той ночи, что последовала за этим невинным свиданием. С шумом выдыхает, с трудом оторвавшись от глянцевых снимков. Натягивает на себя усмешку, возвращается в прежнее положение на стуле.