Живой проект (СИ) - Еремина Дарья Викторовна. Страница 80

LPC

. Но придется тебе одной съездить, вечером я лечу на Песок-2. – Там что-то случилось? – Не знаю. СБ нашли лаборанта, при котором произошла авария с проводниками, и Рудольф Викторович настоятельно попросил меня прилететь. Тебе прислать машину или сама доберешься? – Я не поеду в клинику. – Мама, нужно как можно скорее запустить рост... – Я не хочу об этом слышать! Мы все уже сотню раз обсудили! Михаил отложил приборы и отклонился. – Присядь, – предложил он, указывая на ее любимое место. Женщина послушно села и кончиками пальцев прикоснулась к ручке ножа. – Мама, ты упрямая, я знаю, – спокойно начал Михаил, – но упрямство в этом вопросе – неразумно. Я не хочу потерять тебя так же, как потерял отца. – Миша, не начинай. Я не буду искусственно продлевать свою жизнь. Когда придет мое время, я хочу... к твоему отцу. – Твою мать, мама! – Михаил хотел подняться, но лишь недовольно опустил ладонь на столешницу, гася эмоции. – И я не хочу, чтобы ты предпринимал какие-либо действия, препятствующие моей естественной смерти. – Тогда я никакую угрозу твоей жизни не буду считать естественной! – Миша, не смей так говорить! Я запрещаю тебе вмешиваться в... божью волю. Михаил поперхнулся: – Во что?! – Каждому человеку отведен свой срок, Мишенька, – вздохнула женщина. – Я не собираюсь завтра помирать, но и растить заново запчасти для тела не собираюсь так же. Чему быть – того не миновать. Когда-нибудь я умру, и тебе придется отпустить меня. Никто не должен жить вечно. – Я не предлагаю жить вечно! Зачем вы создали

LPI

, зачем мы владеем компанией, способной продлить жизнь и молодость, если сами не собираемся пользоваться этим? – Миша, не начинай! Когда нас покинул твой отец, я приняла решение и не собираюсь его менять. Я не хотела волновать тебя, отключая соты, созданные еще при его жизни, но теперь, когда они все погибли, я не буду растить новые органы. Михаил буравил мать взглядом, и она принимала этот вызов с пониманием, теплотой и любовью. Уставившись в тарелку, он вздохнул: – Я хотел бы, чтобы ты еще раз об этом подумала, мама. Возможно, это эгоистично, но ведь кроме тебя у меня никого нет. Мать молчала с минуту. Потом она усмехнулась: – Когда ты курил у входа, я вспомнила твой последний разговор с тренером по плаванию, – сказала она. – У тебя всегда будет “Живой проект”. Похоже, для тебя это самое важное в жизни. Он, а не твоя мать. – Ты беспощадна, мамуля, – Михаил отодвинул так и не тронутую тарелку с едой и поднялся. – Я закурю, ты не против? – Против. Михаил сжал губы и отвернулся, доставая из кармана пустую руку. Встав лицом к окну, он смотрел в вечерние сумерки, опускающиеся на особняк: голые деревья, фонарные столбики и дорожки, его машины и лавочка погружались в серость, словно под воду. Он тоже вспомнил свой последний разговор с тренером по плаванию. Прошло столько же лет, сколько было ему тогда. Он – это “LPI”, но корпорация не ассоциируется с его именем так, как ассоциировалась с именем ее создателя. Он стал ей, но она не стала им. Более того, самая важная для него часть – “Живой проект” – разваливается на глазах. Закон о наделении клонов человеческими и гражданскими правами способен подвести под ней черту. – Они могут посадить тебя за работорговлю и использование рабского труда, – проговорила Лариса Сергеевна еле слышно, будто прочитав мысли сына. – За этим следует конфискация имущества? – с неожиданным спокойствием спросил Михаил. – Да, всего имущества, накопленного и приобретенного в результате преступной деятельности. – То есть по сути всего, чем я владею... последний месяц, – Михаил засмеялся, оборачиваясь. – А потом, если они сделают это, а они сделают и никакая логика, никакая правда, ничто им не помешает упрятать меня за решетку... так вот, если они это сделают уже после того, как тебя не станет, если я буду владеть всем состоянием Королевых, то они получат все. Они не подавятся, отнимая даже то, что заработано

LPC

и Foodstuff Synthesizing. – Я не передумаю, Миша. Но тебе нужно обезопасить себя. – Как?! – Михаил в отчаянии достал пачку и вставил сигарету в губы. – Как, мама?! В стране, где законы существуют для того, чтобы было за что сажать! Как я могу себя обезопасить?! Ты спроси Пэттинсона, возможно ли, чтобы в его стране меня посадили по закону, который не действовал на момент совершения преступления? – Миша, тогда ты уже повзрослеешь?! И там бы издали закон на день, а дешевле: просто пристрелили. – Это точно... – Отдай им “Живой проект”! – Отдай? – ощерился Михаил. – Миша, ради бога... – Только через мой труп. – Ты им станешь, если они не получат, чего хотят. Они либо убьют тебя, либо посадят. Позволь им назначить своего человека на должность директора “Живого проекта”, неужели тебе мало кресла президента? – Боже, с кем я говорю об этом? Мама, чьи слова ты произносишь, кто их хозяин? – Твоя встреча с президентом... – Лариса Сергеевна запнулась. Михаил обернулся от окна, вынимая изо рта незажженную сигарету. – Мам, если речь идет о моей жизни и свободе, а именно об этом она и идет... и если для тебя мои жизнь и свобода представляют хоть какую-то ценность, прошу тебя, хватит этих шпионских игр. Расскажи мне все как есть, все, что ты знаешь. – Я не могу, Миша! Ты же понимаешь! – Нет, я не понимаю. Объясни мне! – Все слишком сложно. Слишком много вокруг людей и корысти. У каждого свои интересы, одному то, другому это, третьему... эти уступки, операции, поставки без договоров... Ты хорошо умеешь делать вид, что не замечаешь всего этого, а я при этом оказываюсь по уши в... Михаил недобро засмеялся. – Мама, все на самом деле очень просто! “Эти люди и их корысти” – назови мне их имена для начала, их интересы и то, что они получали и получают у меня за спиной. Без нелимитированной власти Крышаева в компании тебе стало сложнее удовлетворять их потребности? Я не могу понять, на чьей ты стороне. Через месяц я останусь нищим голодранцем и не уверен, что у меня останется хотя бы дом. Я знаю, за что заплатил эту цену: я дал большую взятку ради возможности спокойно работать на территории Америки, по крайней мере, на той, что от нее осталось. Я могу это произнести вслух, мама. Я знаю, почему ты не помогла мне и даже могу попытаться понять, почему ты прикрыла Крышаева. Возможно, здесь замешано больше, чем я способен увидеть и я даже попытаюсь поверить, что сделанное было мне во благо. Хрен с вами! Но это просто, мама! Люди, их корысть, деньги и договоренности – это просто! Не надо пытаться найти мораль там, где ее нет, и тогда не будет ощущения, что ты по уши в чем-то менее аппетитном, чем твое состояние. – Барис... это была уловка. Если бы ты согласился, тебя подвесили бы по куче статей и сделали бы шелковым. Михаил почувствовал знакомую боль в груди и, сдвинув прозрачный белый тюль, присел на подоконник. – Они не предполагали, что ты станешь рисковать одной из своих станций. А когда ты предложил построить станцию взамен разрушенной, они... – Вика уже отследила его. Но когда об этом узнала ты? – Когда тебя задержали. – От кого? – Я не могу сказать. – Что дальше? – Дальше этот закон и работорговля. Ты не из их банды. Они разменяют тебя на раз-два. Если мне не удастся повлиять на тебя. Устало потерев лоб, Михаил покачал головой: – Не удастся. – Миша, это всего лишь... фабрика по выращиванию клонов. Она останется частью холдинга, ты будешь иметь слово и дивиденды. Стране необходимо управлять этой фабрикой без тебя. – Я понимаю, – Михаил отнял руку от лица. – Я слишком хорошо понимаю, для каких целей. Они у всех одинаковые, – он неожиданно засмеялся. – И ни для кого не являются секретом. Ты действительно хочешь превратить живой проект в фабрику по штамповке живых оловянных солдатиков? – Я хочу увидеть внуков! – ответила женщина. – Хочу оставить им состояние, которое в моих силах им оставить. И потом... ты сам уже сделал из Арктики-1 фабрику по штамповке солдатиков. Поднявшись, Михаил попросил прощения у матери и, накинув пальто, вышел из дома. Закуривая, он думал о пяти годах своего президентства и пятидесяти годах работы и творчества своего отца. Родилась бы Лаборатория Королева; стал бы возможен ее рост в холдинг, а его в свою очередь – в поставщика клонов по всему миру; в десятки клиник, специализирующихся на трансплантологии, складов с сотами для хранения органов и тканей; фабрик по “синтезированию пищевых продуктов”, на практике представлявшими собой животные ткани, выращиваемые для употребления в пищу? “Мясо без кармической грязи” – вспомнил Михаил один из слоганов на электронном буклете, когда спускался на днях на этаж, где сидят рекламщики и маркетологи – стало бы это возможно, не окажись рядом с Юрием Королевым смышленой и начисто лишенной честолюбия, но не амбиций – Ларочки? Она никогда и нигде не работала и всячески открещивалась от различных официальных и неофициальных организаций, но при этом более осведомленного человека нужно было поискать. Ее знакомства ограничивались институтскими друзьями, которые очень скоро стали “друзьями и соратниками” ее мужа и иначе уже и не представлялись. Даже о том, что Крышаев и прошлый президент “Руси” – мамины однокашники, Михаил узнал совсем недавно и совершенно случайно, копаясь в собранном Григорием по его просьбе досье крестного. Гений ли творит, талант ли созидает? А если да, то какой именно гений, и какой именно талант? Обратив внимание на открывающиеся ворота, Михаил с удивлением остановил на них взгляд. – Легок на помине, – поморщился президент, давя сигарету. Крестный ездил на неизменно дорогих, неизменно последних моделях всегда разных автомобильных концернов. Его верность чему-либо никогда не вызывала вопросов: он не обладал этим качеством. Михаилу нравилась в крестном лишь одна черта: Николай Крышаев всегда знал цену вещам и был готов раскошелиться, только если был абсолютно уверен в справедливости этой цены. – Миша... – поприветствовал Николай, как ни в чем не бывало. Он смотрел на крестника прямым взглядом светлых глаз, будто не сливал научные разработки и архив Арктики-1 американцам, а потом не убил их агента; будто не устроил мини-войнушку в центральном офисе, гоняясь за Александром; будто не имел прямого отношения к правительственным жучкам, пытавшимся не убить, так посадить, не посадить, так припугнуть Михаила; будто вообще ничего не делал такого, из-за чего у президента Live Project Inc последние полгода щемило сердце и не оставалось времени для сна. – Что вы здесь забыли? – Мать тебя еще не обрадовала? – Чем? Услышав шорох закрывающейся двери, Михаил обернулся. Лариса Сергеевна, сжимая на груди пушистую белую шаль, смотрела на него так, будто собиралась признаться в убийстве: – Мы расписались, Миша. Какое-то время Михаил пытался понять смысл услышанного, а потом поверить в понятое. – Вы... что?! – Твоя матушка уже третий день как моя законная супруга, – проговорил Крышаев, и Михаил с усилием сдержал себя, даже отступил на шаг, чтобы не ударить крестного на глазах у матери. Он смотрел в его светло-голубые смеющиеся совсем не радостным и счастливым смехом глаза и с остервенением давил в себе ненависть, накатывающую резкими и тошнотворными толчками. Обернувшись к матери, Михаил ждал объяснений или хотя бы признания в том, что это какая-то безумная шутка, а если не шутка, то сделка ради корпоративных интересов... да, что угодно, лишь бы не то, что он услышал! – Когда... ты собиралась мне об этом сказать? – наконец выдавил он вопрос. – Не знаю, – отвернулась мать, и Михаил понял, что это не шутка и, возможно, даже не сделка. Он понял, что и причин произошедшего ему узнать не удастся, по крайней мере, до тех пор, пока не произойдет еще что-то ужасное и мать, чтобы подготовить его к очередным “новостям” разоткровенничается, как случилось сегодня. Вот, даже сегодняшняя, совершенно несвойственная ей искренность нашла свое оправдание. Михаил в ужасе смотрел на мать. Она увидела в его глазах совершенно ожидаемое желание убивать, но потом он слишком знакомым жестом, скрывающим изначальное намерение, сжал края пальто на груди и отвернулся. Она вскинула руку, пытаясь остановить его. Не попрощавшись, не сказав ни слова, Михаил стремительным шагом дошел до машины и уехал.