(Не)идеальные отношения (СИ) - Созонова Юлия Валерьевна. Страница 8

Не устанавливаю мессенджер, не авторизирую почтовый ящик и не пытаюсь даже примерно представить, что будет, когда мой отпуск закончится. Малодушно надеясь, что Градову надоест эта игра в кошки-мышки.

Ведь надоест же?

Выбранный родителем ресторан идеален для деловой встречи. Строгий интерьер, ненавязчивый персонал, приятная атмосфера уединённости. И я почти позволяю себе расслабиться, усаживаясь за накрытый на пять персон стол, когда отец встаёт и открыто улыбается, протягивая руку для пожатия:

– Приветствую, Градов. Вы сегодня всей семьёй?

Я вздрагиваю, сжимая клатч до побелевших костяшек, и медленно поднимаю глаза, встречаясь с насмешливо-злым взглядом напротив. Знакомым, пробирающим до костей, вынимающим душу и поджигающим фитиль загнанных в самый дальний угол души эмоций.

– Ну что ты так формально, по фамилии-то, Александр? – насмешливо журит отца стоящий рядом мужчина средних лет. Элегантный костюм, безупречная укладка и жёсткая ухмылка на губах.

Мне стоило догадаться раньше. Они так до неприличия похожи, что это даже не смешно.

– Прости, друг. Сила привычки, – отец улыбаются чуть теплее. Ровно настолько, чтобы его собеседник расслабился, принимая правила игры. – А это…

– Мои сыновья, – Градов-старший ухмыляется, небрежно махнув рукой себе за спину. – Алексей и Станислав. Моя дражайшая супруга сегодня к нам присоединиться не сможет, дела фонда.

Я сглатываю ком в горле, борясь с подступающим приступом тошноты. И хватаюсь за бокал с водой, как утопающий за соломинку, делая поспешный глоток. Неосознанно облизываю губы, пытаясь взять себя в руки и не думать о том, как темнеют чужие глаза напротив, а челюсть сжимается крепче.

Желудок стягивает узлом, в предчувствии надвигающейся беды. Но, пытаясь справиться с предательской дрожью в пальцах, я пропускаю тот момент, когда от дежурного обмена приветствиями деловые партнёры переходят к обсуждению дел. И вздрагиваю, задыхаясь, от ощущения горячих пальцев на собственной коленке. Отчаянно смелых, совершенно неуместных и нагло скользящих по краю строгого изумрудного платья, длиною чуть выше колен. 

– Ненавижу тебя, – тихий шёпот обжигает ухо, заставляя сердце предательски ёкнуть и забиться быстрее. Я закрываю глаза, ровно на пару секунд.

Чтобы сделать глубокий вздох и безразличным, сухим тоном откликнуться, разворачивая меню:

– Это взаимно, Градов. Руки убери.

Если я думаю, что это его остановит – я ошибаюсь, безбожно и совершенно по-детски наивно. Он лишь смеётся, запрокинув голову назад, и ухмыляется так широко, что я вновь теряюсь в собственных противоречивых желаниях. С одной стороны, я хочу пересесть подальше, избавиться от обжигающих случайных прикосновений, от пытливого и внимательного взгляда и перестать надеяться на то, чего никогда не будет. С другой…

– Рада, а кем вы работаете?

Старший сын Градова идеален во всём. Красивый, обходительный, спокойный. Он как кривое отражение взрывоопасного, импульсивного Стаса. Рациональной частью своего мозга, погрязшего в запретных мыслях и мечтах, я  понимаю – он лучший выбор.

Лучший. Правильный. Не мой…

– Да, Рада, – поддакивает Стас, обворожительно улыбаясь обслуживающей нас официантке. И я сжимаю несчастную вилку, чудом не пропилив тарелку вместе с великолепно прожаренным стейком. – Кем ты работаешь?

Я не хочу думать, что в его вопросе больше яда, чем интереса. Не хочу верить, что кому-то из их семьи действительно есть дело до того, кем я работаю и как. Но, ловя недоумённый взгляд отца, я заставляю себя мягко улыбнуться. И отвечаю, глядя на Алексея и игнорируя сидящего рядом мужчину:

– Пока нигде. У меня испытательный срок в одном из университетов, но я не уверена, что действительно вернусь туда преподавать на постоянной основе.

Моя ложь безупречна. Хотя бы потому, что я действительно не вру. Я не знаю, вернусь в этот университет или нет после своего добровольного отпуска. Но это не значит, что я оставлю свою мечту работать в образовании.

В конце концов, у меня хватит денег, времени и упрямства, чтобы пройти любые курсы переподготовки.

Так я успокаиваю себя, продолжая резать мясо на мелкие кусочки. И совершенно, просто неприлично теряюсь, когда Стас хмыкает, громко интересуясь:

– Так значит, тебе нравится работать с детьми? Наверное, у тебя есть какой-то… Ну не знаю… Особенный подход к ним, да?

У этого вопроса не должно быть подтекста. Никакого намёка на что-то неприличное. Но, озвученный именно им, он обретает новые очертания и задевает хуже, чем вечные шепотки знакомых за спиной. И я сжимаю зубы, глотаю рвущийся с языка колкий ответ и заставляю себя улыбнуться привычной, вежливо-приторной улыбкой, отложив приборы в сторону:

– Да. Мне нравится работать с детьми. Они честнее в своих желаниях и мечтах. И им не нужно многого, для счастья. Им нужно, чтобы их любили, только и всего.

А пока мужчины переваривают мою непривычно длинную реплику, я поднимаюсь со стула, бросив перед уходом:

– Прошу меня простить. Я на минутку.

И мне плевать, что это выглядит как бегство. Плевать.

Глава 12

Рада

Холодная вода охлаждает горячую кожу и отрезвляет мысли. С минуту я бездумно пялюсь на собственное отражение, пытаясь разобраться в собственных мыслях и желаниях. И прижимаюсь лбом к гладкой поверхности зеркала, осознавая, что не хочу.

Не хочу возвращаться. Не хочу быть послушной дочерью. Не хочу.

Пальцы сжимаются в кулак, и я со всей дури бью по краю белоснежной раковины. Затем ещё и ещё. И не сразу замечаю, что мою видимость уединения нарушили давно и бесцеремонно.

– Дура, – почти зло цедит Градов, перехватывая мою занесённую для удара ладонь. Сжимает запястье, пристально глядя мне в глаза, пытаясь найти что-то важное для себя.

И бережно, нежно касается губами сбитых костяшек, благоговейно проводя по саднящей коже языком.

– Не надо, – беззвучно шепчу, даже не пытаясь вырвать руку из его хватки. Чувствую, как дрожат ноги, а пульс набатом бьёт в ушах.

– Не я затеял эту игру, – хмыкает Стас, переплетая наши пальцы. Невесомо гладит подушечкой большого пальца выступающую косточку на запястье.

– Стас…

Резкий толчок впечатывает меня в стенку. Горячее тело прижимает крепче, не давая ни вздохнуть, ни сбежать отсюда. Я застываю, уставившись на него снизу вверх, и облизываю пересохшие губы. И не успеваю придумать хоть какие-то аргументы, когда меня целуют.

Жарко. Больно. Зло. Так, что у меня поджимаются пальцы от удовольствия, а ноги превращаются в кисель. Так, что я не могу (не хочу!) сдерживаться и стону прямо в его губы, зарываясь пальцами в его волосы. И мне откровенно начхать на то, что мы в публичном месте и что сюда могут войти в любой момент.

Мне до такой степени однофигственно, что я не возражаю, когда меня легко и непринуждённо сажают на край умывальника, тянут за волосы, заставляя откинуться назад, и оставляют собственнические метки удачно скрытые воротом платья. Я сжимаю коленями его бёдра, забираюсь пальцами под футболку и с истинно женской мстительностью веду ногтями по его спине, намеренно оставляя алые росчерки.

Стас шипит и коротко, хрипло смеётся, обхватив ладонями моё лицо, глядя в мои глаза упрямым, серьёзным взглядом.  И снова целует.

Медленно, нежно, мягко. Почти невинно и так аккуратно, что я теряюсь в этих противоречивых эмоциях. И задыхаюсь от того количества тепла и ласки, что плещется в его тёмном взгляде, сгораю от жажды и похоти, переплавляющихся в желание защитить, обладать, быть рядом. И от этого на языке оседает привкус противной горечи, потому что…

– Стас…

Не слово – выдох. Я закрываю глаза, кусая припухшие от поцелуев губы. Вздрагивая, когда (в который раз за этот вечер?) слышу его многообещающий шёпот, дразнящий слишком чувствительную кожу шеи:

– Тебе от меня не сбежать, Вишневская. Ни хрена. Больше нет. Тебе. От меня. Не сбежать.