Внеплановая беременность (СИ) - Кострова Валентина. Страница 31

— Мне нужно побыть одной, — осторожно отползаю на край кровати. Встаю, чувствую спазм, боль парализует меня, я даже не могу сделать вдох. Ищу руками на что опереться, рядом оказывается комод.

— Аня? — Никита оказывается рядом, кладет руку на поясницу, начинает массажировать. — Что-то болит?

Закусываю губу от очередного спазма внизу живота. Что происходит? Я читала про ложные схватки, большинство писали, что они еле заметные, никогда не болючие. А мне кажется, что вот-вот рожу, хотя рожать рано, до планового кесарево есть время.

— Аня, не молчи.

— Мне больно.

— Больно? — паника в голосе Никиты передается и мне. Испуганно вскидываю глаза на мужа, он стоит рядом. Бледный, взъерошенный, с расширенными от страха зрачками.

— Мне же рано рожать, — поддерживаю живот рукой, словно так исчезнут болевые ощущения и все пройдет.

— Я звоню твоему врачу.

— Может это ложные схватки.

— Вот в больнице нам и скажут, что это, — Никита берет себя в руки, вытаскивает мои документы в папке. Я только успеваю следит за ним глазами. Звонит Борису Романовичу, тот видимо направляет в роддом, так как лицо мужа становится серьезным.

— Сейчас мы едем в роддом, Борис Романович тоже выезжает. Сказал, что сегодня хорошая смена дежурит, — помогает мне надеть спортивную куртку, встать, под локоть выводит из комнаты.

— Паша! — кричит Никита, натягивая на меня уже куртку. Пашка выбегает из комнаты, недоуменно на нас смотрит.

— А вы куда?

— Сиди дома, закрой дверь на ключ. Я не знаю, когда мы приедем, держи телефон рядом с собой. Бабушке я позвоню.

— Хорошо, пап.

Меня начинает трясти от страха, я ловлю руку Никиты и крепко ее сжимаю. Он ободряюще мне улыбается, старается скрыть свое беспокойство, тревогу

— Мне страшно, Никит. Что если не так с малышом?

— Все будет хорошо, моя девочка. Все будет хорошо, — прижимает меня к себе, целует в макушку. — Не переживай. Своей паникой ты нервируешь нашего сына. Вот в следующий раз, прежде чем будешь себя заводить по пустякам, подумай о том, что кто-то очень зависим от твоего настроения.

— Ты что ли?

— Да хотя бы я, — слышу смешок. — Ты, правда, Ань много думаешь не том. Вместо того, чтобы выбирать коляски-кроватки, думаешь черт знает, о чем.

Согласиться с ним и пообещать, что больше не буду себя так по-идиотски вести мешает мне очередной приступ боли. Сев в машину, я начинаю наглаживать свой живот, шепотом разговаривать сына, просить его немного посидеть внутри, не спешить. Запрещаю думать о плохом, настраиваюсь на то, что меня скорей всего положат на сохранение, прокапают лекарства и отпустят через пару дней домой. А там я буду лежать на кровати, не переживать, полностью погружусь в выбор детского приданого.

33 глава Аня

Аня

Со страхом смотрю на серьезные лица врачей. Почти все смотрят на монитор, что-то высматриваю, кто-то смотрит на показатели сердцебиения малыша. Схватки, а это оказывается были они, прошли. Я поняла, что это не очень хорошо. Борис Романович задумчиво потирает подбородок.

— Борис Романович, я все же настаиваю на операции прямо сейчас, показатели пульса у ребенка не самые лучшие, — серьезный мужчина со строгим лицом еще раз смотрит на допплер. Сжимаю кулаки, с тревогой всматриваюсь в лицо своего врача. Он согласно кивает, опускает глаза на меня и улыбается.

— Не переживайте, Анечка, в нашем роддоме и таких крошек выхаживают. Все будет хорошо. Не думайте о плохом.

Я заставляю себя улыбнуться. Заставляю себя поверить сказанным словам и довериться профессионалам. Сейчас главное спасти моего сыночка, все остальное неважно.

Мой сын будет здоровым, мы с ним поборемся за счастливую жизнь. Я всегда буду рядом, всегда буду его держать за руку, стоять позади, чтобы в случае падения назад, подхватить его. Я всегда буду его укрывать от непогоды, оберегать от злобы и ненависти этого мира. Мое сердце наполнено безграничной любви к этому малышу.

Приходит медсестра, приносит бумаги, которые я подписываю: согласие на кесарево, на то, что у меня нет никаких противопоказаний на лекарства. Приходит анестезиолог, рассказывает мне, как будет проходить процедура введения наркоза в спину. От его спокойного тона, уверенности в словах немного успокаиваюсь и тоже ему доверяю. Приходит детский кардиолог, его документы вызывают во мне ступор. Я вчитываюсь в черные буквы, а они расплываются перед глазами от внезапных слез.

— Аня, не надо преждевременно себя накручивать. Этот документ формальность, возможно, никакой операции нам и не потребуется проводить, — скрепя сердце, я подписываю разрешение о проведении срочной операции на сердце, если это потребуется. У меня фантазии не хватает представить, как врачи доберутся до сердечка моей крошки.

Меня оставляют одну. Кладу ладони на живот. Малыш слабо шевелится, мое сердце от беспокойства сжимается. В голову лезут нерадостные мысли, отгоняю их от себя, а они все равно возвращаются и ненавязчиво зудят. Я стараюсь не думать о разрешении, про себя молюсь о том, чтобы оно и не потребовалось ни сегодня, ни вообще.

Еще раз оглаживаю животик. Сегодня его уже не будет, а на руках окажется мое персональное счастье. Мой маленький любимый человек. Еще не родился, а уже так много чего перенес. Сильный, неповторимый, красивый.

— Готовы? — мне улыбается милая медсестра, я сдержанно киваю головой. Ни черта я не готова. И жутко боюсь. И хочется, чтобы рядом был Никита. Знаю, что сидит в приемной. Будет сидеть до последнего, пока ему не сообщат, что ребенок родился и со нами все хорошо.

— Садимся, расслабляемся, — анестезиолог улыбается, заходит мне за спину. Я смотрю перед собой. Храбрости оглядеться по сторонам нет, сердце грохочет в груди, как товарный поезд, часто и громко.

— У вас очень сильный пульс.

— Я волнуюсь.

— Подумайте о том, что уже сегодня родится ваш малыш.

Меня пробирает от мурашек, как только я осознаю сказанные слова. Сегодня? Сейчас? И смогу его увидеть? Начинаю волноваться еще сильнее. Меня укладывают на операционный стол. Бориса Романовича узнаю сразу же. Он мне улыбается, об этом догадываюсь по приподнятым уголкам глаз.

— Я ставлю 80 % на то, что ваш диагноз, из-за которого вы переживаете, не подтвердится.

— Вы думаете?

— Коллеги сказали, что все станет ясно после осмотра ребенка. Думайте об этом, — отворачивается от меня. Глубоко вдыхаю, смотрю на потолок. Все будет хорошо. Сегодня со всех сторон об этом говорят, эта позитивная мантра просто не может быть омрачена.

Я слушаю, как тихо врачи между собой переговариваются. Периодически встречаюсь глазами с анестезиологом. Где-то через десять минут меня начинает клонить в сон, хотя обещала себе стойко продержаться до конца. Я уже не прислушиваюсь к словам, все становится расслабляющим гулом. В голове появляется пустота, которая постепенно заполняется мыслями о тех, кто сейчас не рядом.

Когда увижу Никиту, попрошу у него прощения. Я слишком категорична была с ним по поводу Марины. Не мое это дело, какие у него с ней отношения. Нет, я не сомневаюсь в нем, не боюсь, что он внезапно потянется к ней. Никита — человека слова. Если он сказал что-то, значит так есть. Он меня поддержал и поддерживает до сих пор, Марину поддерживает в трудную для нее минуту.

Со своими родителями, точнее с мамой, я поговорю. Признаюсь ей в том, что у меня ребенок, муж, что живу в Москве. Пообещаю летом приехать к ним в гости. Думаю, папа обрадуется, увидев внука. И Никиту. Кольцо на пальце заставит его попридержать язык за зубами.

Вспоминаю Диму… Сообщать или нет? Тут у меня двоякое мнение. С одной стороны, я ему наврала по поводу того, что ребенок не от него; с другой стороны, он имеет право знать… Но все же промолчу, будет меньше проблем. Может ему действительно вдруг взбредет в голову стать активным участником в нашей жизни. Никите это будет неприятно. Все мужчины собственники, и он не исключение.