Телохранитель моего мужа (СИ) - Ночь Ева. Страница 17

— Без сахара, — качаю головой. — Но не такой крепкий, наверное.

Это смелость высшего уровня. Алексею я бы никогда в подобном не призналась. Правда, он никогда не наливал мне чай, а уж тем, что мне нравится или не нравится, он вообще не интересовался. Мне кажется, спроси его — и он не найдёт ни одного правильного ответа, что я люблю. Это касается всего. Не только еды.

Артём поступает проще: он забирает чашку из моих рук — мягко и осторожно. Его пальцы скользят по моим. Горячие. Я помню всё до мельчайших подробностей. Простое касание? Или специальное? Я не знаю. Лишь дух захватывает, воздух в лёгких застревает. Я захлёбываюсь пустотой, но продолжаю играть роль: сижу смирно, глаз не поднимая. Здесь везде камеры. Им незачем видеть моё лицо и эмоции.

Он отливает мой чай в свою кружку. А в мою чашку льёт кипяток.

— Вот так сгодится?

— Вполне.

Артём кивает и пьёт «мой», отлитый чай. Я вижу, как его губы касаются края кружки. Меня бросает в жар. Я поспешно делаю глоток, обжигаюсь, закашливаюсь, ставлю чашку на стол поспешно. Чай разливается, выплёскивается мне тыльную сторону ладони.

Неловкая корова!» — слышу я голос мужа и сжимаюсь.

— Рина, ну что же вы сидите? — снова возвращает меня в кухню мужчина, которого я слишком хорошо помню.

Он хватает меня за руку и тянет к раковине, подставляет обожжённое место под струю холодной воды.

Я невольно вскрикиваю: это то самое запястье, что сжимал сегодня Алексей. Там багровые синяки и болит.

— Простите, — кажется, он чертыхается почти неразборчиво, затем осторожно промокает руку и мажет обожжённое место маслом. Там ерунда — лёгкое покраснение, а он носится со мной, как с принцессой элитных кровей. Будто я очень важная персона. Но, может, так и поступают слишком хорошие телохранители — хранят тело своих подопечных во всех смыслах.

— Всё хорошо, — мотаю я головой. — Я сама виновата.

И тогда он хватает меня за плечи. Не резко, не нежно. Просто кладёт руки и немного сжимает

— Посмотри мне в глаза, — это почти команда, но звучит как просьба — тихо и напряжённо.

— Не надо, — испуганно бормочу я, сжимаясь. — Здесь камеры, — произношу одними губами.

— Они отключены, Рина. Не бойся. Просто посмотри мне в глаза.

19. Артём

— Что вы делаете? — она всё ещё не может поверить, пытается переиграть ситуацию, но не возмущается громко и напоказ, а жалко шепчет, всё ещё не поднимая глаз.

— Просто посмотри мне в глаза. Ну же, не бойся, — прошу я её. Мне до пиздеца сейчас нужно, чтобы она хоть немного пришла в себя. Хочу увидеть не запуганную истерзанную чужим мужиком женщину, а мою девочку. Ту самую — смелую, что могла вышагивать на высоких каблуках и привораживать взглядом.

У неё другая причёска. Волосы обрезаны до плеч и скрывают часть лица. Но синяк на подбородке не спрятать. И руку, что сжимал этот прыщ и наставил отметин, — тоже. Если я раздену её сейчас, при свете, увижу и кое-что другое. То, чего не смог увидеть там, в тёмном номере. Теперь мне понятно её четвёртое «не». При свете я бы заметил.

— Я отключил эти чёртовы камеры. Ну же! — слегка встряхиваю её, и она выпрямляется, расправляет плечи, выпячивает грудь, вздёргивает подбородок, распахивает глаза. В них не вызов, нет. Тревога. Меня словно омывает тёплой волной. Моя девочка переживает и за меня немножко.

— Вы его не знаете. Лучше не рисковать. Он поймёт, и тогда будет плохо всем. Пожалуйста, не нужно. Зачем вам проблемы? Он найдёт тысячи способов уничтожить вас. С работы выгонят. И больше вы не сможете нигде пристроиться.

Она думает, что меня это волнует.

— Выкинь страхи из головы. «Шанс» — агентство моего деда. Никто меня оттуда не выкинет. Сейчас здесь я и мои ребята. А ещё есть один уникум, который точно знает, как обмануть твоего индюка с камерами слежения. Он такую картинку нарисует, что твоему уроду и мысль об обмане на ум не придёт. Да ему сейчас и не до того, чтобы приглядываться да подозревать. Расслабься.

— Он может вернуться в любую минуту, — какая же она упорная, моя девочка. Я пытаюсь сдержать улыбку, но губы у меня вздрагивают.

— Сегодня не придёт. Звонил. Плевался.

— Он может сказать так, а сделать по-другому. Нагрянуть с проверкой. Он… подозрительный очень.

— Но тебя это не остановило, правда?

Рина дёргается так, что я пугаюсь. Будто её током прошило насквозь. Глаза распахиваются, рот приоткрывается. Она дышит часто и тяжело. Грудь ходуном ходит, отчего её «мячики» упруго подскакивают. Руки зудят прикоснуться к ним, но я терплю.

— Тише, тише, — глажу её по плечам, словно пытаюсь отогреть. Она ищет ответ в моём лице. Я прикрываю глаза и киваю. На губах моих расцветает улыбка.

— Ты узнал меня, да? — шепчет испуганно.

— Сразу же. Я узнаю тебя из тысячи женщин, Рина.

Я поправляю ей волосы, касаюсь пальцем скулы, обвожу осторожно, затаив дыхание. Я сейчас как ребёнок. Ко мне пришёл Дед Мороз и принёс самую большую драгоценность. Самый лучший подарок.

— Скажи же моё имя, наконец. Я и так слишком долго ждал.

Она сжимает губы, качает головой.

— Ну же, маленькая, давай, — подстёгиваю я её. — Ты же у меня храбрая девочка, правда?

Губы мои совсем близко. Я улавливаю её дыхание. Она — моё. Мы стоим рядом, но телами не прикасаемся. Какая же это бездонная пустота. Огромная пустыня между нами, но такая жаркая, что хочется стянуть футболку через голову и вытереть пот под подмышками.

— Артём, — её настоящий голос звонкий, девчоночий совсем. Но мне нравится. Этот голос подходит ей больше. По комплекции, под глаза — доверчивые и тревожные. Она сейчас вообще не похожа на ту женщину, с которой я провёл ночь.

Она постоянно разная. Надо это признать. То замухрыженная тётёха в очках и с прилизанным хвостом. В растоптанных туфлях и бесформенном пальто. То роковая вампирша — поедательница не крови, а мужских сердец. Да что там — кровь она тоже способна выпить до дна, дай ей только волю.

— Я весь твой, девочка, — шепчу ей в самые губы. — Сделай же со мной, что ты хочешь.

Она колеблется, как капля росы, что повисла на самом кончике длинного острого листа. А затем падает, падает, падает в мои объятья, прижимается со стоном к моему рту, целует неловко. Точнее, просто губы прикладывает, будто желая исцеления. Но я не икона и не чудотворец. Просто мужик, которого она смогла схватить за яйца.

Ладно, куда сильнее зацепила и крепче, но пока я даже себе страшусь в этом признаться. Всё очень сложно. В душе — раздрай и сумбур. Знаю лишь одно: я не дам ей погибнуть. Вырву из лап урода, что гордо, как собственные рога, носит звание её мужа.

Я целую её. Подхватываю под попу. Прижимаю к себе. Тело истосковалось. Руки истомились. А я изнываю от жажды — никак не могу насытиться близостью.

— Что мы творим? — бормочет она, когда я оставляю в покое её губы и прокладываю цепочку поцелуев по шее.

— Целуемся? — я двигаю бёдрами, давая понять, что просто так не оставлю её. Это приглашение. Это, чёрт побери, безумие, в которое я хочу нырнуть. Но не просто погрузиться в волны похоти, а утянуть с собой её — мою добычу, мою девочку, без которой нет смысла уходить за грань.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Пожалуйста, не надо, — слабо отпихивает она меня руками. — Пожалуйста, Артём. Прошу.

И я отступаю. Делаю над собой усилие. Отрываю руки от её тела. Два шага назад. Она не играет. Напугана. А я… слишком напирал. Чем я лучше её благоверного?.. Никогда. Ничего не будет без её желания. Иначе — снова насилие. Я уверен: её козёл любит пожёстче, если можно так выразиться.

— Прости, — я делаю ещё шаг назад. Рина обнимает себя за плечи. Руки крест накрест в защитном жесте.

— Ты не мог меня узнать, — кажется, кто-то ещё не может поверить, что её тайна вышла наружу. Нелепая мысль тут же приходит в голову. Она что, решила, что я буду её шантажировать?.. Буду домогаться? Нет, только не это. Но чтобы знать наверняка, что у неё на уме, я должен спросить. Но язык не поворачивается. Вдруг я ошибаюсь?