Дама моего сердца - Хауэлл Ханна. Страница 18

— Так ты считаешь меня наивной? — прошептала Эвери. — Но почему?

— Я начинаю думать, что ты колдунья, — тоже шепотом ответил Камерон и, не в силах удержаться, положил свою руку поверх ее маленькой ручки, удерживая ее на своей груди. — Только они умеют так мучить.

— Разве я тебя мучаю? Мне еще никто никогда такого не говорил.

— Значит, мужчины у вас в Донкойле либо слепы, либо круглые дураки.

— Ты мне льстишь, Камерон? — И Эвери положила другую руку ему на талию, чтобы удержаться на ногах, — как она надеялась, вид у нее при этом был невозмутимым.

— Ах ты дерзкая девчонка! — хмыкнул Камерон и прерывисто вздохнул: Эвери легонько провела рукой по его спине. — Смотри, ты играешь с огнем. По правде говоря, я не понимаю, какую игру ты затеяла.

— А кто говорит, что я затеяла какую-то игру?

И Эвери провела рукой по его животу. Камерон вздрогнул и порывисто стиснул ее руку. Эвери и сама поразилась тому, что имеет над этим мужчиной столь огромную власть. Рано радоваться, осадила она себя. Камерон не знал женщины целых три года, так что возбудить его ничего не стоит. А может, она ошибается? Может, права Энни, утверждая, что Камерон воспылал страстью именно к ней? Маловероятно, с грустью подумала она. Ведь еще никогда ни один мужчина не обращал на нее внимания, не говоря уже о том, чтобы воспылать к ней страстью. Что ж, пусть так. Но уж если она затеяла эту опасную игру, значит, нужно идти до конца. И если она потерпит поражение, будет успокаивать себя тем, что она первой подошла к нему, дотронулась до него, вызвала в нем неукротимое желание, прежде чем он вызвал его в ней. А еще можно ведь гордиться и тем, что она первая женщина, которую он держал в объятиях после трех долгих лет воздержания. И Эвери провела кончиком пальца вокруг пупка Камерона и почувствовала, как он напрягся.

— О Господи, детка, запомни, теперь я не стану обращать внимания на твое «нет», если ты вдруг вздумаешь произнести это слово, — простонал Камерон.

— А что, если я не буду его произносить?

Она и глазом моргнуть не успела, как Камерон подхватил ее на руки, одним ловким движением уложил на кровать и улегся сверху, придавив ее своим огромным мускулистым телом. Страсть захлестнула Эвери с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Какое удовольствие — ощущать на себе тяжесть его теплого тела! Страх, который она испытала в первый момент, испарился, будто его и не было. Именно этого она хотела, этого добивалась. Эвери сознавала — в том, что сейчас произойдет, будет уже практически невозможно одержать над Камероном верх, но главное, она добилась своего, не позволила Камерону взять ее силой, а сама добровольно ему отдалась. И как бы потом он ни убеждал себя в обратном, она-то будет знать, что это не так. Издав тихий стон, Камерон прильнул к губам Эвери. Поцелуй был нежный и страстный, и Эвери, обняв его за шею, ответила на него с таким же жаром. Камерон задрожал, и Эвери вдруг засомневалась, стоит ли продолжать эту любовную игру, ведь сегодня она впервые отдастся мужчине, но в этот момент Камерон провел пальцем по ее затвердевшему соску, и все мысли вылетели у нее из головы.

Камерон нетерпеливо рванул ленточки ее рубашки. Руки его тряслись, и его утешало лишь то, что Эвери, охваченная желанием, ничего не заметила. Он ухватил тонкую рубашку за расшитый подол и начал медленно обнажать ее тело, покрывая его поцелуями, лаская языком и легонько покусывая. Вот он оголил ее груди, и это пленительное зрелище настолько его потрясло, что он забыл обо всем, не в силах отвести от них взгляда. Наконец опомнившись, он снял с нее рубашку и отбросил в сторону. Застыдившись, Эвери попыталась прикрыться руками, но Камерон не позволил ей этого сделать. Груди Эвери были не большие и пышные, какие раньше всегда нравились Камерону, однако показались ему самим совершенством: высокие, твердые, круглые, как яблоки, увенчанные крупными сосками восхитительного темно-розового цвета. У Камерона закружилась голова. Пытаясь справиться с взметнувшимся до небес желанием, он окинул взглядом все ее гибкое тело. Кожа Эвери оказалась теплого светло-золотистого цвета. Взгляд его упал на маленькие штанишки, и его охватило негодование — сколько же преград ему придется преодолеть, пока она не предстанет перед ним обнаженной. Он сорвал с нее раздражающий его предмет туалета, и у него перехватило дыхание: таких соблазнительных округлых бедер и удивительно длинных, стройных, упругих ног ему еще никогда не приходилось видеть. Жадный взгляд Камерона остановился на аккуратном треугольнике золотисто-каштановых завитков между великолепных бедер, и он глухо застонал, призывая на помощь всю свою волю, чтобы не наброситься на Эвери и не взять ее силой. Он дрожал от желания войти в нее яростно и глубоко, но остатки здравого смысла подсказывали ему, что с ней нужно обращаться осторожно и бережно, ведь она еще девственница. Сбросив с себя набедренную повязку, Камерон медленно опустился на Эвери. Прикосновение ее шелковистой кожи подействовало на него как удар молнии. Еще никогда в жизни он не был объят таким неистовым желанием, никогда еще так не желал женщину… Исходящий от нее пьянящий запах лаванды и чистой кожи сводил его с ума. Но вдруг в подернутых дымкой страсти глазах Эвери мелькнул смутный страх. Камерон нежно поцеловал ее, шепча ласковые слова. Эвери расслабилась и призывно улыбнулась ему. Когда Камерон начал ее раздевать, Эвери почувствовала вполне естественное смущение, но он с такой жадностью смотрел на нее, что смущение и неуверенность испарились без следа. Под восхищенным взглядом Камерона она почувствовала себя богиней, чего с ней прежде никогда не бывало. Обычно мужчины если и начинали ее разглядывать, то через секунду равнодушно отворачивались или и вовсе презрительно хмыкали, не находя ничего интересного в этой худой длинноногой девице. Эвери сгорала от страсти, но не хотела, чтобы Камерон это заметил. Чутье подсказывало ей, что она должна постараться обуздать свою чувственность, чтобы не распалить Камерона раньше времени. Она не хотела, чтобы он набросился на нее точно голодный зверь. Но в этот момент его мягкие, теплые губы прижались к ее груди, и Эвери усомнилась в своей способности повлиять на ход событий. Камерон принялся теребить затвердевший сосок, и Эвери пронзило такое острое чувство наслаждения, что она вскрикнула и вцепилась в плечи Камерона в тщетной попытке успокоиться. Внизу живота разливалась сладкая ноющая боль, и Эвери выгнулась всем телом, стремясь прижаться к Камерону как можно теснее. И вдруг она явственно ощутила его восставшую горячую плоть и, ведомая любопытством, просунула руку между их телами и ухватилась за нее. Горячая плоть оказалась необыкновенно твердой и в то же время шелковистой на ощупь. Эвери легонько погладила ее и очень удивилась, когда Камерон, слегка отстранившись, оттолкнул ее руку.

— Не нужно, детка, держи свои ручки при себе, иначе я не смогу доставить тебе удовольствие, — прошептал он.

Эвери не была уверена, что правильно его поняла, однако подчинилась. Но в следующую секунду Камерон провел рукой по ее животу, добрался до влажной теплоты между ног, и Эвери забыла обо всем на свете. Прикосновение его длинных твердых пальцев заставило ее трепетать от страсти. Эвери испытывала смущение оттого, что он проник в потаенное местечко, но отказаться от этих ласк не могла.

— О Боже, детка, да ты уже влажная, — дрожащим, хриплым голосом произнес Камерон.

— Ты собираешься это обсуждать до утра? — с вызовом спросила Эвери, удивляясь не тому, как хрипло звучит ее голос, а тому, что она вообще способна говорить.

Камерон рассмеялся и, раздвинув ей ноги, устроился между ними.

— В первый раз тебе будет больно, — предупредил он.

— Мне будет больно, если ты остановишься.

— Об этом можешь не беспокоиться, милая, меня уже ничто не остановит.

Он начал осторожно входить в нее, и Эвери затаила дыхание. Неожиданно ей стало страшно. Восставшая плоть Камерона была такой огромной, что Эвери испугалась, как бы он не разорвал ее пополам. Но она решительно подавила панику. Камерон осторожно заполнял ее собой, и, хотя Эвери испытывала некоторый дискомфорт, ей хотелось узнать, что ждет ее впереди. Вдруг он остановился, и она поняла, что он не решается сделать последний рывок, который лишит ее невинности. Помолчав, он нежно прошептал: