Аллигат (СИ) - Штиль Жанна. Страница 61

Смаргивая слёзы и уже зная, что за этим последует, Ольга обняла его.

Мартин поцеловал её — страстно, неистово, горько. Словно прощался с ней навсегда. Его поцелуй прожигал, клеймил, вырывая стон из изболевшейся Ольгиной души. Его душа рвалась к ней, стремясь занять уголок в её сердце и поселиться в нём навсегда. Чтобы в минуты предстоящей боли утешить и дать покой её мятущейся душе.

Он сцеловывал солёные слезинки со щёк любимой, а Ольга жадно вдыхала его запах, стараясь запомнить вкус его губ, упругость мышц под ладонями. Ей хотелось крикнуть, что она любит его, но она понимала, что её признание ничего не изменит.

Граф отстранился от неё и отвёл глаза:

— Прости. У нас нет будущего. Ты — жена моего сына и ею останешься навсегда.

Ольга дёрнулась, пытаясь вернуть себе способность дышать и говорить. Слёзы застилали глаза.

— Но я не жена… Я не Шэйла.

— Да, ты не Шэйла. Жаль, что её больше нет.

— Жаль? Вы сами не хотите… — голос сорвался. Лорд Малгри давно всё решил сам! Ему всё равно, кто она и откуда. Он даже не хочет знать её истинное имя.

— Глупо мечтать о невозможном, — с горечью ответил мужчина.

Ольга развернулась, опустила вуаль и зашагала от него прочь. Ошарашенная и подавленная, она не оглядывалась. Не смотрела под ноги и по сторонам. На перекрёстке безошибочно свернула в нужную сторону. Широкая аллея привела её к воротам поместья.

Найденный на секретере кошель с немалой ежемесячной суммой, выделяемой Шэйле по брачному договору на личные нужды, не произвёл на Ольгу должного впечатления.

Глава 37

Мартин долго находился в библиотеке. Перебирал документы и читал письма. Погружённый в раздумья, он поел в одиночестве.

Поздно вечером, закрывшись в курительной комнате, сидел в глубоком кресле у камина и смотрел на затухающие угли. Он не стал надевать курительную шапочку, как и пиджак из персидского шёлка, прожжённый пеплом в нескольких местах. Слишком долго и тщательно раскуривал любимую трубку. Выпустив ровное кольцо дыма, отрешённо наблюдал, как оно меняет очертания и неторопливо втягивается в каминную топку.

Его сиятельство решил позволить себе напиться. Не слишком быстро и непристойно. Он опустошал графин с виски вдумчиво и со вкусом. Через пару часов он захмелеет, ляжет спать и провалится в глубокий безмятежный сон.

Но алкоголь не помогал. Принятое решение — и сейчас казавшееся ему единственно верным, — не давало возможности забыть ту, которую уже не забыть никогда.

Воспоминания не отпускали, приятным теплом разливаясь по телу. С каждым глотком виски несговорчивая память настойчиво возвращала его к ней.

Перед мысленным взором воскресло её лицо, взгляд синих глаз и тот момент, когда их губы соприкоснулись. Её стон до сих пор отзывался заблудившимся эхом в лабиринтах сошедшего с ума разума. Мартина снова обдало жаром. Желание рвалось наружу, кружило голову, но разрядка не наступала.

Неожиданно наслаждение сменилось болью от осознания греховности происходящего. Мужчина опомнился, почувствовав себя падшим и порочным. Он не хотел быть таким. Долгая и упорная работа над собой приучила его к самодисциплине. Всё вышло против его желания. Так бывает.

Усилием воли он взял себя в руки. От давящей тишины загудело в ушах. Сердце болезненно сжалось и пропустило удар. Боль расползлась по телу, сковав мышцы, не давая вдохнуть. В горле стоял ком. По щеке скатилась слеза.

Кратковременная слабость сильного мужчины…

Сжатые в кулаки пальцы побелели от напряжения. Биение сердца отдалось пульсирующей болью в висках.

Приняв твёрдое решение, Мартин успокоился. Мысли обрели ясность. Он перевёл дух и в два глотка допил виски. В груди бродили отголоски душевной боли.

Всё проходит. Пройдёт и это, — успокоил он себя. Безжизненные струны его души скоро замолкнут.

***

— Что это? — вскрикнула Венона и трагично заломила руки. — Где ты, мерзавка?!

Мадди, услышав крик, вышла из туалетной комнаты с мокрым полотенцем в руке и впилась взором в леди Стакей.

Та, скрестив руки на груди, широко открытыми глазами смотрела на ложе, на котором лежало бальное платье её дочери. С утра оно было увлажнено и бережно расправлено на кровати. Нижнее бельё, мягкие синие туфельки и серебристый веер покоились рядом. Начищенный сапфировый гарнитур из ожерелья, серёжек и браслета сверкал и ждал своего часа на секретере.

Горничная проследила за взором гостьи и, выронив полотенце, бросилась к ложу.

— Что это? — простонала она, падая на колени и размахивая руками над платьем, не решаясь к нему притронуться. — Как же это? Только что ничего не было!

Онемевшая Ольга шагнула к кровати. Осмотрев утром шёлковый наряд цвета морской волны, она усомнилась в верности прежнего выбора. Именно сегодня вечером хотелось затмить приглашённых женщин и произвести неизгладимое впечатление на единственного мужчину из всех присутствующих.

«Мама» склонилась над платьем и осторожно прикоснулась к тёмному пятну, расползшемуся по подолу:

— Не вода, — обернулась на дочь. — Что тогда? Это можно исправить?

Ольга последовала её примеру.

— Масло? — удивилась она, потирая лоснящееся пятно, в самом деле, оказавшееся масляным. Откуда оно взялось? Пока господа завтракали, кто-то намеренно испортил платье. Зайти в незапертую комнату мог любой.

— Это невозможно… — застонала Венона, отходя к софе и падая на неё. — Катастрофа… — нащупала она на поясе серебряный флакончик с нюхательной солью. Попыталась откупорить его дрожащими пальцами.

— Я… Я… — захрипело позади Ольги.

Обернувшись на звук, она устремилась к лишившейся дара речи маркизе. Подсунутый под её нос флакончик с солью, привёл женщину в чувство.

— Я… давно говорила… выгнать эту змею, — обрела Венона дар речи. Опершись на жёсткий валик, приподнялась: — Вот, пожинай, — всхлипнула она, впрочем, без слёз. — Убирайся вон, гадюка.

— Это не я, хозяйка, — заплакала Мадди. — Зачем мне… Я всегда во всём старалась вам угодить.

Ольга наливала воду. Горлышко графина звякнуло о край хрустального стакана.

— Все успокойтесь. Теперь ничего не поделать, — тяжело вздохнула она, косясь на пятно. Залпом опорожнила стакан.

— Ты не доглядела, мерзавка! — вскочила маркиза. — Ты представляешь, сколько оно стоит?!

— Это конопатая Энн. Это она, — обливалась слезами Мадди. — Она давно метит на моё место.

«Виконтесса» села на край кровати.

Не судьба, — решила она, гипнотизируя безобразную маслянистую кляксу. Гладила струящийся шёлк, серебристую вышивку на лифе платья и погружалась в пучину апатии. Стало всё безразлично: и испорченный наряд, и оправдывающаяся горничная, и что-то злобно ей выговаривающая Венона. Захотелось тишины и свежего воздуха. Хотелось домой.

— Позови мистера Траффорда и мисс Топси, — сказала она Мадди глухо. Растирала пальцами виски, не обращая внимания на не менее расстроенную бурчащую «мать».

Когда в комнату вошли дворецкий и экономка, Ольга мысленно выстроила бетонную стену и отгородилась от мира. Чувствуя себя лишней, отошла к окну. Бережно ощупывала упругие и прохладные листья ожившего цветка. Так и человек, согретый лаской и вниманием, оживает. Ему хочется жить и радоваться каждому прожитому дню. Стоит забыть о нём, всё меркнет. Она не слышала, как леди Стакей, взяв инициативу в свои руки, давала чёткие указания, что кому и как делать.

— Я отдам тебе своё платье, — услышала Ольга сквозь размеренный шум прибоя в ушах. — Оно прелестное, из муара. И цвет будет тебе к лицу.

— Я немного выше вас, — безразлично ответила она.

— Наденешь бальные туфли, — спокойно рассудила Венона. От недавнего нервозного состояния не осталось и следа.

Мама обняла дочь за плечи и прислонила её голову к своей груди.

— Не печалься, родная моя. Ты красавица. Только не плачь — веки припухнут и покраснеют.

Ольге, в самом деле, захотелось расплакаться. В носу защипало.