Бабье царство (СИ) - Осипов Игорь. Страница 19
Женщина пристально смотрела на меня, в то время как к ней подбежала посланная на разведку солдатка, та, чью душу я якобы хотел украсть. И она быстро зашептала что-то, показывая в мою сторону рукой.
Я оглядел поляну дальше. У костра разделывали тушу дикой козы, а чуть подальше рылись в сумках. И все при этом бросали на меня частые взгляды. А ещё дальше, почти скрываясь в темноте, на толстой ветке покачивались два висельника в грязных грубых одеждах.
Пока я стоял и размышлял, как поступить, нас взяли на прицел четыре широкоплечие лучницы, а щитоносцы, кто с топором, кто коротким копьём обступили по краям. Собаки бегали по кругу, изредка погавкавшая, но не нападая.
— Осторожнее, дура, — прорычала рыцарша на свою оруженоску.
— Простите, госпожа, узелок не хочет, затянулся.
— Не порви, — пробурчала леди, — хороший шнурок две сликвы стоит. Из довольствия вычту.
Сликва — серебряная монета, имеющая хождение в соседнем с нашим лагерем королевстве. Золотая называется силинг. А медная — пениг. Магистрат, пытаясь показать независимость, имеет другие деньги — серебряные солиды и золотые марки.
— Простите, госпожа, — не останавливая процесс расстёгивания, ответила оруженоска и сразу прокричала. — Тук, отстань! — это уже предназначалось белому бычку, освобождённому от своей повозки и сунувшему нос под локоть девчушке.
Животинка тихо и обиженно промычала и легла на траву, начав методично водить челюстями в пережёвывании травяной жвачки.
— А что будет, — начала рыцарша, поглядев в усыпанное звёздами небо, виднеющееся в зазоре между кронами деревьев, — если кто-то возьмёт одного наглого халумари в плен и потребует выкуп?
Я усмехнулся. Пленные за деньги — широко распространённая практика в средневековой Европе, а здесь, несмотря на отличия от нашего мира, всё же Европа. Тот факт, что многие вещи имеют сходство, называется конвергентным развитием. Схожие условия вызывают схожие проявления. Хотя рыцаршами можно назвать эту даму, лишь ориентируясь на её социальную нишу. Слово «рыцарь» произошло от слова «всадник», приобретя со временем другой смысл. Здесь имело хождение слово армасерв, изначальное значение которого было «вооружённый слуга», что больше перекликается с японским «самурай — служивый человек». Но по всем проявлениям она рыцарь. Хоть и без коня. Что уж тут поделать, не приручаются здесь дикие лошади, хуже зебр. Значит, и звать в переводе проще рыцарем.
— Заплатят, — улыбнулся я. — Только потом будут приняты меры, чтоб этого не повторилось.
— А что будет, если такой халумари присоединится к висякам?
— Придут ночные охотницы и перебьют всех, а головы выставят на всеобщее обозрение.
— А откуда они узнают, кто убил?
— Узнают, — улыбнулся я, вспомнив, что система, помимо рекомендаций и контроля субличностей, выполняет ещё и функцию чёрного ящика.
Рыцарша сперва задумалась, а когда оруженоска, наконец, развязала упрямый узелок и помогла снять кирасу, вздохнула с облегчением.
— Хорошо, что этого кого-то, кто так захочет, здесь нет, — ухмыльнулась она. — Я леди Ребекка да Лидия да Мосс. Маркиза Инесса Арская возложила на меня задачу немного уменьшить число разбойниц вдоль тракта, а то всех купцов распугают. И так пошлины снизили, чтоб привлечь побольше.
— Юрий да Наталья. Халумари, — сделав вежливый поклон, ответил я. С этой барышней нужно быть осторожным, но и заискивать не стоит. Скорее держаться как с равной. И плевать на рекомендации, гласящие, что нужно скромно отмалчиваться, как требует этикет. В наших сказках эльфийки не ведут себя, как испуганные белошвейки. Чем я хуже?
Леди Ребекка медленно подошла поближе, осмотрев с ног до головы ещё пристальнее, а потом взгляд перескочил на молча стоящую рядом со мной Катарину, задержавшись на пистолете и фальшионе.
— А что будет, если какой-то халумари напьётся этим вечером?
— Если его не будут вешать, пороть или брать в плен, то ничего.
Воительница медленно расплылась в хитрой улыбке.
— Герда, Клэр! — прокричала она, слегка повернув голову, — Достаньте ещё две чаши. Деревянную для храмовницы и серебряную для этого дерзкого красавчика. И этих с глаз долой, — махнула она в сторону мертвецов.
Она так и сказала, «храмовница», но как догадалась, не скажу. Сам не знаю. Лично я не видел ничего, что выдавало в Катарине паладиншу. Зато после её слов солдатки убрали оружие. Всего их было двенадцать человек.
Я снова вежливо кивнул и последовал за леди Ребеккой к огню. Там сел на небольшую скамеечку, которая всего ладонь в высоту будет. Её мне вынули из колесницы. Такую же поставили для рыцарши, а вот Катарине пришлось сесть. Она положила слева от себя ножны с фальшионом прямо с перевязью. На пистолетах аккуратно ссыпала в рог затравочный порох, при этом спустила курки, придерживая их пальцами. Это был жест вежливости. Нас пригласили к огню, и заряженное оружие — нарушение гостеприимства.
В это время одна из солдаток развязала верёвки, отчего трупы с глухим неприятным звуком упали на землю, с тем чтоб их по очереди уволокли за руки в темноту леса.
А ещё увидел, как Катарина сжала руку, пораненную подвижным затвором моего пистолета. На бинтах поступила кровь. Я поглядел на рыцаршу, а потом залез в свою сумку и вытащил аптечку.
— Дай, перевяжу.
— Клэр! — так громко, что пришлось поморщиться, заорала леди Ребекка. — Что ты так долго копаешься?!
— Иду, госпожа, — подбежала оруженоска, протянув три чаши. Деревянную — моей телохранительнице. Большую медную с чернёным узором — наставнице. Маленькую серебряную — мне.
— Клэ-э-эр, — со вздохом протянула рыцарша, — ну кто подаёт чаши без вина?
И на что их ставить?
— Простите, госпожа.
Я с интересом наблюдал за этим нравоучением, роясь при этом в аптечке. Если бы Клэр была служанкой, её бы уже бранили чёрным словом, то бишь благим матом, а здесь лишь недовольные вздохи. Значит, оруженоска.
Тем временем перед нами девушка, а было ей лет пятнадцать, опустила на траву перед нами свой щит. Следом на траву опустился кувшин, а щит небольшая тарелочка с домашним сыром.
— Садись рядом.
— Спасибо, госпожа.
Девушка опустилась на траву,
— Ну, Клэр, сколько учить можно. Ты сидишь на полшага дальше от стола, чем я. Храмовница, ты тоже за плечом своего нанимателя. Ты не деревенщина, должна знать это. И вина не больше трёх глотков.
Катарина глянула на рыцаршу, а та ехидно ухмыльнулась. Отчего наёмница поджала губы, густо покраснела, опустила глаза и, не вставая с травы, отодвинулась назад. На этом их словесный поединок закончился, и я мог приступить к задуманному.
— Дай руку, — тихо попросил я. Сразу за этим размотал старый бинт. Рана была не серьёзная, но если попадёт грязь, может быть лихорадка. Достав тюбик с перекисью водорода, обильно плеснул на ватку и протёр руку девушки.
Рана вспенилась. И я сразу почувствовал, как все смотрят на меня, а леди Ребекка даже подалась вперёд.
— Что это?
— Мёртвая вода, — пояснил я, — болезнь крови убивает.
А потом быстро намотал новенький бинт, кинув старый в костёр. Ребекка выпрямилась, на секунду нахмурилась, а потом поглядела в сторону Клэр.
— Дитя моё, — ласково протянула рыцарша, — во имя чего должна воительница свершать благие подвиги?
— Во имя богов? — робко спросила девушка?
— А ещё?
— Во имя королевы?
— Ещё.
— Во… во имя благородных юношей, — с запинкой ответила Клэр.
— Ну, так попроси у халумари позволения совершать подвиги во имя его чести.
Катарина как-то нехорошо зыркнула на рыцаршу, а я решил не вмешиваться и принять роль наблюдателя. Обет вершения не накладывал на меня никаких обязательств, кроме одного — помнить имя той, что даст клятву. Это как дама сердца. Нужно только какую-нибудь вещь подарить.
— Но, госпожа, — залепетала девушка краснея и нервно теребя кончик косы. Кстати, только у неё была одна косичка. У остальных воительниц, что у леди, что у её солдаток — по две. Ещё одним исключением была Катарина с шестью косами. Не по ним ли она узнала статус храмовницы.