Ошибка 95 (СИ) - Скуркис Юлия. Страница 9
— Ненавижу тебя, тварь! — склонившись прошептал он ей в самое ухо. — Если бы не твоя волчья тоска, я был бы уже за тысячу километров от этого проклятого города.
— Я не понимаю, Рихард… — столбенея от ужаса, пробормотала она.
— Я не Рихард! Меня зовут Айвен Смит.
— Н-не понимаю… — Милу затрясло.
— В наших черепках биосиверы, тупая идиотка! Мы настроены друг на друга.
— Какие биосиверы? — Она попыталась вырваться, но крепкая рука Смита еще сильней вцепилась в волосы. — Я не ставила никаких биосиверов…
Смит швырнул ее на пол и присел на корточки. Он долго, не мигая, смотрел на Милу.
— У меня деловое предложение, подружка. Ты забудешь о существовании Рихарда Сваровски. Ты никогда не станешь мечтать о его возвращении, как сегодня.
— Не понимаю… — снова прошептала Мила и тут же получила пощечину, от которой зазвенело в ушах.
— Ты спятил! — закричала она. — Я вызову полицию!
— Ах ты, маленькая развратная дрянь! — Цепкие пальцы схватили ее запястье. Вмиг лже-Рихард оказался сверху, опрокинув Милу на лопатки и прижав так, что она едва могла пошевелиться.
— Пусти… — задыхаясь, простонала она.
— Если вызовешь полицию, возьму тебя в заложницы и прирежу.
Мила хотела что-то сказать, но из груди вырвались только бессильные рыдания.
— Заткнись, — спокойно сказал он. — Или снова ударю.
— Не надо… — Она прикусила губу. — Я не буду… Только… Насчет биосиверов…
Лже-Рихард подержал Милу еще с минуту, внимательно изучая ее чужим, холодным взглядом, от которого хотелось выть.
— Что ты хочешь узнать? — наконец спросил он, отстраняясь.
Мила тут же отползла от него и забилась в дальний угол.
— По возможности… все.
Лицо лже-Рихарда вновь перекосилось от ненависти.
— Счастливая семья. — Смит встал, пересел в кресло.
— Что? — не поняла Мила.
— Центр «Счастливая семья». Помнишь? — Он вытащил из кармана пачку сигарет, закурил.
— Ты ведь не куришь, — пробормотала Мила.
— Это Рихард не курил, — отозвался Смит и постучал пальцем по лбу. — Мой биосивер вот здесь. А о твоем мне мало что известно, кроме того, что он существует.
Первый шок Милы прошел, и она стала соображать лучше.
— Ты перестал быть Рихардом, когда ударился головой?
— Догадливая. — Смит затушил сигарету о подлокотник кресла.
Он посидел еще несколько секунд, словно размышляя, не прикончить ли ее для надежности.
— Забудь обо мне. — Он вышел так же быстро, как и вошел.
Мила некоторое время сидела на полу, не верилось, что это не сон, жуткий ночной кошмар.
— Экс-Ти, запри дверь! — вскрикнула она, выйдя из оцепенения.
Бессмысленное действие, ведь Смит ушел. Он хотел уйти, уехать, исчезнуть из ее жизни, а она каким-то образом удерживает его.
— Проклятье! — прошептала Мила. — Как я вляпалась в такое дерьмо?
Идиллия разрушилась. Такая красивая любовь не могла быть настоящей, такое понимание, предвосхищение желаний — кибернетический фокус. Дорогое удовольствие, предоставленное даром… За какие заслуги?
Мила ощупала голову. Если допустить, что вмешательство было, вряд ли обнаружится какой-то след.
— Чтоб ты сдох, Смит! Чтоб тебя!.. Чтоб!..
Можно было пройтись и на свой счет: «Дура! Идиотка! Понесло тебя личную жизнь устраивать!» Но поругать себя она еще успеет, а за пережитый испуг причиталось этому Смиту. Да кто он вообще такой?! И куда более неприятный вопрос: «Почему он такой?» О вариантах ответа не хотелось думать.
От звонка в дверь она подскочила как ужаленная.
— Экс-Ти, покажи гостя, — прошептала Мила.
Смит еле стоял на подгибающихся ногах, упершись лбом в дверь и, не переставая, трезвонил.
— Экс-Ти, трансляцию!
Она почувствовала, что сама готова убить самозванца, а потом отправиться крушить здание центра «Счастливая семья».
— Чего тебе?! — рявкнула Мила.
— Н-не д-думал, что так выйдет. Задыхаюсь…
— Какого черта вернулся?
— Н-не с-смог уйти.
— Что ты мелешь? Ты собирался меня убить пять минут назад!
Мужчина выглядел напуганным и растерянным, как прежний Рихарда, когда они встретились на лестнице «Счастливой семьи». Пока она колебалась, незнакомец осел на крыльцо.
«Такое ведь не сыграешь», — подумала Мила.
— Экс-Ти, просканируй посетителя!
— Необходима срочная медицинская помощь, — мгновенно отрапортовала машина. — Вызываю медиков.
— Нет! Стоп! Отменить!
Мила с опаской приоткрыла дверь.
— Горе-маньяк, — прошипела она и, схватив Смита подмышки, с трудом заволокла в дом.
Что же теперь? Не долго думая, она принесла несколько простыней и связала бывшего любовника. Удостоверившись, что пленнику не вырваться, Мила сходила за аптечкой и сунула ему под нос нашатырь.
Мужчина открыл глаза, обвел помещение мутным взглядом и уставился на нее.
— Полицию вызвала? — Слова давались ему с трудом.
— Нет.
— Почему?
— Ты дорог мне, как память. — Мила усмехнулась, таким он был ей не страшен.
— И что? Сделаешь из меня мумию?
— Размышляю над этим. — Она смаковала каждое слово, стараясь показать, что теперь настала ее очередь «восседать сверху», и уповая на то, что храбрость — это всего лишь умение бояться так, чтобы этого никто не заметил.
— Стало быть, решила поглумиться? Меня этим не проймешь. Я ко всякому привык.
По правде Мила не знала, как поступить и не понимала, почему не вызвала полицию.
— Скажи — ты преступник?
Смит ухмыльнулся.
— Отвечай! Ты преступник?
Он отрицательно мотнул головой:
— Нет.
Мила недоверчиво фыркнула. Всем известно, что большинство имплантеров — бывшие преступники. Интересно, когда Смит подписывал соглашение на имплантацию, его уведомили, каким образом пристраивают кибер-марионеток. Счастливая семья мать вашу!.. А я то — дура!
— Экс-Ти, датчики нервных импульсов, — сказала она. — И вывести диаграмму на экран. Ты уж не обессудь, Айвен Смит, — или как там тебя? Оборудование у меня устаревшее, но работает исправно.
Мила закрепила датчики.
Смит покачал головой:
— Докатились. Теперь у них в каждом доме камеры для допросов.
Мила удивленно подняла брови.
— Ты говоришь странные вещи, но, потратив немного сил и времени, мы во всем разберемся. Что ж, побеседуем. Кто ты такой Айвен Смит и откуда взялся?
***
Многое припоминалось отчетливо, но в большинстве случаев картинки проступали неполными, смазанными. Искусственная память вносила искажения.
Шла вторая земная неделя вынужденного пребывания «Картхорс» на орбите Терры-два. Причину задержки так толком и не объяснили. Подполковник Аткинсон, исполняющий обязанности командира, время от времени переругивался с местными властями, грозя вышвырнуть груз в открытый космос и отчалить.
— Не выношу бездействия! — ярился он. — Лучше бы и не выходил из криосна!
Только на третьей неделе ситуация прояснилась. Объявленный карантин внес разнообразие в их монотонную жизнь, но положение быстро перестало забавлять членов команды, которых увешали датчиками. Медики в полной защитной экипировке каждые трое суток исправно появлялись на борту и брали всевозможные анализы. Неудивительно, что команда начала роптать.
Бактерия, как говорили, родилась на Земле. Там уже вовсю бушевала эпидемия; ученые не знали, как справиться с болезнью Топоса. Экипажи кораблей и путешественники, подхватив смертельную заразу, могли инфицировать Терры, но опасность обнаружили вовремя. Их судьбы теперь зависели от резолюции, которую ООН вынесет по отношению к зараженным. Все с напряжением следили за новостями.
Первым на «Картхорс» умер Корнелий Холаскас. Тот день ничем не отличался от предыдущих, которые они бесплодно просиживали на орбите, но именно он положил начало череде страшных смертей. Команды медиков теперь непрерывно дежурили на борту, сменяя одна другую, но их уколы и снадобья не приносили ни облегчения, ни, тем более, исцеления. Липкими холодными лапами ужас охватил души и сердца людей, запертых в смертельной ловушке. Тони Портман покончил жизнь самоубийством, насмотревшись на муки умиравших товарищей. Две трети экипажа в течение четырех дней ушло в небытие. Оставшиеся понимали, что их ожидает та же участь. Люди больше не устраивали истерик, не требовали выпустить их из камеры смерти, в которую превратился корабль. Все пребывали в состоянии отупения и заторможенности, вероятно, от лекарств. Устав от бунтов, медики наверняка стали применять лошадиные дозы транквилизаторов. Остатки некогда дружного экипажа сидели в кают-компании и ждали своего последнего гостя — смерти. У людей не было ни сил, ни желания расходиться по каютам, где их встречали молчаливым укором осиротевшие койки их недавних товарищей.