Сезон охоты на людей - Хантер Стивен. Страница 85

Она поднялась, изумленная тем, что сохранила способность двигаться, несмотря на то что всю ее кожу жгло, словно огнем, и даже успела заметить быстро проступавшее на рубашке пятно крови. Ее качнуло, она упала на колено, но тут же снова вскочила, замахала руками и отчаянно крикнула Ники:

– Нет! Нет! Беги! Беги!

Испуганная и растерянная девочка застыла на месте.

– Беги за отцом! – крикнула Джулия и, не дожидаясь ответа, повернулась и принялась карабкаться направо, на крутой склон, поросший кустами и чахлыми низкорослыми деревцами, надеясь, что убийца предпочтет стрелять в нее, а не в девочку.

Ники взглянула на свою мать, бегущую к краю уступа полки, повернулась, хлестнула коня и почувствовала, как он с места взял в галоп. В воздухе облаком висела пыль, выбитая копытами, она мешала дышать, липла к залитому слезами лицу, но Ники пригнулась к лошадиной гриве и хлестнула коня, хлестнула еще раз и, хотя он заржал от боли, хлестнула в третий раз. Она колотила его по бокам своими английскими сапожками, и через несколько секунд ее охватили темные тени каньона и она поняла, что оказалась в безопасности.

И тогда она услышала выстрел.

Глава 27

Снайпер выстрелил, и картина в прицеле – сильная, прямо-таки героическая грудь, точно перекрещенная волосяными линиями прицела, отъюстированного на дистанцию в семьсот метров, – заранее сказала ему, что он попал в цель. А когда винтовка после отдачи вернулась в прежнее положение, он лишь несколько долей секунды видел красное пятно – дыру в половину грудной клетки, а в следующее мгновение тело свалилось в пыль.

Тогда он перевел прицел на женщину, но...

Он был поражен стремительностью ее реакции. Весь сценарий его стрельбы основывался на том, что женщина окажется полностью парализованной при виде того, как пуля разнесла грудь ее мужа. Она должна была впасть в ступор, и следующий выстрел оказался бы очень простым.

Женщина рванула своего коня с места чуть ли не в тот же миг, и он был изумлен тем, сколько пыли при этом поднялось в воздух. Нельзя учесть все на свете; так вот, он не принял в расчет пыль. Он не имел возможности выстрелить почти секунду, а потом, намного быстрее, чем он мог себе представить, женщина и ребенок с сумасшедшей скоростью помчались к каньону и к спасению.

Он испытал мгновенный приступ паники – никогда прежде с ним такого не случалось! – и отвел глаз от окуляра, чтобы взглянуть на удиравшую женщину невооруженным глазом. Она оказалась намного дальше, чем он рассчитывал, угол был нехороший, в воздухе висела пыль. Просто невозможный выстрел. А ведь у него оставались считанные секунды до того, как она и девчонка спрячутся в ущелье.

Он сразу же подавил страх, отложил винтовку и взялся за орудие, которое часто и хорошо помогало ему: бинокль «лейка» с лазерным дальномером. Стрельба на неизвестную дистанцию почти бессмысленна. Он навел прибор на женщину, и перед ним поплыли точные цифры. Вот она на расстоянии в 765 метров, а теперь уже в 770 и продолжает стремительно удаляться.

Его мозг все еще вычислял нужную поправку, а он уже отложил бинокль и не глядя взял винтовку, лежавшую с закрытым затвором выбрасывателем вверх справа от него Огромный опыт и врожденная способность к расчетам подсказывали ему, что он должен взять на добрых девять метров перед ней – нет-нет, девять было бы, если бы она двигалась перпендикулярно линии огня, а угол-то был острым, градусов этак сорок пять или пятьдесят, так что он возьмет поправку в семь метров.

Одно деление миллиметровой шкалы (волосяные линии в прицеле были размечены несколькими разными величинами) на таком расстоянии соответствовало приблизительно семидесяти пяти сантиметрам, и поэтому, прицеливаясь, он навел перекрестье на шесть миллиметров вперед и на миллиметр выше цели, так что фигура женщины касалась лишь самого края толстой части горизонтальной линии. Невозможный выстрел! Невероятный выстрел! Почти на восемьсот метров по быстро движущейся цели, под острым углом и сквозь густую пыль.

Винтовка отдала в плечо и возвратилась в прежнее положение, чтобы показать стрелку что-то непонятное. Он толком ничего не видел: лошадь упала, затем вскочила, яростно подскакивая и брыкаясь, и в воздухе плыла туча пыли.

Снайпер снова передернул затвор.

Где же она? Ребенок был совсем забыт; впрочем, это было не важно.

Снайпер вгляделся в пыль, затем отложил винтовку и взял бинокль, поле зрения которого было намного шире.

Так где же она? Попал ли он в нее? Находится ли она где-то там? Мертва ли она? Удалось ли ему со всем этим покончить? Он ждал, как ему показалось, несколько столетий и все это время не дышал. Ну наконец-то, вот она, раненная – он разглядел кровь на голубой рубахе – и еле движется от боли после падения. Но она не в шоке, не сдалась, не растянулась на земле, ожидая смертельного удара, подобно многим, впервые оказывающимся под неизбежной угрозой смерти. Она героически отступала от лошади и клубов пыли к краю уступа.

Легкая мишень. Стоит предпочесть ее девчонке, которая все равно ничего не значит.

Женщина была уже на краю.

Он навел бинокль прямо на нее и на мгновение увидел ее лицо, успел мельком заметить ее красоту. На него накатила было меланхолия; впрочем, его сердце было жестким и непреклонным, и он без труда отогнал непрошеное чувство. Снайпер нажал кнопку, чтобы послать в нее луч умного лазера, тот вернулся рикошетом назад и показал на маленьком табло: 795 метров. Снайпер знал, что ему нужно прицеливаться точно по центру и на одно деление ниже горизонтальной линии.

Он аккуратно положил бинокль, взял винтовку и увидел ее на том же месте: она просто стояла там, подстрекая его сосредоточиться на ней, чтобы дать тем самым своей дочери возможность скрыться в темном ущелье. Его прямо-таки тошнило от дурацкой храбрости женщины. И от безумной храбрости ее теперь уже покойного мужа его тоже тошнило.

Кто они такие, эти люди? Какое у них право обладать таким благородством духа? С какой стати они считают себя особенными? Кто дал им на это право? Он навел на середину ее фигуры первое миллиметровое деление, расположенное ниже горизонтали.

Одновременно с нажатием на спусковой крючок в нем ярко полыхнула вспышка ненависти.

Винтовка вздрогнула. Время полета пули – около секунды, может быть, чуть-чуть меньше. Пока 175-грановая пуля семимиллиметрового патрона «ремингтон магнум» чертила поперек каньона свою невидимую, непресекаемую трагическую параболу, у снайпера было несколько мгновений, чтобы разглядеть женщину. Собранная, спокойная, не сдающаяся до самого конца, она стояла выпрямившись, зажимая рукой свою рану. А потом она исчезла из поля зрения прицела; вероятно, пуля сбила ее с ног. Она скатывалась все ниже и ниже, поднимая пыль, пока не исчезла из виду.

Снайпер не чувствовал ничего.

Он сделал свое дело. Дело закончено.

Он сел и с изумлением почувствовал, что его белье промокло от пота. Он ощущал только пустоту, точно так же, как и тогда, когда в прошлый раз видел этого человека в своем прицеле, – лишь ощущение профессионала, закончившего еще одну работу.

Снайпер снова навел прицел на мужчину. Ясно, что этот ликвидирован. Очень глубокая и широкая рана, прямо-таки необъятная, это хорошо заметно даже с такого расстояния. Но тут он одернул себя. Такой живучий, такой здоровый, такой серьезный соперник. Зачем испытывать судьбу?

В этом было что-то нечистое, как будто он намеревался унизить кого-то, чуть ли не равновеликого себе. Но он снова уступил соображениям практичности: главным для снайперов являются не абстрактные соображения о чести, а выполнение работы.

Он передернул затвор, выбросив гильзу, и навел перекрестье прямо под подбородок, который так удачно подставил ему лежавший на спине выгнутый труп. При таком положении пуля пройдет прямо в мозг со скоростью 550 метров в секунду. Десятисантиметровая мишень на расстоянии в 722 метра. Еще один грандиозный выстрел. Он расслабился, чтобы успокоиться, потом в нужной степени напрягся, снова подвел перекрестье к выбранной точке и почувствовал движение спускового механизма. Прицел подпрыгнул и вернулся на свое место; труп дернулся и, казалось, снова окутался облачком пара, розоватого тумана. Ему уже не раз приходилось видеть такое зрелище. Выстрел в голову вышибает мозги в виде мельчайших капелек, похожих на туман. Этот туман почти сразу же рассеивается. И больше ничего, на что стоило бы смотреть или о чем имело смысл думать.