Марья-царевна из Детской Областной (СИ) - Баштовая Ксения Николаевна. Страница 15
Нет, конечно, есть люди, которые до последнего на ногах, но кто его знает.
— Та тут недалече… — широко улыбнулся поваренок.
— Пишет тебе челобитную, мой царь, Уйка — разбойник. По его словам — потомок Машеки самого…
— Разбойник? Челобитную? — заломил бровь Кощей.
Царский советник медленно кивнул:
— Он самый, мой царь, — прядь золотых волос выбилась из-по очелья, скользнула по щеке, и правителю на миг показалось, что на белоснежной коже Змея промелькнуло пятно черной гнили. — О помиловании просит. Именем Триглава заклинает.
Царь мотнул головой, отгоняя нелепое видение, а Огненный Змей продолжал все тем же напевным голосом:
— Говорит, мол, раз он сам царский родич, то вправе просить о помиловании, даже за те грехи, что его голову отягчают.
Писарь испуганно вскинул голову: неужель самозванец какой в Нави появился?
Кощей поперхнулся смешком:
— Родич? Что-то я не слышал о братьях, — уж этого-то точно бояться не стоит: у царя может быть только один сын, это всякий знает.
Змей позволил себе легкую усмешку:
— Я так понимаю, он намекает на то, что разбойником его предок стал после того, как твой дед, мой царь, его невесту в жены взял… Тут, конечно, скорей свойство, а не кровные узы… Прикажешь голову с плеч долой за дерзость, мой царь?
Спина, наконец, перестала чесаться, и Кощей позволил себе сесть чуть удобнее.
— Что он совершил? За что приговорен?
Змей чуть сильнее развернул свиток, пробежал взглядом последние строки:
— Измельчало Машекино племя. Предок — разбоем промышлял, потомок — татьбой занялся. Чтоб на большую дорогу выйти — гонора, видать, не хватило… Выдали его тебе, мой царь, жители Березняков на поток и разграбление за воровство тайное по покоям чужим… — советник помолчал, о чем-то раздумывая, а потом хмыкнул: — Ловкий малый. Вчера, судя по подписи, в столицу только привезли, а челобитная уже сегодня составлена. Видать, сильно кары боится.
— Кто писал? — хмуро поинтересовался царь. — Сам Уйка или попросил кого?
— Он, по закону, в холодной сейчас сидит. Может, и есть там еще кто…
— И поток с разграблением должен быть… — задумчиво протянул Кощей, оборвав речь на полуслове.
Последняя фраза могла быть и вопросом, и утверждением — Огненный Змей не стал разбираться, продолжил в тон:
— Через седьмицу, мой царь.
Правитель Навьего царства задумчиво подпер рукою подбородок, а затем резко мотнул головой:
— Отложи еще на столько же. Выясни, что про родство он говорил. Узнай, с кем в холодной его держат — сам челобитную писал али помогал кто.
— Будет сделано, мой царь, — советник склонился в низком поклоне.
Честно говоря, в глубине души Маша была уверена, что к Соловью она идет совершенно зря. Вряд ли он будет ее слушаться, пить горячее молоко и полоскать горло содой и солью.
И вообще, диагноз поставлен совершенно не точно! Может, у него не ларингит! Может, он просто голос сорвал!
Но, с другой стороны, это ведь ее обязанность — лечить людей! Пусть даже они, может, и не совсем люди, и вообще — Маша — педиатр… Это ведь все — совершенно не оправдание.
А если вернуться в свою комнату и сидеть, ничем не заниматься, ожидая, когда там к тебе решит заглянуть внезапно обретенный жених, можно, помереть попросту — от голода и от скуки.
А так, глядишь, Соловью поможешь, а он, как-никак, царский лесничий. Глядишь, что-нибудь умное подскажет… Например, как уговорить Кощея временно вернуть Машу домой, покормить кота и успокоить родителей. А потом можно будет и дальше с внезапно свалившейся на голову свадьбой разбираться.
Поваренок дорогу показал правильную: по крайней мере, Маша даже не особо заблудилась: спокойно вышла за ворота местного "Кремля" — ее даже никто не пытался остановить: двое стоявших на воротах мужчин, вооруженных длинными копьями проводили ленивыми взглядами, но даже не окликнули, — и направилась вниз по улице.
Босоножки, которые Маша не рискнула поменять на местную обувку, явно не подходили для ходьбы по выложенной бревнами мостовой: каблуки — шпильки безбожно скользили по круглякам, проваливались в щели между ними и намертво застревали, чудом не выламываясь вместе с супинатором. Приходилось останавливаться и спасать столь несовременную обувку. Хорошо хоть никто из мимо проходивших местных жителей не заинтересовался, что происходит и не поспешил помочь, а то б наверняка возникли какие-нибудь вопросы по поводу все тех же босоножек, явно не вписывающихся в эпоху.
Впрочем, и на самих местных жителей стоило разглядеть повнимательней. Обычных людей среди них была хорошо если треть. Все остальные могли смело играть в каком-нибудь фильме — фентези без грима и спецэффектов. За то время, пока Маша спасала свои босоножки, она успела разглядеть нескольких рептилоидов, парочку призраков, девицу с синими волосами, с которых ручьем текла вода, двух или трех существ без головы, но с глазами на груди… Короче, посмотреть было на что…
И весь этот калейдоскоп странных существ сновал по улицам самого что ни на есть сказочно-славянского городка, сошедшего с картинок Билибина…
Сама Маша, может, и смотрелась чуждо на "страницах" этой сказки, но к счастью, все прохожие были заняты своими делами, а потому никто не додумался остановиться и поинтересоваться: "А чего это вы, женщина, без головного убора и без косы?". А может, коловертыш и преувеличил значимость прически…
Как бы то ни было, следуя советам поваренка Маша наконец добралась до своей цели. Ну или до дома, который вполне мог оказаться тем, что ей нужен — а то кто его, знает, вдруг заблудилась, или адрес не тот сказали…
Впрочем, проверить, правильно ли ее послали, Маше не удалось: за мгновение до того, как женщина наконец решилась шагнуть к воротам нужного дома, они приоткрылись и навстречу гостье вылетела воронья стая.
Птицы закружились вокруг женщины, мешая сделать хоть шаг, задевая крыльями волосы, насмешливо каркая.
Кощеева невеста испуганно отпрянула, закрывая руками лицо:
— Ой!
Все это было настолько неожиданно, что даже ни одно ругательство на язык не прыгнуло.
А птицы кружились вокруг, били крыльями, то ли нападая, то ли издеваясь.
— Нашли баловство! — зло просипел знакомый голос. — А ну — кыш!
Вороны порскнули в разные стороны, пали на землю… И рядом с потрясенной Машей на месте птиц вдруг появились трое парней: чернявых, смуглых и чем-то неуловимым похожих друг на друга.
И одновременно — на стоявшего в воротах мрачного Соловья — разбойника… Точней, Одихмантьевича, поспешно поправилась про себя Маша. Не хватало только его не по отчеству обозвать.
Былины, это конечно, хорошо, но как-то неудобно начинать лечение человека с оскорблений…
— А мы чего, мы ничего… — в один голос загнусавили парни. — Мы так… это самое…
— Вижу, что ничего, — огрызнулся Соловей. С голосом у него с прошлого дня ничуть не полегчало. — К девке чего пристали?
— А у нее коса отрезана! — хохотнул один из парней.
— Небось и ворота дегтем в свое время обмазали! — поддержал его второй.
Третий просто скалился в белозубой улыбке, но было видно, что он в любой момент готов поддержать братьев.
Маша поняла, что пора что-то делать. Иначе ее просто сейчас в грязь втопчут, а потом еще и ноги вытрут.
Ну, или наоборот. Сперва вытрут, потом втопчут.
Кощей устало потер глаза:
— Что следующее?
Царский Советник отложил на стол уже ненужные бумаги, оставив в руках всего один свиток:
— Челобитная от сиринов и гамаюнов из Северных лесов. В гнездовья к ним зло неведомое повадилось. Мор у них пошел, птенцов губит. Плакались они посаднику царскому, а тот нос воротит, не желает откликнуться, говорит — сами разберетесь, целители у вас есть. Просят они о помощи, именем Рода заклинают…
Кощей задумчиво побарабанил пальцами по подлокотнику, поднял глаза на Змея: