Одна беременность на двоих (СИ) - Горышина Ольга. Страница 94

— А вдруг тебе сейчас понравится?

Я уставилась на раковины, красивым кругом выложенные по ободку чугунной сковородки, и почувствовала приступ тошноты.

— А ты закрой глаза, — сказала Аманда, словно читала по лицу моё внутренне состояние. — Только вкус важен. Закрывай глаза, а я достану моллюска и положу тебе в рот.

Я подумала, что со стороны буду выглядеть полной идиоткой с раскрытым ртом, будто у младенца, но всё же покорилась желанию Аманды и не просто прикрыла глаза, а сильно-сильно зажмурилась, почувствовав даже, как натянулась на висках кожа. Железный вкус вилки не захлестнул непонятное ощущение от склизкого хрустящего тела, которое пытались прокусить мои зубы.

— Почему креветки вкусные, а это…

— А потому что ты видишь их на блюде в более привлекательной форме, — сказала Аманда, подцепляя ножом следующую раковину. — Ты же, как художник, должна понимать, что сначала мозг фиксирует форму, а уж потом — содержание…

— Я не стану больше есть, — запротестовала я и плотно сжала губы, но вилка с бледным тельцем устрицы неумолимо приближалась к моему рту.

— С одного раза не разберёшь, — продолжала гипнотизировать меня Аманда, и я покорно открыла рот. — Новый год — это всегда что-то новое… Во всяком случае так должно быть, и только люди сами себя приклеивают к старому и не дают себе почувствовать новизну, а потом говорят, что им скучно…

— Ещё бы, ведь будни не просто так называют серыми…

— Давай доедай быстрее и поедем, а то с пьяными на дорогах не хочу встречаться.

— С какими пьяными… Они же говорят, что на этот день удвоили штрафы.

— А кого это остановит? Только тех, кто всё равно бы не пил… Таких, как ты… Пойдём, а то у меня глаза слипаться начинают.

— Так я же поведу машину!

Мы расплатились и стали спрашивать испанца, как отыскать нашу стоянку. Оказалось, что искомая улица параллельна той, где находится ресторан.

— Обалдеть! — выдохнула я.

— Да, даже когда не знаешь куда идти, надо просто идти и придёшь, — философски изрекла Аманда, и я ещё долго думала над её фразой, потому что мне было до жути скучно на обратном пути, ведь Аманда уснула, когда мы ещё даже не выехали за черту города. У меня тоже начали опускаться веки, и я до боли сжимала на руле пальцы, чтобы не задремать. Впервые я поняла, как случаются аварии с заснувшими за рулём водителями. Никогда ещё я с такой радостью не вынимала ключ из зажигания. Но Аманда спала, уперев подошвы сапог в коробку передач. Губы её были приоткрыты, и выглядела она сейчас лет на тринадцать, не старше, из-за округлившихся щёк и появившихся вдруг на них ямочек. Я не включила обогрев, боясь совсем размякнуть в тепле, и теперь было холодно, хотя в долине всегда теплее, чем на полуострове. Что делать?

Будить Аманду не хотелось, а спать хотелось и очень, поэтому я откинула спинку водительского кресла, застегнула куртку, поправила шарф с перчатками и закрыла глаза. Быть может, всё же надо поставить галочку против пункта про парня, немного подправив его, ведь я не встречала этот Новый год с отцом, я не была одна.

Глава сорок вторая "Ночное наваждение"

Утром первого января мне суждено было понять, что существуют наваждения, заставляющие усомниться в собственном здравомыслие, странным образом зависнув на неопределённое время где-то между сном и реальностью. Проснулась я совершенно разбитой не потому, что спала в машине в ужасно неудобной позе, а потому что мне снился настолько реальный сон, что в первые секунды бодрствования я даже не смогла понять, что проснулась и пыталась вернуть себе утерянную картинку гостиной совершенно незнакомого мне дома, не понимая, почему я вижу этот странный руль. Я судорожно моргала, непроизвольно облизывая неестественно сухие губы потому, как продолжала ощущать на них привкус яблочного сока, который по всем законам естественных наук должен был бесследно исчезнуть ещё несколько часов назад. Но я чувствовала его каждой порой языка; яблочную шипучку, которой мы встречали Новый год невозможно было спутать ни с чем, как и списать жуткое томление во всем теле на обычное утреннее желание посетить туалет.

Я боялась повернуть голову в сторону Аманды, мне было страшно увидеть её огромные глаза и прочесть в них осуждение, потому как выражение моих глаз должно было быть в тот момент безумным. Несмотря на куртку, шапку и перчатки, я дико замёрзла, хоть и чувствовала, как пылают уши под слоем переплетённых акриловых нитей. Я еле сумела согнуть пальцы, чтобы не глядя достать из углубления подстаканника телефон, который я как-то догадалась зарядить во время обратной дороги. Пальцы не слушались, и я с трудом смогла снять с экрана блокировку и узнать время — вернее мне было достаточно увидеть тёмно-синий экран вокруг циферблата, чтобы понять, что на дворе всё ещё ночь. Хотя достаточно было просто взглянуть в лобовое стекло. Сквозь кусты роз, которыми были засажены решётки подземного гаража, не пробивался ещё утренний свет, а через заднее стекло было видно, как по-ночному одиноко желтеют прикреплённые к бетонным балкам фонари. Этот неестественно желто-зеленый свет заставил меня похолодеть ещё больше, словно я погрузилась в трёхмерный вариант какого-то фильма ужасов: оставалось только услышать скрежет качающегося фонаря и чьи-то гулкие шаги.

В этот предрассветный час гараж был пуст, да и весь наш жилой комплекс спал беспробудным сном, как и Аманда, чьё сопящее дыхание болью отдавалось в моем правом ухе. Наверное, она простыла, у неё теперь заложен нос, но проверять свою теорию я не хотела, да не могла, потому что тело моё закостенело от какой-то мёртвой тишины бетонного подвала, в которой мне бы так хотелось услышать утреннее щебетание птиц, хотя я совсем не была уверена, что те поют в середине зимы…

Я продолжала смотреть через зеркало заднего вида на отражение бамперов припаркованных напротив машин и чувствовала, как сердце начинает замирать в нехорошем предчувствии, словно я сейчас должна была увидеть какого-то монстра. Только руки мои отяжелели настолько, что даже если бы я хотела завести машину и уехать отсюда в освещённые разноцветными огнями уже пробудившиеся от крепкого сна центральные улицы, я бы не смогла двинуться с места. Сердце уже стучало в висках, хотя, возможно, оно поднялось туда ещё во сне, и таинственный монстр, которого я ожидала увидеть позади машины, на самом деле сидел внутри меня и неудержимо рвался из сна в реальную жизнь.

До рассвета оставался час, который, по всей видимости, Аманда решила безмятежно проспать. Сон её, в отличие от моего, должен был быть действительно невинным. Мы с ней недавно вычитали, что маленькие дети живут по солнцу, то есть просыпаются с его первыми лучами, во сколько бы не легли спать, поэтому зимой они дают родителям выспаться, а летом в лучшем случае позволяют проспать до шести утра. Вернее было бы сказать, что вычитала это Аманда, а я в который раз выступила благодарным слушателем её очередных изысканий на детские и беременные темы. И вот сейчас перспектива ожидания рассвета в холоде, темноте и с пылающими ушами рисовалась мне в совершенно не радужной палитре, но разбудить Аманду я смогу лишь тогда, когда окончательно проснусь и стану прежней бесчувственной Кейти.

Я боялась не сдержать порождённого сном монстра: выдать себя с головой, выказав это самое безудержное потаённое желание, которое, как учил нас Зигмунд Фрейд, расцветает во сне буйным цветом. Мне было страшно признаться, что я мечтала повторить недавний поцелуй с яблочным вкусом, о котором совершенно не думала наяву, но который стал причиной моего ненормального сна. Прошло каких-то часа четыре, а мне казалось, что это происходило в другой жизни и даже не со мной. В той другой жизни, где я страшилась возможного новогоднего поцелуя, а в этой, предрассветной, я боялась его попросить… Я боялась попросить его у самой себя. Невероятно!

На меня вдруг нахлынули, подобно цунами, воспоминания хэллоуинской ночи, когда Аманда впервые поцеловала меня; воспоминания, которые, казалось, за прошедшие два месяца начисто стёрлись за тем шквалом эмоций, в котором я чуть не захлебнулась в эти чертовы рождественские каникулы. Только сейчас всё возвращалось с пугающей силой. Мои пальцы проникли под шапку, но, вместо того, чтобы натянуть её глубже на лоб, я сорвала её и скомкала, готовая вцепиться в нитки зубами на манер разъярённого щенка.