Ошибка 95 (СИ) - Скуркис Юлия. Страница 25

По пути шеф-оператор поправил ленту с наградами, эту индульгенцию серьезности, символ высокопарности, как говорил его легкомысленный друг, да еще непременно добавлял, что в случае чего на этой перевязи можно повеситься.

Ремо позволил Фридриху догнать себя, взял его под руку и увлек в зимний сад восточной галереи.

— Как это могло произойти? — тихо спросил Ремо, вдруг посерьезнев, когда они остановились на мощеной площадке у небольшого фонтана с серым парапетом.

— Что?

— Убийство!

Фридрих ощутил неприятный металлический привкус на языке. Может, ему послышалось? Может, это журчание воды исказило слова?

— О чем ты, Ремо? — Он был не готов разыгрывать спектакль, и вопрос прозвучал наигранно.

— Фрид, кончай прикидываться, а? Я все знаю. У меня свои каналы. Убийство в Нане. После стольких лет прозябания в нашем болоте — и вдруг ЧП. Я хочу знать, что творится.

Фридрих нервно оглянулся. В саду — никого.

«Ну какой же ты идиот, Ремо. Куда пропало твое чутье? Как долго ты шел по краю пропасти, Ремо непосредственный, Ремо естественный?» — Фридрих был раздосадован. Обычный гражданин коснулся того, чему надлежало быть вечной государственной тайной. Неприятный холодок разлился по внутренностям.

— Пойми, Ремо… — Голос внезапно подвел, и Фридрих прочистил горло. — У нас каждый день пропасть разных случаев. По-твоему я что, обязан их все помнить? На то есть особые комиссии. Они этим и занимаются.

Губы Ремо расползлись в недоверчивой и вместе с тем по-детски бесшабашной улыбке.

— Не делай из меня дурака, Фрид. Я все знаю. Замалчивать такие дела — твоя святая обязанность. Разве не так? Только никакой это не несчастный случай. Речь об убийстве, Фрид. Такого лет сто не происходило! Хочу знать причину, и что ты собираешься делать. Только умоляю, не пытайся вычислить мои каналы. В конце концов, это не имеет значения.

Фридрих тяжело вздохнул и опустился на гладкий парапет. Зачерпнув воды, он ополоснул лицо. Как же паршиво на душе. «Все полицейские подразделения должны быть укомплектованы имплантерами, — пронеслось в голове, — надежными, преданными и предсказуемыми. Никаких утечек, никаких неожиданностей». Он смотрел в водную рябь и по поверхности сознания плыли мысли о будущем полиции, о совершенном государственном механизме, в котором не будет места убийствам и утратам. Рано или поздно это произойдет. Все ошибки прошлого забудутся. Система наладится. Но Ремо, того эксцентричного Ремо, какого он знал долгие годы, уже не будет.

— Эй, Фрид! — Улыбка все еще блуждала на губах певца.

— Ладно, идем в кабинет. — Фридрих Ганф поднялся и зашагал по галерее. Лучше подержать Ремо возле себя, прежде чем решится его судьба.

«Ну, кто его тянул за язык? Он вообще не склонен был говорить о политике», — порой Фридриху казалось, что Ремо старается на эту тему даже не думать. «Он меня дразнит, намеренно издевается», — шеф-оператор неожиданно сбавил темп. Ремо, шедший за ним, тоже притормозил.

Фридрих вспомнил тренинги по харизме. Уверенный немигающий взгляд, контроль дыхания. Он обернулся.

— Зачем тебе это? Ты что, доверяешь тому каналу больше, нежели мне?

Во взгляде Ремо промелькнула грусть, однако ее тут же сменило легкомыслие — самая излюбленная маска.

Фридрих приложил к сканеру ладонь, дверь кабинета открылась. Ремо вошел и, плюхнувшись в кресло, перекинул ногу через подлокотник. Туфля, украшенная стразами, а может, и драгоценными камнями — с этого фигляра станется, — засверкала.

Фридрих убавил свет. Он ощущал, как подступает мигрень. Как назло, куда-то запропастился миником. Это лишь подлило масла в огонь раздражения.

— Давненько я тут не бывал, — сказал Ремо, осматриваясь. Оценив обстановку, он посмотрел на Ганфа долгим взглядом, точно и в самом деле ожидал рассказа.

Фридрих прошел по кабинету из угла в угол, заложив руки за спину. Отчего-то он представил себя заключенным, прогуливающимся по тюремному двору. Пытаясь отделаться от наваждения, он опустился в кресло. Пальцы выбили на подлокотнике нервную дробь. «Надо успокоиться, — сказал он себе, — и продумать разговор с Энтерроном. Должен быть простой способ заставить его прекратить игру».

Несмотря на нелюбовь Ремо к разговорам о политике, его мнение об имплантации Фридрих отлично знал. Двадцать лет назад на концертах Ремо Великолепного публика неистовствовала, а теперь вся эта потрясающая энергетика исчезла, все стало дозированным, умиротворенным. У звезд шоу-бизнеса появилась новая статья расходов — «на впрыск», иначе толпа так и останется полудохлой, как ее ни заводи.

«Они ведь роботы, Фрид! Они обыкновенные роботы! — кричал несколько лет назад Ремо здесь, в этом самом кабинете. — Вы же убиваете жизнь! Вы крадете у организма естественные функции! Я это вижу! Мы, артисты, видим это лучше, чем кто-либо!» «Может, и тебя стоит подрегулировать?» — охладил он тогда его пыл, и мог поклясться — Ремо испугался и больше никогда не озвучивал свои аполитичные взгляды. Но этот случай с убийством показал его приверженность преступному свободомыслию.

«Ты обычный трус, Ремо, ты просто трус и фигляр!» — подумал Фридрих. На смену беспокойству пришло холодное оцепенение.

— Видимо, я действительно должен тебе кое-что рассказать, — сказал он, окончательно совладав с собой. — Не переживай, я не буду спрашивать о твоих каналах. Мы ведь друзья. Только пообещай, что все сказанное в этой комнате останется между нами.

Ремо долго смотрел на него насмешливыми лазоревыми глазами.

— Ну ладно, — сказал он. — Обещаю.

«Вранье», — решил Фридрих. Впрочем, это уже не имело ровным счетом никакого значения.

— Мне придется уехать ненадолго после нашего разговора, — сказал он. — А ты останешься и развлечешь моих гостей. Договорились?

— В обмен на доверие, Фрид.

Шеф-оператор улыбнулся своей коронной улыбкой, которую он обычно демонстрировал журналистам.

— Конечно, Ремо, конечно. Я дам кое-какие указания секретарше. Подожди несколько минут.

Ремо кивнул.

Фридрих закрыл за собой дверь и заблокировал ее снаружи. Он подошел к окну, достал миником.

— Илона. Вы свободны до завтрашнего утра.

Затем набрал Хальперина.

— Подойдите немедленно в кабинет.

В саду Фридрих заметил приемного сына, минуты две попонаблюдал за тем, как Энтони сидит неподвижно на скамье, слушая пение птиц, и вздохнул. Двенадцатилетний мальчик из партии выбраковки имел все шансы отправиться в утиль, если бы не потребность в подопытных. Его даже размораживать поначалу не хотели — такую печальную картину выдавало сканирование мозга. Тот, кто засунул паренька в холодильник на такой запущенной стадии болезни Топоса, попрал все приинципы гуманности — нужно было дать ребенку умереть. Биосивер не смог бы компенсировать работу столь сильно пострадавшего мозга.

Но энтузиасты развития имплантологии в последние десятилетия трудились над созданием кибермозга для домашних любимцев, куда загружалась история прототипа, а тело со временем клонировали. Питомец превращался в условно бессмертного и куда более послушного по сравнению с исходником.

Несколько лет назад некто Нарышкин — представитель радикальной партии "Киберпрогресс" — выступил со скандальным заявлением. Он предлагал организовать и сделать выгодным для всех сторон процесса производство полноценных человеческих клонов. Идея была по-своему гениальной: вырастить суррогатные тела и заменить их ущербные мозги на кибернетические. Ведь полноценное развитие определенных отделов мозга происходит лишь в процессе активного обучения с младенчества и дальнейшей полноценной жизнедеятельности. Но в таком случае каждый клон превратился бы в самостоятельную личность, которую негуманно и противозаконно разбирать на органы.

Содержание клонированных тел в капсулах — процедура весьма дорогостоящая. Подобную услугу не растиражируешь. Но если использовать кибернетический мозг это откроет поразительные перспективы. Более владельцу не потребуется оплачивать хранение своего биоматериала, ведь клон с кибермозгом окажется спососбным удовлетворять свои потребности, да еще и приносить доход, при этом не являясь человеком.