Я останусь (СИ) - Черная Лана. Страница 38
— А куда хочет? — снова Розетта.
— А вон туда, — это уже Пашка, клацающая по каналам, причем без звука. Все, как по команде оборачиваются к экрану. И влипают в пеструю картинку. Пашка, единственная из моих подружек до сих пор не надевшая церемониальное платье, потому что прилетела всего десять минут назад, добавляет звук. А я закрываю уши руками, едва слышу голос диктора, вещающий о фестивале воздухоплавания, но смотрю. В зеркале картинка немного искажается, но цветастые воздушные шары режут глаз. Они вздымаются в сиреневое небо радужными каплями, ложатся на потоки ветра и дрейфуют в небе. Красиво. И там, где-то среди этих летающих цветов, морд и спонсорских надписей есть и тот самый, что выкрал все мои страхи. Тот самый, который носит в своей гондоле того, кто уже никогда не будет моим. И боль скручивает внутренности, взвывает раненым зверем, прорывается одинокими слезами. Я бы сейчас все отдала лишь бы оказаться в небе рядом с ним, прижиматься к его широкой груди, вдыхая родной запах и слушая шорох воздуха, всполохи огня и биение сильного сердца. Просто быть рядом и не бояться, что завтра вместо меня он выберет другую. Просто жить и любить его одного. И ни с кем не делить.
— Гроза, моя сестрица сейчас правду говорит? — хмурится Розетта. — Ты серьезно втюхалась в Грозовского?
Я растерянно моргаю, глядя на ошеломленную подругу. Где-то звонит телефон, а следом приглушенный голос Пашки. Небось, опять ее Тим звонит. Вздыхаю, дернув плечом.
— Вот это да, — присвистывает Розетта. — А почему ты тогда здесь?
— Потому что обещала, — и это правда, от которой хочется выть белугой.
— Значит так, — Пашка встает между мной и зеркалом, потеснив негодующую Розетту. В руках у нее ее кожаный комбинезон и ключи. — Сейчас мигом переодеваешься и валишь отсюда. Нечего мне тут слезы лить, когда тебя твой мужик ждет.
И рывком поднимает меня на ноги, всовывает в руки комбинезон и, не дав опомниться, вжикает молнией на платье. То бесформенной кучей падает к ногам.
— Байк на стоянке, черненький, — инструктирует Пашка, пока я переодеваюсь. Руки дрожат, но я упорно пытаюсь справиться с холодной кожей комбеза. — Впрочем, он там один такой. Новенький еще, — улыбается Пашка мечтательно. — У Тима умыкнула, так что смотри мне - сожрет с потрохами, если что…
Я киваю, выхватываю ключи, делаю глубокий вдох, выдыхаю и крепко обнимаю своих девчонок.
— Спасибо, мои хорошие, — отстраняюсь, широко улыбаясь и подрагивая от предвкушения встречи, — только…
— Фил еще не появлялся, а папа уехал два часа назад и не вернулся пока, — выдает Ритка, делая вид, что разглядывает ноготки.
Киваю.
— Фил… — закусываю губу, даже не представляя реакцию друга.
— Фила я возьму на себя, — вклинивается Розетта, хитро сощурившись.
— Все, иди, — выталкивает Пашка. — И не гони сильно, слышишь?
Я машу девчонкам и, не оглядываясь, сбегаю по ступенькам. Гроза вспыхивает, ослепительными зигзагами рассекая черное небо. Ветер вплетается в волосы, растрепывает.
Пашкиного «зверя» я нахожу в два счета: черный, массивный, с покатыми боками и очень легкий в деле. На нем спокойно и безопасно, хотя ощущение скорости сумасшедшее. Как будто и не на мотоцикле, а в самом ветре, сливаясь с током воздуха.
Дождь настигает меня у съемной квартиры Игоря, обрушивается теплой стеной. Я вымокаю до нитки прежде, чем скрываюсь в подъезде. Не дожидаясь лифта, вбегаю по ступеням, перепрыгивая через одну, ощущая, как рвется из груди сердце.
И невозможно отдышаться, пока палец давит на пуговку звонка. Звон открывающегося замка оглушает. Я замираю и даже перестаю дышать, потому что не могу поверить, что через секунду увижу его, самого родного и единственного мужчину.
Предвкушая его реакцию, расплываюсь в улыбке, но уже через мгновение распахивается дверь и улыбка стекает с лица.
— Фил?
— Здравствуй, Мари, — и жестом приглашает войти.
- Что ты здесь делаешь? – замираю на пороге, не в силах его переступить. Непонимание стучит в висках. Фил в квартире Игоря. Нелепость какая-то. И непонимание вдруг сменяется тревогой, безотчетной, подталкивающей вперед. И я буквально влетаю в квартиру, чуя неладное. Не может быть, чтобы Фил заявился к Игорю. Зачем? Отношения выяснить? За три часа до свадьбы? Ерунда какая-то. В гостиной пусто. И в спальне. Все так, как и было, когда я сбежала. Сердце пропускает удар. Неужели…уехал? Или…я осекаю опасные мысли. Разворачиваюсь на пятках и врезаюсь в поджарое тело Фила.
- Мари, переестань носиться по квартире, и давай уже поговорим.
Киваю. Да, Фил, давай поговорим. Слишком много вопросов накопилось у меня, но сперва самое главное.
- Фил, где Игорь? – голос звучит жалко, да и я выгляжу жалко: промокшая, подрагивающая от необъяснимого страха.
- В тюрьме, - выдыхает Фил, а я оседаю на пол. Фил не успевает среагировать и я больно ударяюсь о паркет, но что мне боль, когда в душе противно сквозит. – Мари! – орет тревожно, приседая рядом, пытаясь меня поднять. И я тут же оказываюсь на чьих-то руках.
И знакомый голос ругается матом, переходя с французского на русский. А я ничего не понимаю. В голове бьется только одна мысль: Игорь в тюрьме. Как? За что?
- Вишневская! – знакомый требовательный окрик выводит из ступора. Вскидыаю голову: надо мной, засунув руки в карманы брюк, хмурой тучей навис Тимофей Аристархович собственной персоной. – Хватит бока отлеживать, Вишневская! У меня друг в тюрьме из-за тебя, а ты тут в обмороки падаешь, как барышня кисейная, - и морщится так, будто дерьма сожрал.
- Тимыч, прекращай Машку пугать, - а этот здесь откуда?
- Ванька? – выдыхаю изумленно. Зубин скалится белозубо и подмигивает, показывая, мол, все под контролем. Я резко сажусь, обнаружив себя на диване, и окидываю взглядом таких разных мужчин, собравшихся под одной крышей ради того, от кого я сбежала. Глупая Машка. Но взгляд упорно возвращается к Тимофею, раздраженному донельзя.
- Почему из-за меня? – спрашиваю в его прямую спину.
- Ой да не слушай ты его, - вмешивается Ванька.
- Иван! – обрывает Ваньку старший брат. Еще один друг. Похоже, вся команда в сборе. Только вот Фил никак не вписывается во всю это компашку. Но об этом не сейчас.
- Почему из-за меня? – настойчиво повторяю свой вопрос.
Тимофей оборачивается мягко, точно и выверенно, как хищник, высмотревший, наконец, свою добычу. Нервно сглатываю, вцепившись пальцами в края дивана. Таким Аристарховича я еще не видела. Все его тело дышало силой, вся его суть пылала ненавистью, полыхающей в темных глазах. Ненавистью ко мне.
- Ты сломала его, - говорит, приближаясь медленно. – Ты сделала то, что его суке-жене не удалось. Вывернула кишками наружу. Ноги вытерла. Бросила подыхать, а сама…
- Тим, - это уже Фил.
Но я не обращаю внимания на попытки друга. Друга? Чьего только? Неважно. Не сейчас. Не разрывая взгляд, поднимаюсь на негнущихся ногах. Злость и обида ярятся внутри, сплетаясь в тугой узел.
- Сломала? – усмешка кривит губы. – Сломала, говоришь…
Аристархович смотрит пристально, в самую душу, оголяя каждый нерв. Как же Пашка с ним живет? Он же…даже слов не найдется. Да с ним рядом страшно находиться. Растопчет и лица не запомнит, переступит и дальше пойдет. И плевать ему на меня и мои доводы. Душу перед ним разложить? Дудки.
- Может, тебе рассказать, что это значит – сломать? – я стою совсем близко, руку протяни. Ему ничего не стоит сжать мою шею, если я только посмею сказать то, что собираюсь. И этот сломает к чертовой матери. – Я расскажу. Расскажу, как она на стены кидалась. Как волосы на себе рвала, как выла по ночам, сбивала в кровь руки. Расскажу, как с крыши сигать пыталась. Расскажу, как собственную сестру едва не загрызла, потому что та не пускала ее к тебе, - сглатываю, ощущая, как вокруг нас клубится и звенит тишина. Оглушает, пугает. И в этой тишине отчетливо слышно рваное дыхание хищника напротив.
- Мари! – ревет Фил, предостерегая. Но меня не остановить. Я слишком хорошо помню сломленную Пашку. Но только теперь складываю два и два и получаю правильный ответ. Все те муки, весь тот ад, в котором она жила несколько лет – из-за него.