1904. Год Синего Дракона (СИ) - Курган Сергей Леонидович. Страница 10

И вот впереди показалась целая группа деревянных строений, возведенных между двух ледовых дорог. Не один, не два, а целых девять временных деревянных домиков расположились на льду самого глубокого в мире озера. Тут были и бараки кухней для обогрева солдат и офицеров, и буфет с раздельными залами для пассажиров первого- второго и третьего класса. И отдельное здание с кухней для агентов железной дороги. Седой дымок клубился над невысокими, почти плоскими крышами домиков, обильно покрытых сверкающим снегом. Особого оживления пока заметно не было - да оно и не мудрено - по дороге сюда они обогнали большую часть путников, преодолевавших первую половину пути через озеро. Только несколько саней-троек стояли недалеко от центрального дома с надписью "Станц¬я Середина" да небольшая группа офицеров курила у входа в офицерский барак - очевидно, это их лошади сейчас отдыхали в расположенном рядом стойле, иногда перекликаясь оттуда с лошадьми из санных упряжек.

Пока большинство советников обогревались да перекусывали в буфете, Хилков, после недолгого чаепития, устроил Илье, Сергею и ещё нескольким их товарищам маленькую экскурсию по "станции". Ему было чем гордиться - для временного сооружения станция получилась даже очень неплохой. По крайней мере - свою роль она вполне выполняла, обеспечивая отдых и обогрев на нелегком пути через замерзшее озеро, а в случае ухудшения погоды - то и надежную защиту от стихии. Обошлась вся эта красота, правда, не очень дешево - в пятнадцать тысяч рублей, но... Другого варианта пока не было - Кругобайкальская дорога, строительство которой Михаил Иванович гнал изо всех сил, пока что была ещё очень далека от завершения, дай Бог, чтобы к концу лета закончить (в той, бывшей когда-то реальной для Вервольфа и остальных Советников истории, Хилков забьет последний, "золотой" костыль и соединит Кругобайкалку только тринадцатого сентября 1904 года).

Так, совсем незаметно, пролетел час, отведенный на отдых лошадей и обогрев путников, и Советники вновь засобирались в путь. За это время "Середина" заметно оживилась - прибыли многие пассажиры, переправлявшиеся на санях и подводах, подошли две первых колонны стрелков - те, что вышли на лед озера рано утром, ещё до приезда Ильи сотоварищи на станцию "Байкал".

Стрелки размещались на отдых и обед, и многие из них, пользуясь выдавшейся хорошей погодой, располагались группками рядом с ведрами парящей на морозце горячей пищи прямо на льду. Другие же, очевидно, решив немного обогреться, спешили в тепло бараков.

Через несколько минут небольшой караван советников вновь тронулся в путь, оставляя позади наполняющуюся людским гомоном станцию "Середина". Отдохнувшие крепкие бурятские лошадки вновь несли сани по ледовой дороге на восток, к уже показавшемуся над горизонтом восточному берегу озера. Слева мелькали телеграфные столбы, связавшие тонкими нитями проводов всю ледовую трассу в единый, целый организм. Справа струилась стальной лентой незаконченная ледовая железная дорога. А далеко впереди, в том месте, где полупрозрачные, словно нарисованные акварелью, берега Байкала соединялись с сверкающей гладью ледового панциря, появились сперва очень размытые, но постепенно начавшие приобретать четкость очертания какого-то темного пятна. Вот уже пятно распалось на отдельные точки - где побольше, где - поменьше. Вот уже эти самые точки начали приобретать собственные очертания - где очертания груженых платформ застывших на пути, где - лошадей, саней и подвод, а где - людей торопливо снующих у того места, где оканчивалась стальная магистраль.

Санный караван свернул с проторенного пути вправо, к тому месту, где строилась железная дорога. И, пока Хилков с железнодорожниками деловито ходил по стройке, то приглядываясь к качеству работ, то давая дельные советы, Вервольф молча созерцал процесс творения, опершись левым локтем на сани. Как гласит народная мудрость: "В мире есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно долго - горящий огонь, текущая вода и то, как работают другие". Здесь же хотелось не просто смотреть. Здесь впору было залюбоваться - работа не просто шла очень споро. Она кипела. И вся эта людская масса работала четко и без сбоев, как точно отлаженный часовой механизм. Каждый знал свою работу и выполнял её быстро и четко. Вот одну за одной на лед укладывают пластины. Вот по ним другие раскладывают подкладки. И уже третья группа тянет рельсы, чтобы уложить их на только что сооруженное основание. Стыковка, пришивка первого рельса к пластинам-шпалам, проверка оси пути, правка, измерение ширины колеи шаблоном, снова правка, пришивка к шпалам второго рельса - в разбежку, через несколько шпал, по шаблону, и - окончательная пришивка рельс к шпалам. Стихает стук тяжелых костыльных молотков со своеобразным, длинным двусторонним бойком, и вот ледовая дорога стала ещё на одно звено длиннее. А первая группа рабочих к тому времени уже выложила по льду пластинами "постель" для очередной пары рельсов. Цикл повторяется...

А далеко на востоке темнело ещё одно пятно - точно такая же группа людей тянула стальные ниточки рельсов навстречу - с востока на запад...

Менее чем через полтора часа низкорослые, но крепкие бурятские лошадки уже вытаскивали сани на восточный берег Байкала. На невысоком берегу озера была выстроена станция и порт Танхой - деревянный причал с такой же "вилкой"-пристанью для ледокола-парома, как и на станции Байкал, множество путей, стрелок и семафоров, одноэтажное здание станции, а над всем этим - высокая и мощная восьмигранная водонапорная башня. Нижний её ярус был сложен из тесанных каменных блоков, а верхний - из лиственницы и обшит листовым железом. Питалась она по водопроводу от реки Осиновка.

На втором пути уже стоял под парами небольшой пассажирский поезд, которому предстояло стать на ближайшие дни их домом. Но, как истинный радушный хозяин, Михаил Иванович, не мог отпустить своих гостей без праздничного угощенья. И, чтобы не занимать и без того небольшое помещение буфета на станции, да и не привлекать излишнее внимание к особам советников, праздничный обед был устроен прямо в вагоне-столовой. И зазвучали тосты - за здравие Его Императорского Величества, за Хилкова, за Родину и за железнодорожников, за успехи в делах ратных и делах строительных...

И, уже пред прощанием, состоялся небольшой разговор между Вервольфом и Хилковым на предмет возможности перевозки по льду особого груза весом, не много, ни мало, в одну тысячу восемьсот пудов. Михаилу Ивановичу и его инженерам было о чем задуматься, особенно после того, как на своё заявление, что это не сложно, ибо они собираются перевозить по льду паровозы весом в полтора раза более, вдруг получили от Сергея ответ, что с паровозами так просто всё не получится и их придется делить на три части - тендер, котел и ходовая часть, иначе лед под рельсами будет трещать и прогибаться. Так что было над чем задуматься...

В четвертом часу, шипя паром, паровоз бодро потащил за собой вагоны особого скорого поезда. На восток...

Разгоряченные поездкой по льду озера и ещё более - хорошим застольем, советники довольно эмоционально обменивались впечатлениями от прожитого дня. Причем иногда - весьма эмоционально. Вервольф слушал всё это "в пол-уха", зарывшись в свою рабочую тетрадь и делая в ней очередные пометки.

- А Хилков-то ничего! Бодренький такой мужик, хоть уже лет под шестьдесят, наверное, будет! - донёсся до слуха советника голос Гарика.

- Вообще-то, в этом году ему уже семьдесят стукнет - негромко пробормотал Вервольф, не отрывая взгляд от тетрадного листа, по которому грифель карандаша рисовал линию очередного чертежа.

- Сколько-сколько? - Игорь даже приоткрыл от удивления рот.

- Да ну нафиг, Серег! Ты ничего не путаешь? Да не может быть! - завторили Игорю остальные попаданцы.

Сергей оторвался от своей тетради:

- Сколько, да сколько? - проворчал он с нарочно недовольным видом, демонстративно передразнивая товарищей, - Говорю же - семьдесят. Это почти как шестьдесят, только на десять больше.