Женщина с той стороны (СИ) - Шайлина Ирина. Страница 17

— Хватит, — обрывает он меня. — Не сейчас. Вставай, побежали.

Я барахтаюсь в снегу, пытаясь встать, и оборачиваюсь назад. Они, те, кто в нас стреляет, стоят по ту сторону расщелины, едва заметные в белом. Тёмные пятна лиц, рук, бород. Три лучника и Карагач. Луки поднимаются, натягиваются тетивы и к нам летят стрелы. Но не долетают, падают в снег в нескольких метрах. Я нервно смеюсь и не могу остановиться. Встаю, бегу, а все смеюсь. Воздух заканчивается, грудь ходит ходуном, я втягиваю в себя воздух, но не чувствую, не могу насытиться им. Останавливаюсь и сгибаюсь, пытаясь отдышаться. И вновь смотрю на них. На стрелы с ярким оперением, что вновь летят.

— Не достанешь, урод вонючий! — истерично кричу я.

Все словно в замедленной съёмке, я так чётко вижу, но удивляться этому недосуг, надо бежать, но я смотрю на эти стрелы словно завороженная. Они не могут долететь, слишком далеко. Карагач, а это он, самый низенький в компании, вскидывает руку. И происходит невозможное. Стрелы, которые уже снижались, готовые стыдливо уткнуться в снег, стремительно выравниваются, пролетают мимо меня и находят свою цель, на снег вновь брызжет красное, очень много красного. Я вскрикиваю, наконец, выхожу из ступора, ползу, загребая снег, к Назару. В его груди нашли себе место все три стрелы. Он жив, мужчина, ради которого я была готова рискнуть всем, даже тем, чего у меня не было и теперь, наверное, никогда не будет. Жив, но пузырится в уголках губ кровь, я врач, пусть и собачий, я знаю, что это значит. У него пробито легкое, мне не помочь, мы исчерпали свою долю везения. Я смотрю на эти стрелы и не понимаю, с чего начать, что сделать, мне нужна операционная, опытный врач и инструменты, и много всего, что не найти здесь, на этой дурацкой горе. Преследователи спокойно идут влево, они все видят.

— Сейчас обойдут расщелину и будут здесь, — шепчет Назар в ответ на мои мысли. — Ты ничем мне не поможешь, беги скорее, у тебя ещё есть шанс.

— Никуда я без тебя не пойду!

— Беги, глупая.

Я не слушаю его, обрезаю одежду на его груди, осторожно, не касаясь стрел. И ужасаюсь. Он прав, я ничего не могу сделать, для того, чтобы достать стрелу из лёгкого, мне нужна помощь, у меня даже нет материалов для перевязки, я никогда не работала с ранами лёгких, я не знаю что делать! Паника захлестывает, не позволяя думать.

— Не уйду без тебя, все равно не уйду!

Я хватаю его за подмышки и волоку по снегу. За нами остаётся широкий алый след. Он едва слышно стонет, голова беспомощно болтается. Я понимаю, что ещё два метра такого волочения и он точно умрет, какая-нибудь из стрел сместится и все… Снимаю куртку, под ней рубашка, которой после наших скитаний до стерильности очень далеко. Голая кожа покрывается мурашками на морозном воздухе, я торопливо ныряю вновь в куртку. Догадываюсь перевернуть его на бок и ужасаюсь, одна из стрел торчит сзади, а я волокла его, как он все ещё жив, удивительно. Достаю нож и аккуратно обламываю наконечник. А затем считаю до трёх и вытягиваю наружу стрелу. Она выходит, в кровавой ране пузырится воздух, покидающий её из лёгкого. Я прижимаю дырку комком снега, держу наготове рубашку, боясь убрать руку, ведь снова будет выходить воздух и кровь. Решаюсь, убираю и перевязываю настолько быстро и туго, насколько могу. Что делать с остальными стрелами я не знаю, они в брюшине, для того, чтобы извлечь их, мне надо резать его плоть, а если задеты внутренности… Назар в беспамятстве. Пользуясь этим, удаляю стрелу из бедра и перевязываю рану. Поднимаю голову и ищу глазами своих преследователей. Их нет на противоположной стороне как прежде. Взгляд бестолково мечется и, наконец, выхватывает их — они уже перебрались на нашу сторону и неторопливо идут ко мне навстречу. Я вою от безысходности, встаю и бегу прочь, но понимаю, что не могу оставить его вот так, умирать одного на снегу. Сдаюсь и возвращаюсь, ложусь рядом, прям на алую кровь, осторожно прижимаюсь и ложу голову на его плечо. Он чуть поворачивается ко мне, я встречаю улыбкой замутненный болью взгляд и вытираю кровь, которая выступила на его губах.

— Глупая женщина, — шепчет он.

— Ага, — соглашаюсь с улыбкой я. — Глупая.

— Не бойся. Тебе они ничего не сделают. А я и не мечтал дожить до преклонной старости. Иди с богом.

Я так устала бояться, что уже не боюсь. Ловлю биение его сердца, самый сладкий в мире звук, самый желанный. Лежу, прислонившись щекой к его груди, стараюсь не смотреть на испачканную кровью повязку и слушаю. Оно бьётся еле слышно, я скорее угадываю, чем слышу. Мне хочется, чтобы оно звучало увереннее, чётче, как тогда, когда он любя накрывал меня своим телом. Он не должен лежать здесь, в нем столько силы. Это я во всем виновата, со своими дурацкими мыслями и страхами. И даже то, что я всего лишь глупая женщина, меня не оправдывает.

— Не бойся, — шепчу и я, но не уверена, что он меня слышит. Он смотрит куда-то в небо, я боюсь, что его взгляд остановился навсегда, и прижимаю пальцы к коже на его шее. Пульс бьётся, мелко, прерывисто, но я его чувствую.

Слышу скрип снега под ногами тех, кто загонял нас, словно зверя, но даже не поворачиваюсь головы. Закидываю ногу на ногу Назара и осторожно обнимаю его одной рукой. Никуда я отсюда не уйду. В поле моего зрения показываются истоптанные сапоги. Преследователи всё-таки нас настигли.

— Тащите девку, — командует Карагач. — И руки ей свяжите, и ноги тоже, больно прыткая.

— А этот? Добить?

— Зачем пачкать руки кровью? Он и так не жилец. Ему осталось несколько минут, не больше.

Несмотря на то, что я намерена никуда не уходить, мужчины сильнее. Меня грубо дергают в сторону, а я не могу цепляться за Назара, это не принесёт никакого толка, лишь убьет его раньше времени. Я посмотрела в сторону расщелины, до неё бежать сотню метров, даже больше, я не успею, они меня догонят. А мысли были броситься в неё вниз головой, и пусть делают что хотят. Посмотрела на лежащего неподвижно у моих ног Назара и решилась. Вспомнила легенду о несчастной девушке, изображение которой нашло место на спине любимого. Метнулась и одним движением схватила нож, сиротливо отброшенный на снег. Схватила и направила себе его на живот, не уверена, что смогу ранить себя в сердце, а живот мягкий, да и не промахнешься.

— Не подходи! — крикнула я и чуть надавила на нож. Он у Назара был острым, почти без сопротивления преодолел грубую шкуру куртки, и царапнул кожу. Стало страшно, но я отбросила страх в сторону.

— Я тебя вылечу, — равнодушно бросил Карагач.

— Сейчас вылечишь, — сказала я. — А потом? Ты думаешь, у меня не будет возможности убить себя? Одурманишь? Довезешь меня одурманенную к господину? А когда я буду носить его ребёнка, также будешь травить, дабы я родила венценосного уродца? Я смогу себя убить. Не сейчас, так потом. Или изгнать из себя ребёнка, поверьте. Я буду сопротивляться каждый свой шаг. Отказываться есть, мыться, прыгать под копыта любой проходящей лошади, а уж тут в горах и вовсе есть куда прыгнуть. Ты хочешь следить за каждым моим шагом?

— А чего хочешь ты? — лениво спросил он. — Уйти? Так мы все равно догоним.

— Вылечи его, — я кивнула на Назара. — Вылечи, ты же можешь. И я покорно пойду с тобой, и безропотно сделаю все, о чем ты просишь. Только вылечи.

Карагач сплюнул сквозь зубы. Затем подошёл к Назару и наклонился. Развел полы разрезанной мной куртки, посмотрел.

— Он больше мёртв, чем жив, — посмотрел на меня. Я сильнее надавила на нож и почувствовала, как по животу бежит струйка крови. Карагач показал головой.

Он поставил у ног сумку, раскрыл её. Достал завёрнутый в тряпку нож, бутыль с мутной жидкостью. Обильно полил ею нож, живот Назара и резанул крест накрест. Я вскрикнула от испуга, уверенная, что он просто добил его. Назар потерял так много крови, что сейчас она почти не текла, края раны были практически сухими. Карагач плеснул в рану той же жидкости, осторожно извлек стрелы и отбросил их в сторону. Несколько минут манипуляций, и вот он уже штопает рану крупными кривыми стежками.