Соблазнитель - Хантер Мэдлин. Страница 33
Урон, понесенный Тиндалом в гостиной графини, был действительно огромен, он равнялся двадцати тысячам фунтов. Никогда еще Эндрю не испытывал такого потрясения. И дернул же его черт сесть за ломберный столик в этой сомнительной компании! Ведь прежде он играл только наверняка, когда знал, что не проиграет. Он презирал игроков, не знающих меры и не способных вовремя обуздать азарт, встать и уйти, пока не потеряли все свои деньги. Да и вообще карты не доставляли ему особого удовольствия. Несомненно, на него снизошло какое-то наваждение.
Виной всему, разумеется, была эта девчонка. Из-за нее он так и не смог сосредоточиться на игре, то и дело представляя себе юную нимфу в разных соблазнительных позах. Это невинное прекрасное создание излучало особую чувственную ауру, обладало неповторимой грацией и было прекрасно развито для своего возраста. На взгляд Эндрю, ей было не более семнадцати лет, что делало ее для Эндрю особенно привлекательной. Девицы, которых поставляла ему для плотских утех сводница миссис П., не шли с ней ни в какое сравнение, все они были грубыми и тупыми, ему же хотелось чего-то утонченного, изящного, оригинального. Диана полностью соответствовала его вкусу, а потому невероятно его возбуждала. Он был готов рыть копытами землю ради обладания такой породистой кобылкой, подобно старому коню, заприметившему в табуне еще непокрытую самку.
Пока Диана сидела с ним рядом, на диванчике, он так и не смог совладать с возбуждением и был вынужден беспокойно ерзать на стуле, тщетно пытаясь унять ноющую боль в чреслах. Теперь, вспоминая свое лихорадочное состояние за ломберным столиком, он вдруг понял, что в действительности был возбужден еще с того момента, когда впервые увидел ее на балу. Несомненно, похоть совершенно затмила ему рассудок.
Однако же еще ни одной смазливой девице не удавалось довести его до прострации. Ведь будь он в здравом уме, разве проиграл бы за ночь двадцать тысяч фунтов? Диана же сумела ввергнуть его своими улыбочками в такое душевное смятение, что он опомнился, лишь когда подсчитал общую сумму проигрыша.
После такого потрясения Эндрю было уже не до рыбалки, сказавшись больным, он остался дома зализывать раны. Проводив рассеянным взглядом удаляющиеся по аллее кареты, Тиндал тяжело вздохнул и тупо уставился на лужайку возле парадного входа. С каждой минутой лицо его все больше мрачнело, подозрение, что Сент-Джон ловко обманул его, стремительно крепло в раскалывающейся от боли голове. Представив себе, как ликует сейчас этот шулер, Тиндал вскочил с кресла и заметался по комнате, готовый расколотить что-нибудь со злости.
Внезапно он заметил за окном нечто такое, что заставило его остановиться и присмотреться к заинтересовавшему его объекту получше. Лицо Тиндала просветлело, на губах заиграла похотливая улыбка: он узнал в стройной дамской фигуре знакомые черты предмета своего вожделения. На прогулку вышла Диана Албрет собственной персоной! Один лишь вид ее великолепных каштановых локонов поднял Эндрю настроение. Волнение снова вселилось в скованное тоской мужское естество. Тиндал вдруг вздрогнул, пронзенный великолепной идеей, сулящей ему легкое решение всех насущных проблем.
В свете ниспосланного ему прозрения надменный Сент-Джон из победителя превратится в жертву, достойную справедливой кары. А Диана Албрет при всей ее внешней привлекательности заняла в его глазах место, предопределенное ей судьбой, – заурядной парии, единственным достоинством которой были стройная фигурка и ангельское личико. Когда все свершится, почтенные люди единодушно согласятся в том, что виноват сам глупец и гордец Сент-Джон, а доверчивый добряк Эндрю пал жертвой своих искренних заблуждений. Разумеется, вопрос о карточном долге в двадцать тысяч фунтов отпадет, ибо мертвецы, как известно, претензий по частным обязательствам не предъявляют.
Прогулявшись по аллеям старинного парка, Диана успокоилась и вернулась в свои апартаменты с твердым намерением сегодня же приступить к решительным действиям. Безделье и пустое времяпрепровождение ей уже опостылели, а живой мужской интерес, проявляемый к ней Дэниелом, вызывал у нее серьезные опасения за свое будущее. Как только дамы уехали на взморье, где они собирались пробыть до вечера, она подошла к гардеробу и начала переодеваться.
За окном светило яркое солнце, тучки исчезли за горизонтом, день обещал быть ясным, однако Диана решила не рисковать и надеть добротные полусапожки, платье из плотной ткани и плащ: путь ей предстоял неблизкий. Конечно, было бы предпочтительнее облачиться в свою старую школьную одежду, и не столько ради конспирации, сколько для большего душевного спокойствия. Мысли о том, что новые вещи куплены ей мужчиной, не являющимся ни ее родственником, ни опекуном, выбивали ее из колеи и мешали ей сосредоточиться на обдумывании плана действий. Тем не менее, Диана смирилась с этим неудобством и, быстренько одевшись, вышла из спальни.
Тишина, воцарившаяся в доме, напомнила ей безмолвие в ее школьной каморке, с которым она свыклась за долгие годы тоскливого одиночества. Но в отличие от былой поры розовых девичьих грез теперь Диана не прониклась неосознанным страхом и желанием разрыдаться от отчаяния. С тех пор как она рассталась в Руане с мадам Леблан, бывшая наивная школьница многое повидала и кое-чему научилась. У нее уже не осталось никаких иллюзий относительно мотивов странных поступков Дэниела, она знала наверняка, что в другой раз он уже не удовлетворится поцелуями с ней наедине в безлюдном месте, как тогда, возле бурного ручья в лесном овражке. А потому ей требовалось срочно покинуть и его гостеприимный дом, и радушную сестру и бежать куда глаза глядят, подальше от их подарков, советов, наставлений, ласк, объятий, пока она еще не сошла с ума. Сердце подсказывало Диане, что здесь, в родной Англии, она не погибнет, порвав с Дэниелом, и сумеет самостоятельно наладить свою жизнь.
Спустившись на первый этаж, она разыскала на кухне служанку Мэри и спросила у нее, как добраться до ее деревни.
– Вы намерены съездить туда, миледи? – удивилась девушка.
– Да, я подумываю над этим, – уклончиво ответила Диана.
– Надо сперва добраться по дороге на запад до Уитема, затем свернуть на проселок, ведущий на север, а потом снова двигаться в западном направлении до Бринли, – выпалила Мэри, польщенная намерением прекрасной светской дамы посетить ее родную деревушку ради встречи со своим возможным родственником – викарием Албретом.
– И сколько времени обычно уходит у тебя на поездку туда? – спросила Диана.
– На повозке – часа два, но в хорошую погоду. Это, разумеется, отсюда, а не из Лондона, – сказала девушка. – В дождливую пору проселок после Уитема превращается в сплошное месиво, и тогда путешествие на телеге может растянуться на полдня. Так что лучше поезжайте туда в ясный день, миледи.
Поблагодарив отзывчивую девушку за полезный совет, Диана покинула дом через черный ход, как делала это в первые дни своего пребывания в Париже, и вновь почувствовала себя бедной сиротой без единого пенса в кармане, на которую никто не обращает внимания. Но это вполне ее устраивало, поскольку выглядеть и ощущать себя нарядной игрушкой Дэниела Сент-Джона ей совершенно не хотелось.
Рассудив, что телега движется ненамного быстрее, чем пешеход, Диана решила идти пешком и бодро зашагала по дороге, ведущей на запад, уверенная в том, что успеет вернуться в усадьбу раньше, чем рыбаки и сопровождающие их дамы с увеселительной прогулки на взморье.
Но не прошло и часа, как до нее дошло, почему люди предпочитают быстрой ходьбе медленную поездку в повозке.
Во-первых, ее французские полусапожки на тонкой подошве на деле оказались далеко не такими добротными, какими казались, пока стояли на полке в гардеробе: они не только натерли ей до красноты пятки, но и насквозь промокли, едва лишь в Уитеме она свернула на раскисший от дождей проселок. Во-вторых, от усталости у нее распухли и разболелись ноги, и без того саднившие от продолжительной ходьбы по изрытой ухабами дороге. Значит, права мудрая мадам Леблан, учившая своих воспитанниц не соблазняться роскошью и благами, дабы не разнежиться и не поддаться соблазну ублажить свою размякшую плоть. Она же не вняла этому уроку и теперь наказана за это.