Уроки анатомии и любви (СИ) - Хиро Лия. Страница 41

— Антон, — я ловлю его беспокойный взгляд своим. Стальным и решительным. — Там сейчас моя любимая женщина. И я не буду смирно сидеть и ждать в коридоре! И мне насрать, что скажет ваш главный! В случае чего, я всё возьму на себя! — я снова завожусь. — Можешь сказать, что я заставил тебя пустить меня с пистолетом у виска! Похер! — я вижу, что он уже колеблется.

— Дружище, ты же понимаешь, что её лицо только я смогу зашить без последствий…

Антон ещё несколько секунд молчит… И:

— Наталья Викторовна! Помогите Луке Алексеевичу подготовиться. Он будет оперировать вместе со мной. — обращается он к медсестре.

Вхожу в операционный зал в тот момент, когда Антон спрашивает у анестезиолога:

— Спит?

— Да. — отвечает не молодой, коренастый мужчина.

— Начинаем.

Я подхожу ближе к моей девочке, такой хрупкой и бледной, неподвижно лежащей под стерильными простынями, и моё сердце готово разорваться от боли.

На несколько секунд закрываю глаза, глубокий вдох. Выдох.

— Я готов! — отключаю все эмоции и беру инструменты.

Глава 33

Как только я покидаю операционную, всю мою собранность, решимость, сосредоточенность и стойкость, словно высасывают какие-то невидимые, потусторонние силы, растворив всё это в воздухе. Взамен возвращаются, глубоко спрятанные внутри, сломненность, разбитость, отчаяние и страх. Прислонившись спиной к стене операционного тамбура, я медленно сползаю вниз.

— Лука Алексеевич! Вам плохо? — бросается ко мне медсестра. Вытягиваю руку, давая понять, что я в порядке, не рухну в обморок. Просто я устал, чертовски устал… Я сижу на корточках у холодной стены и моё тело сотрясается от беззвучных рыданий. Маша сказала, что Лиза хотела покончить с собой! Господи! Неужели это правда?

ЛИЗА

Просыпаюсь от невыносимой, сводящей с ума головной боли. Даже не верится, что я вчера так набралась! Точно! И мне снился Лука. Всё было, как наяву, его низкий, такой родной голос, нежные слова, руки… Надо бы почаще так напиваться! Я усмехаюсь своим дурацким мыслям и чувствую резкую боль в правой щеке. И тут я вспоминаю всё: сообщение от Насти, от которого мне стало плохо и я, теряя сознание, порезалась щекой об забор над обрывом. А дальше? Я что упала вниз? Медленно открываю глаза — я в больничной палате. Всё тело болит, бинты на голове, лице, бедре. Не могу пошевелиться от страшной боли во всём теле. А Лука? Теперь я отчётливо вспоминаю, что он тоже был там. Но откуда? А как же его новая невеста, эта дрянь!?

— Дочка, милая моя! — мама перемещается ближе, вместе со стулом, создающим противный скрежет от соприкосновения с кафельным полом.

— Мам… — я выдаю сдавленный стон. — Голова болит, тише!

— Прости, прости! — я сейчас позову врача.

— Нет, подожди! Сначала расскажи мне всё.

Мама тяжело и прерывисто вздыхает и начинает:

— Ночью мне позвонила Машуля и сказала, что ты спрыгнула с обрыва.

— Я не прыгала, мам! Я просто упала! Клянусь тебе! Я просто упала в обморок! — возмущённая мамиными словами, я беспокойно заёрзала в постели и эти слабые движения спровоцировали новый приступ острой боли во всём теле.

— Дочка, успокойся! — мягко проговорила мама. — Я знаю, что ты не стала бы этого специально сделать. Так Маша сказала. Но ты не сердись на неё, она не хотела тебя оговорить. Просто она ничего не поняла, она очень испугалась за тебя, дочка! — мама всхлипнула. — Я тоже чуть с ума не сошла. И Лука. Он выходил из операционной заплаканный, такой потерянный и измождённый. Он даже не заметил меня. Сразу куда-то ушёл.

— Лука? Из операционной… Заплаканный… — слова эхом отзывались в моих ушах.

— Да, дочка. Когда всё произошло, Маша позвонила в скорую, а потом ему. Скорая долго не ехала. Маша с Лукой не отходили от тебя, следили, чтобы ты… — мама снова всхлипнула, но взяв себя в руки, продолжила. — Не знаю как, но Лука добился, чтобы тебя привезли именно в эту больницу, где работает его друг.

— А сам он как…

— Машуля слышала, как он спорил с другом — перебила меня мама. — Они оба пошли на большой риск, решив оперировать тебя вместе. Антона могли уволить за это, но Лука никого не хотел слушать. Он был непреклонен, хотел сам зашить твои раны.

Я молчала. Только хлопала мокрыми от слёз ресницами и потрясённо молчала, машинально потянувшись к повязке на щеке.

— Не переживай, Лука обещал, что шрама не останется… Мама посмотрела на меня с сочувствием — Милая, может расскажешь ему всё? Хватит уже! Перестань терзать и себя и его!

— Нет. Сейчас уже поздно о чём-то рассказывать…

Дверь в палату открылась и внутрь вплыла понурая Маша, избавив меня от дальнейших маминых распросов. "Очень кстати, сестрёнка! А теперь ты мне подробно расскажешь, что за фигню ты всем про меня наговорила!" — мысленно начала я ей угрожать. Но мои намерения прервала молоденькая медсестра, вошедшая с огромным букетом в руках. Она заговорщически мне улыбнулась и поставила букет на тумбочку.

— М-м-м — хитро заулыбалась сестра, — Кажется, я догадываюсь от кого эта красота.

"Кажется, я тоже" — съязвила я про себя, а вслух сказала:

— Давай сюда карточку!

На плотной крафтовой бумаге были выведены идеально ровные буквы:

Самой красивой девочке на свете!

Л.

— Я схожу за врачом — мама отвернулась к двери, но я успела в последний момент уловить её довольную улыбку.

Да что же это происходит! Машка и мама-предательницы! Мечтают меня помирить с тем, который, в конце концов, меня предал! Он сдался этой стерве! Если бы он начал встречаться с кем-то другим, мне и в половину не было бы так больно, как сейчас! Пусть теперь свою рыжую корову называет самой красивой!

Я, превозмогая боль, потянулась к лежащему на тумбочке телефону, зашла в инстаграм и написала Луке в директ:

Доктор! Спасибо за лицо!

Желаю вам огромнейшего счастья и неземной любви!

Л.

ЛУКА

Уже прошло больше суток без сна, а у меня была бессонница. Лежа поперёк своей кровати в деловом костюме, который надел ещё вчера утром перед поездкой в Казань, я смотрел в белый потолок, а видел мелькающие яркие кадры вчерашнего дня. Ослепляющие фары встречных машин по дороге в город; слова Маши о том, что Лиза хотела покончить с собой; обездвиженное тело моей девочки на диване в баре; лица студентов, удивлённых моим приходом; шёпот Яны; слова Маши о том, что Лиза звала меня, очнувшись; худенькое тело моей любимой на операционном столе; сшивание её ран; перчатки в её крови; мои всхлипывания у стены; сотни букетов цветов в круглосуточном флористическом бутике… Всё это крутилось и крутилось у меня перед глазами, как фильм, поставленный на повтор. А десять минут назад присоединились ещё несколько кадров, на которых счастливая Лиза обнималась с этим малолетним Давыдовым!

И это стало точкой в наших отношения. Огромной, жирной точкой, которую делает школьник из нечаянно поставленной запятой.

С этого момента я не стану опять её преследовать! Больше не буду бездомным, жалобным, псом, бегающим за хозяйкой и скулящим, чтобы она приняла его обратно! Пора идти дальше, несмотря на боль!

Я знаю, найдётся не один десяток женщин, готовых меня принять хоть сейчас. Да та же Настюха. Конечно, она не в моём вкусе, но для начала пойдёт, а там я в любой момент могу свалить. Она знает о этом и не будет претендовать на большее. А к большему с кем-то другим, я, пока, не готов.

Пока только отвлечься… Забыться… И постараться выкинуть Лизу из моего сердца…

Не буду торопиться, подожду, пока рыжая подстилка сама объявится…

Прошло десять дней…

Я решил взять пару недель отдыха от работы, хотя новогодние праздники — один из самых оживленных периодов в пластической хирургии. Пациенты рады такому большому количеству выходных дней, в которые можно спокойно отсидеться дома со следами от свежей операции. Обычно, в праздничные дни у хирургов всё расписано за несколько месяцев вперёд, но я, заранее, освободил эти дни, ещё тогда, когда мы с Лизой договорились поехать к деду на Рождество. А теперь я здесь, в промёрзшей насквозь, долбаной Самаре. Один. Пациенты каждый день звонят и умаляют взять их на операцию, но я не хочу. Устал. Просто дико устал! Пусть Бондаренко с Кирюшиным оперируют. Я, пока, не могу. Последнюю неделю, в ходе операций, зашивая разрезы, я каждый раз вспоминал другие раны и другую кровь на моих перчатках…