Машина страха - Чиж Антон. Страница 5

Надо сказать, что хозяин картотеки и лаборатории был всей криминалистикой России в единственном числе и лице. Лицо это украшали шелковистые усы. За ними тщательно ухаживали, подстригали и холили. Но что стоили эти усы без взгляда, который мог привести в оторопь участкового пристава. Во взгляде этом светились такой ум и природная сила, что слабые натуры, встретившись с ним, предпочитали или подчиниться, или сбежать.

В общем, Аполлон Григорьевич Лебедев был настоящий уникум. То есть сокровище. Ну, или, как привык, чтобы называли его за глаза и в глаза, – великий криминалист. Что было чистой правдой. Трудом и талантом Лебедев достиг такого положения, что мог относиться к славе снисходительно, а себе позволить что угодно. Мало кто рисковал перечить ему или давать указания. Пожалуй, на такое не сразу бы решился и министр внутренних дел, если бы случилась нужда. Аполлон Григорьевич так старательно создал себе славу «ужасного гения», что под ее сенью мог заниматься наукой сколько душе угодно. Не отвлекаясь на всякую мелочь вроде убийства в уличной драке.

Сегодня он ожидал посетителя. Директор Зволянский упрашивал принять гостя так смиренно и кротко, что Лебедев поддался. Кроме множества слабостей, которым криминалист потакал, у него было доброе сердце. Хотя пряталось оно так глубоко, что о нем знали немногие. Уговаривая, Зволянский забыл упомянуть, с какой целью явится визитер. Уточнять Лебедев не стал: какая разница, кого проучить, если дураком окажется. Дураков и подлецов Аполлон Григорьевич душил, как тараканов. То есть безжалостно указывал, кто они есть на самом деле.

Залетные гости в лаборатории были редки. Сказать по правде, соваться сюда решался мало кто. Чиновники Департамента обходили зловещее место стороной. А вольных посетителей, включая репортеров газет, дальше швейцара не пускали.

К приему гостя Лебедев подготовился. Вытащил из архива самые ужасные фотографии, снятые на местах преступлений, и расставил так, чтобы попадались на глаза. Куда бы несчастный ни бросил взгляд, везде его ожидали разрубленные, порезанные, изувеченные тела. Предельная живописность человеческой жестокости.

Ровно в десять часов утра, как было условлено, в дверь постучали. Без ропота и почтения вошел господин среднего роста, довольно энергичный, как будто за завтраком опустошил целый кофейник. Он резко поклонился, назвался и выразил восхищение. Аполлон Григорьевич так и стоял, сложив на груди руки, ответил ленивым кивком подбородка, наблюдая, что будет дальше. Гость огляделся и стал рассматривать фотографии с нескрываемым интересом, хмыкая и покачивая головой, будто одобрял зверства.

– Чудесная у вас коллекция, – сказал он, причем в голосе мелькнула нотка зависти. – Куда сильнее снимков у Гофмана [5]. Феноменально!

Подобного комплимента Лебедев не ожидал. Он тем более был приятен, что попал в потаенный уголок сердца: Аполлон Григорьевич мечтал написать учебник криминалистики – всеобъемлющий, который потеснит все прочие работы, и Гофмана в том числе. Лучший в мире учебник по русской криминалистике. Только его все время отвлекали на разные глупости: то убийство, то отравление, а то и кража со взломом.

– Вы кто будете? – спросил Лебедев с интересом, в котором мелькнуло дружелюбие. Еле заметно, но мелькнуло.

– У меня частная врачебная практика, принимаю на Литейном проспекте.

И тут Лебедев вспомнил, что ему попадались книги, которые доктор Погорельский издал: про случай исцеления паралича всех конечностей при помощи гипнотизма, наблюдения во время эпидемии оспы в Елисаветграде в 1887–1888 годах и что-то еще об изучении имен из Библии. Подробно не штудировал, но выглядело вполне достойно. В общем, расправа над гостем откладывалась. Да и человек с виду забавный. Только излишне нервный. Погорельский не мог стоять на месте, раскачивался и подпрыгивал.

– Чем могу помочь? – спросил Лебедев чуть ли не ласково.

Погорельский повторно выразил бурный восторг, что ему оказана честь… Ну и тому подобное. Похвалам Лебедев внимал благосклонно. От умного человека и похвала приятна.

– Привела меня к вам не нужда, а желание помочь, – сказал Погорельский, вдруг оборвав комплименты.

Аполлон Григорьевич только хмыкнул:

– Помочь? Мне? Вот не ожидал… И в чем же?

– Слышали о парижском докторе Ипполите Барадюке? – Погорельский произнес фамилию трепетно.

– Приходилось, – ответил Лебедев уклончиво, чтобы не испугать гостя раньше времени. Тема не слишком радовала: по мнению криминалиста, месье Baraduc был обыкновенным шарлатаном. Или ловким жуликом.

– Два года назад, в июне 1896-го, доктор Барадюк представил на заседании Парижской академии медицины отчет об экспериментах, – продолжил Погорельский. – Используя магнитометр аббата Фортена, который он усовершенствовал и назвал биометром, доктор Барадюк наглядно показал, что в человеческом теле существует таинственная, неосязаемая и неведомая сила, которая истекает из него. Он назвал эту энергию force vitale – «сила жизни». И доказал: она существует!

Погорельский был взволнован до крайности. Лебедев подумал, не предложить ли доктору успокоительного.

Вот уж сюрприз… Не зря Зволянский не стал вдаваться в подробности. Доктора следовало выставить вон немедленно, но Аполлоном Григорьевичем овладела не столько жалость к свихнувшемуся доктору, сколько интерес экспериментатора: что же дальше будет?

– Очень хорошо, сила жизни. Истекает из нас, – согласился он. – И что с того? Мало ли что из нас вытекает.

Доктор многозначительно потряс пальцем.

– Это открытие не только велико само по себе, но имеет практическое значение!

– Электрические лампочки зажигать?

– Вы почти правы! – вскричал Погорельский, захваченный чувствами. – Эманации этой энергии, приливы и отливы, могут быть зафиксированы на фотографической бумаге!

Тут доктор схватил фотографии убийств и потряс ими, будто билетом, выигравшим в лотерею.

– Они могут стать видимыми!

– Вы меня прямо растрогали, – сказал Лебедев, стараясь на глаз оценить, сколько в Погорельском осталось здравого разума. А ведь кто-то приходит к нему лечиться. Несчастные пациенты. – При случае займусь этим вопросом. Это все?

Погорельский швырнул снимки не глядя.

– Дорогой Аполлон Григорьевич, только представьте, какие перспективы открываются для криминалистики!

– Это какие же?

– Мысль человека – та же энергия! А если так, мы можем фотографировать мысли! Это не фантастика! Доктор Барадюк представил на упомянутом мною докладе более двухсот снимков мыслей!

– И его не выгнали?

– Наоборот! Доклад имел громадный успех! Парижские академики аплодировали доктору стоя!

– Чего еще ждать от французов, – сказал Лебедев, невольно подумав, что бы сделал он, окажись на том заседании. Надолго бы запомнили…

– Я знаю, как фотографировать мысли! – Доктор сиял, будто ему вручили приз на скачках. – Я передам вам эти знания! Только представьте: ни один преступник, ни один подозреваемый теперь не сможет скрыть свои мысли! Они будут сфотографированы! Это переворот в науке! С преступностью будет покончено! Не останется ни одного злодея, чьи мысли были скрыты! И все это – в ваших руках! Могу предоставить доказательства! Немедленно! Сейчас!

Сумасшедшие бывают убедительны. Аполлон Григорьевич понял, как Погорельскому удалось пробиться к директору Департамента. В безумных словах мелькало нечто, что раздразнило его любопытство. Наверняка все это полная чепуха. На девяносто девять процентов. Но оставался один процент, оставалось великое «а вдруг?». Соблазн был велик. И Лебедев ему поддался.

– Ну, удивите меня фотографиями мыслей… Надеюсь, приличных, – сказал он.

Доктор вскинул руки.

– За мной, мой друг, за мной! Вас ждут открытие и потрясение! Я отведу вас в мир непознанного!

– Далеко ли? – спросил Лебедев, погладив ус. – Пролетка до мира непознанного довезет?

– Зачем пролетка? – Погорельский подбежал к двери и распахнул. – Тут совсем рядом!