ВИЧ-положительная - Гарретт Кэмрин. Страница 32

— Ну ты даешь. — Майлз лишь улыбается, качая головой. — Какое глубочайшее сочувствие.

— Да нормально все. — Я пожимаю плечами и пододвигаюсь к нему. — Если тебя это не напрягает, то и меня тоже. Шрамы есть у всех. Если ты понимаешь, о чем я.

— Угу. — Он закусывает губу. — Я просто решил поделиться. Это, конечно, не ВИЧ, но я хотел показать тебе что-то такое, чего еще никто не видел. Мои ребята были на поле, когда это случилось — один придурок из другой команды меня подрезал, а остальные практически затоптали, — но сам шрам они не видели.

— О… — Каким-то странным образом это даже мило, хоть и звучит кошмарно. — Ну, я рада, что ты мне показал. Такая честь, я польщена.

Это шутка, но он не улыбается. Я вдруг понимаю, что ему нужно было это услышать.

Теперь он еще ближе ко мне, и наши плечи касаются. Иногда, когда Майлз сидит рядом, мне кажется, что он такой большой, что может отгородить весь мир. И все плохое тут же перестанет существовать.

Мы молчим, прильнув друг к другу, и я вдруг осознаю всю серьезность момента. Это уже не просто мило. Так… Так иногда смотрят друг на друга мои родители или герои любовного романа, полного символизма и сердечных признаний.

Или, может, я просто воспринимаю это слишком всерьез. Я сглатываю комок в горле.

— Ну ты в курсе, да? Что не ты один знаешь про мой статус? — говорю я, нарушая молчание. — Так что это не совсем уж секрет, не как у тебя. Опять ты меня обставил!

— Эй. — Он поворачивается ко мне и смотрит в лицо. — Да ты не парься. Я просто хотел тебе показать.

Кажется, у него лучше получается вот это вот все — он всегда знает, как и что сказать. Я подношу его руку к своим губам и целую костяшки пальцев. Он смотрит на меня потемневшими глазами. Пусть у него и получается лучше, но вовсе не значит, что я не могу попробовать.

— Ладно, — говорю я и тяну его за руку. — Пойдем отсюда.

***

Рыбацкая пристань — туристическое место. И если и есть что-то, что я ненавижу больше белых расистов, так это туристические места. Пропахший мертвыми морскими гадами и жареной едой район всегда под завязку забит толпами растерянных туристов с фотоаппаратами. А если учесть, что сегодня суббота, то час чистого раздражения мне гарантирован. Сама бы я сюда никогда не пошла. Дала Майлзу выбрать место, вот и поплатилась.

— Да ладно тебе! — Он замечает мое выражение и забрасывает руку мне на плечо. — Не будь букой. Здесь можно хорошо провести время. Я думал, мы сходим на площадь Гирарделли, поедим мороженого или типа того.

Он не первый раз меня обнимает, но мне кажется, что я никогда не привыкну. Мне нравится, когда Майлз до меня дотрагивается. Нравится, что он выше меня и что я могу к нему прильнуть. Нравится больше, чем я могла себе представить.

— Симона? — Он пихает меня в бок. — Ну что, остаемся?

— А ты когда-нибудь задумывался, какой Сан-Франциско странный город? — говорю я, дотрагиваясь до его обвитой вокруг меня руки. — Типа мне здесь очень нравится. Но все так нереально дорого, и почти ни у кого нет денег. Кроме типа всех этих айтишников.

— У меня родители занимаются бизнесом. — Майлз качает головой. — И все равно я не знаю, как это у них получается. Я не смогу, как они.

— Почему не сможешь? — Я поднимаю на него глаза. — У тебя же есть мозги.

Если уж Майлз думает, что не сможет жить здесь, занимаясь не чем-нибудь, а бизнесом, то как, спрашивается, проживу я — режиссер? Как я вообще попаду на Бродвей, пытаясь заработать на аренду и еду и не обанкротиться?

— Не все, кто с мозгами, при деньгах, — говорит он. — Чернокожие не дураки, но мы типа все бедные, потому что… ты знаешь почему. Даже у богатых чернокожих денег меньше, чем у богатых белых.

Жаль, что нельзя отключить расизм. Я бы ни за что не стала менять свой цвет кожи, но я бы очень хотела влиять на то, какими нас формирует общество.

— Да, знаю. — Я вздыхаю. — Просто…

— Симона? А ты что здесь делаешь?

Я поднимаю глаза и хмурюсь. Передо мной стоит Ральф из группы взаимопомощи; в его глазах светится удивление. Черт. Заметь я его раньше, я бы спряталась. Его снисходительные замечания — это последнее, что мне сейчас нужно.

— Привет, Ральф, — цежу я сквозь зубы. — Это Майлз. Мы…

— Майлз? Воу. — Он протягивает руку. — Я тебя здесь раньше не видел.

Он опять за свое. Перебивает меня, как обычно.

— Вы в группе познакомились? — спрашивает Ральф, пожимая Майлзу руку. Он смотрит на меня в упор. — Я бы точно заметил новенького.

Я испепеляю его взглядом. Мы оба знаем, что Майлз не из группы.

— Нет. — Майлз смотрит на меня, нахмурив брови. Я громко вздыхаю. — Э-э, мы с Симоной ходим в одну школу.

— А. — Он уставился на меня с разинутым ртом. Я практически слышу, как у него в голове скрипят шестеренки. — Так это о тебе Симона тогда говорила.

Я его ненавижу.

— Слушай, Ральф…

— Ну, надеюсь, что у вас все получится. — Его улыбка такая же искусственная, как рождественская елка из нашей постановки. — Рад тебя видеть, Симона. Майлз, очень рад познакомиться.

Он уходит, прежде чем я успеваю произнести еще хоть слово. Тупой придурок.

— Подожди, — говорит Майлз, растерянно моргая Ральфу вслед. — Кто это? Это что вообще было?

— Это просто самый худший чел за всю мировую историю, — вздыхаю я, запрокидывая голову. — Мы с ним в одной группе взаимопомощи. Это длинная история.

— Ты рассказала обо мне в группе взаимопомощи?

— Ну да. — Я делаю шаг вперед. — Это группа поддержки для людей, живущих с ВИЧ. Я очень нервничала из-за — ну, ты знаешь — боялась сказать тебе о ВИЧ.

— А… — Я не могу понять его выражение лица. Он держит руки в карманах и смотрит вверх на кружащих над нами чаек.

Мои щеки горят. Мне еще никогда не было стыдно за группу взаимопомощи, но, опять же, я еще никогда не говорила о группе с парнем. Блин, да я и в группе-то обычно ничего не говорю. Я почти жалею, что тогда спросила, — но иначе я бы так и не набралась смелости рассказать Майлзу. Он должен был узнать. Хоть наш разговор в парке и обернулся той еще нервотрепкой, я рада, что он теперь знает. Но это не значит, что мне не стыдно. Уф, пошел бы Ральф куда подальше!

— Подожди. — Майлз протягивает руку и слегка касается моей. — Симона.

Я осмеливаюсь взглянуть ему в глаза. На его губах улыбка, но она не светится счастьем. Такое ощущение, что он через силу заставляет себя улыбаться.

— Можешь меня не жалеть, — говорю я. — И вообще я ничего такого не сказала, честно. Просто хотела посоветоваться.

— Я и не… Нет, я не о том. — Он нервно сглатывает. — Похоже, тебе это совсем нелегко далось — рассказать мне про ВИЧ.

— Угу. — Я чешу в затылке. — Нелегко.

— Но я рад. — Указательным пальцем он выводит узоры на тыльной стороне моей ладони. — В смысле, что ты мне рассказала. Я очень и очень рад.

В горле вдруг встает ком. Я кучу времени переживала о том, что он подумает и как отреагирует, и не позволяла себе даже представить, что такой вариант тоже возможен. Я облизываю губы, бросая взгляд на наши переплетенные руки. Хоть это для меня и ново, я уже успела привыкнуть к тому, как они смотрятся вместе. Они дополняют друг друга.

— Я тоже, — говорю я хриплым голосом. — Я рада, что ты меня услышал.

22

— Ты так и пользуешься шкафчиком?

— Ну да. — Я набираю комбинацию на замке. — Разве я говорила, что больше не буду?

Еще только середина ноября, но по ощущениям сезон дождей уже начался. В коридорах школы бегут ручьи с зонтов и дождевиков. Лидия умудряется целый день не снимать плащ, типа это такая заявка на модность.

Клавдии просто все равно. Сейчас она старательно избегает моего взгляда, впрочем, как и раньше — с тех пор как я сбежала с собрания Альянса.