Я вернусь (СИ) - Яровая Виктория. Страница 75

В конце концов, первой не выдержала Алла Сергеевна. В один из дней, когда Кристина вернулась с прогулки, она ждала ее, сидя на кровати в ее комнате. Рядом стоял небольшой чемодан, а в руках она держала белый конверт и кристалл.

— Мам, что ты делаешь? — севшим от волнения голосом, спросила Кристина.

— Ты любишь его? — она не ответила на вопрос, задав встречный.

Кристина столько раз думала над этим вопросом. Пыталась бороться, отказываться от этого чувства, убеждать себя, что это неправда, но сейчас ответ сам слетел с ее губ.

— Да. — тихо прошептала она и опустила глаза.

— Тогда ты должна идти к нему и сказать ему об этом. — Кристина посмотрела в такое знакомое и любимое лицо мамы и поняла, что это решение далось ей очень непросто. На красивом лице виднелись следы недавних слез, но глаза смотрели ласково и были полны материнской любви.

— Мамочка, — бросилась к ней Кристина и зарыдала в ее объятиях, — я не могу! Как я оставлю тебя одну?

— За меня не переживай, я буду счастлива, если буду знать, что ты обрела свое счастье. А сейчас твое сердце не здесь. — и она ласково погладила дочь по голове. — Обещай только, что передашь своему Рэму от меня это письмо, лично в руки и, если сможешь, дашь знать, что с тобой все в порядке.

— Обещаю. — ответила Кристина и крепко обняла ее.

Через несколько часов они, вдоволь наплакавшись и попрощавшись, стояли в гостиной, и Кристина дрожащими пальцами разломила кристалл. Зажмурившись, представила самое желанное сейчас для нее место. Кабинет Рэма. В раскрывшемся портале угадывались силуэты знакомого помещения, и Кристина, крепко обняв на прощание маму, которая в изумлении смотрела на портал, шагнула внутрь, не забыв прихватить с собой собранный ею чемодан. Портал закрылся, закрывая за собой путь назад.

В кабинете царил полумрак, за окнами было уже темно, стояла глубокая ночь. Только свет от едва горящего камина немного развеивал тьму. На первый взгляд комната казалась пустой, но присмотревшись она заметила, что кто-то сидит в кресле. Сзади ей были видны только локоть и краешек обуви. Это мог быть только он! Это его кресло! Но почему он не повернулся, ведь портал был достаточно ярким?

От волнения у нее перехватило дыхание. Вот сейчас он встанет, повернется к ней, и она увидит его. Но проходило время, а мужчина в кресле не шевелился. В душе поселился страх. А если с ним что-то случилось? Сердце заколотилось в бешенной скачке, и Кристина почти бегом добралась до кресла и остановилась, всматриваясь в лицо мужчины.

Он спал. Облегченно выдохнув, Кристина тихонечко села на кушетку напротив и стала рассматривать такое знакомое и любимое лицо. Он выглядел усталым и даже во сне хмурился. Так хотелось разгладить эту морщинку между его бровей, но она боялась прикоснуться к нему, радуясь возможности просто сидеть и любоваться им. Ей хотелось оттянуть тот момент, когда он проснется и тогда между ними снова будут их слова и поступки, за которые придется отвечать. Пламя едва плясало в камине, отбрасывая причудливые тени на его лицо, а Кристина не могла отвести от него взгляда и, наверное, задремала, так как очнулась от легких почти невесомых прикосновений к своему лицу.

Медленно открыв глаза, она увидела, что Рэм сидит рядом с ней на кушетке и с каким-то отстраненным или удивленным видом почти невесомыми касаниями ощупывает ей лицо. Их взгляды встретились, и Кристина тут же утонула в зелени его глаз, которые казалось горели, в отблесках огня от камина. Она молчала, не зная, что сказать иди сделать. Было так страшно увидеть его реакцию. А если он не рад, что она пришла? Если сейчас прогонит ее? А Рэм тем временем наклонился и нежно, едва касаясь ее губ, поцеловал и тут же отстранился.

— Живая, — с облегчением выдохнул он и тут же от его нежности не осталась и следа. Его движения стали резкими и жадными. Одним движением он пересадил ее к себе на колени и обнял так крепко, что она почувствовала, как у нее что-то хрустнуло. Это услышал и он. Тут же слегка ослабил хватку, но по-прежнему не выпускал ее из объятий. Кристина сидела, не шевелясь, боясь надеяться на ответные чувства. Вскоре он разомкнул объятия и нежно поднял ее лицо за подбородок, заставив взглянуть в его глаза. Она хотела показать ему в своем ответном взгляде всю свою любовь и тоску по нему. Ей хотелось верить, что он видит их, но понимала, что молчать больше не стоит. Нужно поскорее все выяснить, иначе она больше не вынесет этой тишины. Неловко выбравшись из его объятий, она встала перед ним и, не смея поднять глаза, заговорила.

— Рэм, — начала она несмело, — я пришла сказать тебе, что жива, чтобы ты не считал меня мертвой. Мне бы не хотелось, чтобы ты думал обо мне как о покойнице. Я поправилась и дома у меня все хорошо. — сказала она и взглянула на него, увидев, как помрачнело его лицо. — А еще, — она замолчала, пытаясь набраться смелости, если она не скажет сейчас, то уже никогда не сможет, и она решилась. — еще, я хотела сказать, что скучала по тебе, что в своем мире думала о тебе каждый день и больше всего на свете хотела вернуться к тебе. Если бы я только могла, я бы вернулась раньше, даже не смотря на свой страх. Мне очень страшно от того, что ты никогда не сможешь простить меня. Страшно, что я ошиблась и ты никогда не сможешь ответить на мои чувства. Но я так люблю тебя! Это ужасно, каждый день я с ума сходила, гадая, все ли с тобой в порядке. И рада видеть, что ты здоров. — она замолчала, не зная, что еще сказать, но вспомнила про письмо. — И да, вот, — протянула она его ему. — это письмо от моей мамы, она просила тебе его передать. И если ты не хочешь меня видеть, пожалуйста, верни меня домой.

Он со странным выражением лица взял у нее письмо и, быстро вскрыв конверт, прочитал. Затем, встав с кушетки, подошел к Кристине.

— Можешь даже не надеяться, что я верну тебя домой, — сказал он загадочным тоном, — особенно теперь, когда у меня есть на это официальное разрешение твоей мамы. — и он помахал письмом перед ее носом, а затем откинув его в сторону, резко наклонился и поцеловал ее, тут же сжав в объятиях.

Поцелуй был жадным и требовательным, он впивался в ее губы с жаждой путника пустыни, нашедшего оазис с ключевой водой. Его руки с силой обнимали ее, все плотнее прижимая к своему напряженному телу. Кристина потерялась в ощущениях и не сразу поняла, когда поцелуй резко закончился, а он, крепко обняв ее, заговорил:

— Это были самые ужасные дни в моей жизни. Я ведь думал, что ты умерла. — и он еще крепче обнял ее. — Я давно простил тебя и хочу, чтобы ты тоже простила меня. За все, я так любил тебя, что думал с ума сойду, когда понял, что этот чертов цветок убивает тебя. Хотел, чтобы мы уехали, только ты и я, подальше от всего. Хотел найти способ помочь тебе, но теперь я знаю, что ошибался, не смог бы. И я бесконечно рад, что ты здесь, и у нас появился шанс начать все сначала. Ты согласна?

Ответом ему был жаркий поцелуй, а когда он закончился, они обнаженные и уставшие, лежали на кушетке, прикрытые лишь пледом и крепко сжимали друг друга в объятиях, боясь разжать их даже на мгновение.

Эпилог

Ливос. Год спустя.

— Ох, Рэм, что-то мне страшно! Ты уверен, что вы все сделали правильно? Я до сих пор не смогу забыть твое первое общение с электричеством. Тебя же тогда чуть по стенке не размазоло! А тут целая электростанция! Боюсь даже представить, чем это может закончиться!

Кристина стояла в машинном зале небольшой гидроэлектростанции и с тревогой смотрела на своего мужа, который ползал где-то под гидроагрегатами и проводил последнюю проверку перед запуском. Откуда-то снизу донесся его голос:

— Все будут хорошо! Не переживай!

— Тогда ты тоже так говорил! — резонно заметила Кристина.

— Тогда я был молод, влюблен и беспечен.

— А сейчас что? — возмутилась она.

— А сейчас, — из-под какой-то железяки вылез Рэм и разогнувшись во весь рост, встал рядом с Кристиной, нежно обняв ее, — сейчас я стал старше на целый год, за который не пожалел бы отдать все оставшееся у меня время. А еще, я безумно влюблен и очень осторожен, потому что теперь у меня есть вы. — сказал он и нежно погладил округлившийся животик Кристины. — Но лучше тебе все же немного прогуляться, на время запуска. — и он улыбнулся ей своей обворожительной улыбкой, от которой у нее, наверное, никогда не перестанет замирать сердце.