Живой проект (СИ) - Еремина Дарья Викторовна. Страница 36

На следующее утро Михаила встретил звонок директора по персоналу и вопрос: “ВСЕХ?!” Прекрасно зная, что на каждое место в корпорации есть готовая в течение недели приступить к исполнению обязанностей замена, Михаил не разделял эмоций коллеги. Информаторы на периферии зрения и дублирующие те же сервисы иночи на столе сигналили о срочных вызовах. Михаил потянулся к ним. В кабинет ворвались Петр и Людмила. Друг был бледен, у секретаря горели щеки. – Они... – Петр рубанул рукой воздух и кинул взгляд на Людмилу. – На Песок-2 авария, – вставила она в образовавшейся паузе, – партия проводников, если выживет, может оказаться бракованной. По медленно поворачивающемуся к Людмиле лицу друга Михаил понял, что они собирались сообщить разные новости. – На территории обоих континентов Америки вышел запрет на эксплуатацию проводника, – выпалил Петр. – А Канада? Острова? – Нет, Канады и мелочи не касается. По крайней мере, пока. – Ну, вот видите, как удачно, – проговорил Михаил. – Люда, вызовите Роба, свяжите с Нью-Йорком, назначьте видеоконференцию с Пэттинсоном, – отдал он распоряжения секретарю и перевел взгляд на Петра. – Какой размер партии? Мне нужен детальный отчет о произошедшем, о повреждениях. Крышаеву доложили? Что он собирается предпринять? – Я узнаю, Миш. Михаил нацепил очки и ровным голосом проговорил: – Успокойся, Эд, – и крикнул в приемную: – Люда, Эд уже здесь! И почему я узнаю все это только сейчас? – Вы были недоступны, связи не было, – Люда появилась в проходе. – Я и Петр и Эд и Рудольф Викторович и Иван и... в общем, никто не мог с вами связаться. – Узнайте почему, – кивнул Михаил и вернулся к Эду перед глазами. Постояв пару мгновений, будто в замешательстве, зам и секретарь сорвались с места. Михаил слушал Эда, заправляющего североамериканским офисом, и просматривал последние письма, все как один под грифом крайней важности. Он будто видел отчаянно колотящееся сердце и капельки пота на лбу Рудольфа Викторовича, директора станции Песок-2, когда он сообщал о происшествии. Ясно представлял ярость Эда, дрожь в его руках, делающих описки, когда они печатали о том, что закон провели молчком, единогласно одобрили и обрушили на корпорацию, как снег на голову. Тем временем, красный и запыхавшийся, будто поднимался пешком, а не на лифте, зашел Роберт. – Миша, я только подъехал, только узнал, – сказал он, явно оправдываясь; он очень волновался. Это был второй человек, которого Михаил привел с собой в компанию. Под его руководством находился отдел продаж “Живого проекта” и клиентский отдел. Коммерческим директором Михаил назначил его через год после своего вступления в должность. До этого Роб годы, что Михаил провел на станциях корпорации, поднимался в клиентском отделе по карьерной лестнице под руководством Юрия Королева. Михаил и Роберт вместе учились, были ровесниками, но друзьями так и не стали, что на работе никак не сказывалось, а потому значения не имело. Михаил указал на стул и, продолжая просматривать сообщения, начал говорить ровно и внятно. В эти минуты в корпорации кровоточили две глубокие раны, ей было больно, пульс зашкаливал, нервы сдавали. Кто-то обязан был поддержать ее, подставить сильное плечо, ободрить уверенным голосом, успокоить и направить судорожные действия и мысли в нужное русло. И этим кем-то не мог быть ни кто иной, как Михаил. Именно он, а не ставший по его воле лишь номинальным главой направления живых проектов Николай Крышаев. Но президенту и в голову не приходило в эти минуты задумываться о своей роли или значимости. Если по запасным путям его мыслей и бежали какие-то составы, то пассажирами их были исчезнувший Александр; и замаравшийся крестный, яма под которым была уже почти готова; и немолодая, переживающая Лариса Сергеевна; и сдающий позиции Петр; и болезненно далекая Ольга; и оставленный вчера для допроса охраной сотрудник СБ. Замечая эти мысли, Михаил чувствовал вину. Чувствовал, что изменяет, предает самое любимое и важное существо – корпорацию. И за это некто или нечто, что Михаил называл правом на ошибку, Ольга судьбой, Петр расплатой за некомпетентность, Лариса Сергеевна богом, Роберт недоработкой, Эд факапом, а Федор Иванович – случаем, – за это оно карало. И тогда Михаил старался взять себя в руки и отключиться от всех посторонних мыслей. – Конференция с мистером Пэттинсоном ночью в четыре, – появилась Людмила в проходе, еле сдерживая слезы. – Виктор Алексеевич сказал, что у вас по соседству приезжала к кому-то в гости какая-то шишка и глушили всю округу, чтобы ни видео, ни связи. Пресса звонит, Михаил Юрьевич. Михаил непонимающе смотрел на секретаря. Он не был уверен, что Людмила способна на чувства, а тем более на их проявление. – Люда, вы плачете? – спросил он с недоумением. Роберт обернулся посмотреть на это. Людмила беспомощно развела руки и разревелась прямо в проходе. Михаил с изумлением вжался в кресло. – Вы вчера сказали, что... не собираетесь меня увольнять. Мгновенно сообразив, в чем может быть дело, президент нашел в корпоративном облаке отдел кадров и пролистал список фамилий, выделенных директором по персоналу как рекомендованных Н.Крышаевым. – И кто вы Николаю Крышаеву? – спросил президент, переводя взгляд от ее файла к лицу. Люда открыла рот, потом беспомощно закрыла, перевела взгляд на Роберта, прикрыла лицо ладошкой и скрылась из прохода. – И предупреди Ивана, что у нас появился резерв. Пусть имеет в виду проводников, которые сейчас готовятся или работают на территориях, попавших под запрет. – Понял, – кивнул Роберт и поднялся. Впереди был долгий день, и не менее долгая ночь. Думая о том, стоит ли оставлять Петра на ночь, чтобы он присутствовал на конференции с Пэттинсоном, Михаил вышел в приемную. На корпоративную стоянку заехал автомобиль, водитель которого еще не знал, что уволен. Никто не мог рассчитывать на объяснения и не имел надежды, что его помилует случай, судьба, бог, факап, или “право на ошибку” за фамилию Крышаев в личном деле. Никто кроме персоны, олицетворявшей для президента его корпорацию. – Так что вас связывает? – спросил Михаил, замерев рядом со столом секретаря. – Это все уже давно в прошлом, – шмыгнула носом Людмила. – Мы не общались уже много лет. – Считаете, я могу быть уверенным в вашей верности? – Михаилу не было жаль секретаря – он привык ее уважать. По широко раскрытым глазам и рту, по слившимся в одну эмоцию недоумению и обвинению, Михаил понял, что ответ положительный. – Несомненно, – выдавила из себя Людмила и поднялась, будто это слово стало присягой и требовало соблюдения протокола. – Хорошо, сообщите эйчару, я подтвержу. 6 Еще полтора месяца, – думала Ольга, исподлобья глядя в спину инструктора по стрельбе. Она считала дни, и они растягивались в вечность. Она заставляла себя молчать, и тогда казалось, что Слава начал провоцировать ее. Куратор не могла себе позволить не посещать эти занятия. Прекрасно осознавая ответственность, лежащую на инструкторе, она больший вес придавала ответственности своей. Если он начнет действовать вне плановой подготовки, говорить, делать, обучать чему-то не прописанному в методических материалах, составленных для живого проекта: солдат, – об этом Ольга должна будет тут же сообщить руководству. Она не обязана вмешиваться. Ольге достаточно донести о нарушении до заказчика, конкретно – до куратора проекта генерала Карпова, и руководству станции поступит официальная претензия. Она не обязана вмешиваться. Достаточно просто включить информацию о нарушении в ежедневный отчет. Не обязана... Ольге не был виден сектор окна с жизненными показателями Валета, а от трассы она видела лишь два крайних квадрата. Она могла вывести полную картинку на иночи или прямо на сетчатку, но не делала этого. Инструктор стоял к ней спиной, расставив ноги и скрестив руки на груди. Он был среднего роста, идеально сложен, коротко подстрижен и искренне безразличен ко всему, что не касалось подготовки Валета. Глядя на него и слушая замечания Валету, Ольга то и дело вспоминала день, когда инструктор продемонстрировал, что все возможно. Прошло всего две недели. Ольга до сих пор не верила, что Валет осилит требования инструктора и до сих пор не верила, что виденное собственными глазами – было. За стенами слышался шум строительных работ: от научной станции к полигону были проложены рельсы, теперь их огораживали забором. Ольга знала, что в изначальных планах планировалось сделать подземный тоннель, но в этот год “Живой проект” терпел убытки, и было решено ограничиться забором. В этом шуме нарастал новый звук: подлетающий вертолет. Скосив взгляд на время, проецируемое на сетчатку глазным имплантатом, Ольга посмотрела на экран с трассой, угол которого выглядывал из-за поясницы Славы. – Нас уже ждут. – Да, я слышал вертолет, – кивнул Слава, чуть повернув подбородок. Ничего не изменилось. Ольга поднялась с места и подошла к инструктору. – И? – Он еще не закончил, – ответил Слава. – Что он делает? – Собирает старый автомат. – Зачем? – Затем что они могут быть найдены в местах ведения боевых действий и потому что это развивает моторику. Не рисовать же ему. – И сколько он уже его собирает? – Минут десять, – Слава не улыбнулся, Ольга специально обернулась, чтобы проверить это. – Почему? – Не хватает возвратного механизма. С минуту Ольга буравила взглядом инструктора. Он не реагировал. – Объясни... В это мгновение искавший злополучную деталь Валет сдался. Он перерыл песок вокруг ящика и на три метра в стороны. Поднявшись и повернувшись к камере слежения, он развел руками. – Я не знаю, – прозвучал его усталый голос из динамика в панели. – Задача ясна? – спросил Слава. – Ясна... – Выполняй. – Без оружия? – У тебя есть оружие? – Нет. – Задача ясна? – Ясна! – Выполняй. Инструктор повернулся к Ольге. Она дышала так, будто сама только вернулась с трассы: глубоко и быстро. Сжав зубы, она молчала. Подождут... никуда не денутся. Выдержав его вопросительный взгляд, Ольга повернулась к мониторам. Слава поступил так же. Через минуту, наблюдая за Валетом, он улыбнулся и тихо похвалил: – Молодец... Ольга не была уверена, что одобрение адресовалось Валету. Они вернулись на станцию к двенадцати часам. Физическая подготовка обычно чередовалась с гуманитарными занятиями. Учитель, на чьи уроки Валет опоздал практически на час, ожидал у перил, отделяющих вертолетную площадку от досмотровой зоны. Желая высказать свое негодование, он кинулся на Славу с обвинениями. Инструктор не реагировал, проходя в зону досмотра: набитую датчиками прозрачную колбу. Тогда пожилой мужчина, чьей обязанностью было обучить Валета английскому, переключился на Ольгу: – Ольга Петровна, что это за произвол!? Вы постоянно нарушаете правила! Вы задерживаете живой проект! Вы плюете на правила подготовки! Вы! Куратор! Ольга сдвинула брови и решила, что игнорировать преподавателя, действительно, является в данном случае лучшим вариантом. Проходя сквозь зону досмотра, она устало подняла руку, останавливая поток обвинений и отмахиваясь от них одновременно. Преподаватель онемел от возмущения, инструктор же, только что вышедший из этой комнаты и проходящий мимо стеклянной стены, криво усмехнулся. На станции что-то происходило. Напряжение на проходной было схоже с тем, что чувствовалось после доклада профессора Высоцкого. Ольга обернулась к преподавателю и Валету, но двери лифта закрылись. Куратор направилась к руководителю проекта, Слава вошел в дверь за ней. – Что-то случилось? – спросила она лаборантку, на данном этапе проекта выполняющую роль администратора. Та закивала: – Авария на Песок-2. Целая партия проводников сейчас тестируется. Возможно, пойдут под списание. Ольга попыталась представить себе возможные убытки. – Готовившихся или растущих? – Растущих. И это еще не все, – продолжила девушка, – в США запретили их эксплуатацию. Это после происшествия в Манте. Глядя на девушку, Ольга подивилась, как просто она это сказала. Будто речь не шла о миллионных убытках, возможных жертвах, о связанных с разрешением этих проблем нервах и силах, о Михаиле, для которого эти новости наверняка более болезненны, чем пулевое ранение. В надежде найти в лице лаборантки толику понимания масштаба происшествия, сочувствия и поддержи, Ольга сфокусировала на ней взгляд и заметила нечто поразительное. В этот момент, сказав о несчастьях, свалившихся на корпорацию, та строила глазки инструктору. Отшатнувшись от стола, будто эта девица плюнула на могилу Юрия Николаевича Королева, Ольга направилась прочь. – Степа, на Песок-2 есть жертвы? – спросила Ольга, зайдя в кабинет руководителя проекта. – Среди людей – нет, – ответил он со странной интонацией. Ольга ждала продолжения. – Только что запустили протокол списания всех оставшиеся техников первой серии. Досрочно. Присев напротив, Ольга притронулась ко лбу. Это убийство, чистой воды убийство. Техников всего было три серии, в первой пять партий, во второй около десяти и тридцать две партии в третьей. Две партии первой серии погибли раньше срока из-за ошибки в генетическом коде. Оставалось еще три, хоть и тотально поредевших. Сколько там могло быть экземпляров на сегодняшний день? Что заставило Михаила отдать этот приказ? Или это сделал Николай Викторович, а не Михаил? – Помимо этого уволена куча народу, но я не совсем в курсе, связано это с аварией или нет. – Где уволено? – Везде. Практически во всех офисах и на всех станциях. – И у нас тоже? – удивилась куратор. – У меня – нет, на станции – да. Около тридцати человек, в основном сотрудники СБ. Ольга молчала. Если после выступления Высоцкого ей хотелось позвонить и поддержать Михаила, теперь такого желания не возникло. – Вы только вернулись? – спросил Степан Денисович. – Да, – кивнула Ольга и подняла взгляд. – И? Ты в порядке? – В полном. Я пойду. Спустившись на самый нижний этаж, куратор вошла в маленький кабинет и привычно села на лекционный стул в углу. Это был урок английского, подтянуть который ей не мешало бы и самой. В этом кабинете никогда не требовали от Валета невозможного. Ольга почувствовала, что расслабляется.