Высота - Кебза Йозеф. Страница 17

Едва он успел ухватиться за поручень битком набитого автобуса, как чей-то голос рядом с ним произнес:

— Йозеф, привет! Откуда ты?

Матоуш повернул голову и в слабом желтоватом свете плафона различил широкое лицо Резека.

— Да так… ходил по разным делам, — ответил он уклончиво. — А ты?

— С собрания, затянулось маленько.

— Понятно.

Встреча с замполитом напомнила Матоушу о Слезаке. Через несколько дней Радек возвращается из госпиталя — его ждет комиссия… Надо готовить материалы. И еще кое-что, очень важное… С этим надо зайти к Руде.

— Так когда ты выскажешь свое предложение? — спросил Резек, угадав, о чем он думает.

— А чего ради? — нарочно небрежно бросил Матоуш.

— Но ты же сам добивался этого, — удивился Резек. — Так когда же?

В эту минуту автобус круто повернул. Некоторые пассажиры, едва удержавшись на ногах, принялись ругать водителя.

— На следующей неделе, — сказал Матоуш, — если этот парень нас не угробит.

Автобус, заскрипев тормозами, остановился. Матоуш кивнул Резеку:

— Всего хорошего, Руда. Я лучше пешком пойду.

Он вышел прямо у дома, в котором жила Андреа. Поглядел на ее освещенные окна и медленно побрел дальше. Когда автобус проехал мимо него, Матоуш остановился, раздумывая… Через минуту он позвонил у знакомой двери. Он вошел в тепло и полумрак передней и сам удивился тому, что может улыбнуться маленькой светловолосой женщине.

Андреа молча ввела его в комнату, открыла металлический ящичек с сигаретами:

— Кури, я сейчас вернусь, — и пошла на кухню сварить кофе.

Усевшись затем напротив него, она сказала:

— Я рада, что ты пришел, Йозеф.

Он улыбнулся и кивнул:

— Представь себе, я сегодня к тебе даже и не собирался.

Она не возмутилась. Эта ее черта ему нравилась больше всего. Она всегда относилась с уважением ко всему, что он делал. Если он не приходил, значит, у него были для этого какие-то основания. Она не спрашивала. Сначала, когда Матоуш еще мало знал ее, он истолковывал это как равнодушие, но потом понял, что это врожденный такт. Андреа ждала, когда он сам все скажет. И знала, что рано или поздно он это сделает.

— Что сегодня по телевидению? — спросил он..

Она встала, включила телевизор и опять села в кресло. Потом очень медленно и неназойливо протянула руку к руке Матоуша. Он пожал ее запястье и опять улыбнулся. На экране шли титры фильма.

— Сейчас мне не до фильма, — сказал он и приглушил звук. Потом залпом допил кофе. Он заметил, что Андреа даже онемела, боясь, что сейчас он поднимется и уйдет. Но он знал, что она и словечка не скажет, чтобы его удержать.

— Я опять говорил с Вашиком, — повернулся он к ней.

— Я это поняла, — кивнула Андреа. Она уже привыкла к таким внезапным переходам. Сейчас Матоуш будет изливать свое раздражение.

— Он должен называть этого негодяя так же, как меня! И разумеется, он опять был дома один. Мадам отправилась в кино. Вашик сказал… что мамочка с «папой» пошли в кино. И мне, мол, не надо звонить, а то он, видите ли, сердится. Это невероятно! — яростно крикнул он. — Она заставляет мальчишку называть его папой!

Андреа молчала. Но когда гнев Матоуша прошел, она сказала успокаивающим тоном:

— Постарайся понять ее.

Он сердито ответил:

— Прошу тебя, даже не пытайся объяснять это.

— Успокойся, — шепнула она мягко. — Если между вами все кончилось, Власта хочет начать с самого начала. Она хочет создать семью. Почему же Вашик должен называть того, кто с ними живет, дядей или Франтой?

— Ты всегда всему найдешь объяснение! — отрезал он. — С женской точки зрения, разумеется. Ты бы тоже так поступила?

Этот вопрос задел ее. Они знали друг друга почти два года, но никогда не говорили о женитьбе. Оба были достаточно разочарованы первым браком. Лишь однажды Андреа попыталась намекнуть, что хотела жить иначе, мечтала иметь детей, однако Матоуш такой разговор мягко, но решительно пресек.

— Ну скажи, — настаивал он, — если бы у тебя были дети и я на тебе женился, ты бы хотела, чтобы они называли меня папой?

— Мне трудно сказать, — она покачала головой, — ведь мы… никогда не думали об этом.

— Да, не думали, — повторил он машинально.

Она чувствовала, что его переполняет скорее боль, нежели гнев. Он не может смириться с тем, что его сын, которого он так любит, кого-то другого называет папой.

— Интересно, сколько еще таких пап будет у Бантика? — горько проронил он.

— Ну, вряд ли она такая, — возразила Андреа. — Ты ведь знаешь, с кем жил все эти годы.

— Знаю? — повторил он насмешливо. — Да много ли один человек может знать о другом? Много ли он знает о себе самом? Все это глупость. Не будь работы, лучше бы вообще не родиться.

— Но, может быть, и ты когда-нибудь начнешь с самого начала, — возразила она.

Андреа сказала это нарочно. Сколько раз приходила она к выводу, что ее положение следовало бы изменить. Но она не могла себе представить никого другого на месте Матоуша, Она любила этого сдержанного, мужественного человека. В его присутствии она забывала о своей несчастливой жизни.

— Я? О чем ты? — спросил он недоуменно. — Ты говоришь несерьезно.

— А может быть, и серьезно. Жизнь часто преподносит нам сюрпризы.

— Мне они уже не нужны.

Она опустила голову. Да, видимо, он действительно не желает никаких изменений. Предпочитает остаться озлобленным, оскорбленным до глубины души, хочет до конца дней своих носить маску уравновешенного, крепкого парня, несчастного в личной жизни и счастливого только в работе. Сама же Андреа все время надеялась на перемену. Она могла изменить ситуацию самым простым способом — родить ребенка. Но она боялась, что Йозеф расценит это как принуждение, как вмешательство в его жизнь. А она так хотела ребенка, что пошла бы и на разрыв с Матоушем. Ведь его ребенок остался бы у нее. А со временем, быть может, вернулся бы и он сам…

— Что ты можешь знать о своем будущем? — прервала она наконец молчание.

Он махнул рукой:

— Оставим это, Андреа. Это ни к чему не приведет. Я думаю, что, если бы мы с тобой вдруг разошлись, я бы уже ни с кем не мог вступить в более или менее прочную связь.

— Но ты же не можешь всегда жить так, — сказала она решительно, имея в виду и себя.

— Почему бы и нет? Другие тоже так живут.

— Я знаю только одно: каждый, кто состоял в браке, опять к нему возвращается.

— Но не сразу, — возражал он. — Сначала надо насладиться свободой.

— А что, она у тебя есть? — спросила Андреа со смехом, понимая, что сейчас может себе это позволить.

Он опешил, но потом тоже рассмеялся:

— Собственно говоря, нет. Опять ты взяла верх! — И он протянул к ней руки.

Андреа встала с кресла и наклонилась к его лицу. Он поцеловал ее, и она блаженно закрыла глаза, хотя его небритый подбородок уколол ее.

— Вы даже и представить не могли, что сегодня вечером кого-нибудь поцелуете? — прошептала она, чтобы напомнить ему о том дне, два года назад, когда они познакомились.

Но Матоуш не слышал. Горячие гибкие руки обвили его шею. Ему хотелось, чтобы они никогда не разжались. Он хотел бы всегда быть с этой женщиной… Нужно ей сказать это. И как можно скорее! Он сделает это сразу же, как закончится дело Слезака. А потом пойдет к Резеку. Это главное. Да, теперь это главное.

Медицинскую комиссию в Институте авиационной медицины Слезак прошел успешно. Это было одно из счастливейших событий в его жизни. Когда он услышал из уст главного врача заключение, ему очень захотелось его поблагодарить, но Радек тут же осознал, что это лишнее, потому что врач может подумать бог весть что.

Он поднялся из удобного кресла в кабинете начальника комиссии как бы заново рожденный и почти пропустил мимо ушей благожелательное предупреждение о необходимости быть осторожней, потому что в другой раз он так легко не отделается.

«Конечно, я буду дьявольски осторожен», — мысленно пообещал он себе и помчался из наводившего на всех летчиков страх института со всех ног, будто за его спиной что-то горело.