Солдат Яшка, красная рубашка, синие ластовицы(Рассказ) - Лунин Виктор Владимирович. Страница 6

Много существует о нем солдатских рассказов, из коих мы приведем более выдающиеся, не отрицая того, что, быть может, переходя из рода в род, они получили небывалые приращения и подкраски, измышленные фантазиею рассказчиков.

Так существует рассказ, что во время второй турецкой войны, однажды вечером, ротный командир той самой роты, в которой служил Яшка, уже унтер-офицер, позвал его к себе и спросил:

— Можешь ли ты, Дребеденев, пробраться поближе к турецкому лагерю и осведомиться, сколь велик там отряд и как он расположен, потому что на утро приказано его немножко потрепать. Понимаешь?

— Так точно, понимаю, постараюсь пробраться.

— Молодец. Возьми себе на помощь человек десять похрабрее солдатиков и ступай с Богом.

— Рад стараться, ваше благородие! Дозвольте мне взять не больше трех человек, а то возьмем больше и пожалуй скорее попадемся.

— Трех, так трех, согласен. Ну, ступай, желаю тебе успеха.

Яшка переминается с ноги на ногу и не уходит, из чего командир понял, что он хочет что-то сказать, а потому и спросил:

— Ты хочешь что-нибудь сказать?

— Так точно, ваше благородие!

— Говори.

— Дозвольте мне похлебать турецкого супу, а уж дома я и ужинать не стану, товарищам останется больше.

— Какого супу? — спрашивает, улыбаясь, командир.

— Того самого, который они будут хлебать нынче за ужином. Ведь вы изволите посылать меня к ним в гости за ужином.

— Смотри, Дребеденев! Не сносить тебе своей головы! — заметил благосклонно командир, уверенный в отваге своего унтер-офицера.

— Чего моя голова стоит, ваше благородие, какой-нибудь медный грош, так она туркам ни к чему!

— Как же это ты сделаешь, голова с мозгом? — спросил командир.

— Честным манером, сяду с ними в кружок и нахлебаюсь этого супу, сколько будет душеньке моей угодно.

— Пускай будет по-твоему, только не дурачься, а делай прежде всего дело.

— Дело я сделаю и пришлю ребят доложить вам, чтобы товарищи не поплатились жизнью за мой аппетит на турецкий суп.

— Ступай, Дребеденев.

Яшка быстро повернулся на каблуках и вышел из палатки ротного командира веселый и довольный новою командировкою. Прежде всего он доложил фельдфебелю о полученном им приказании и пошел отыскивать троих, намеченных им товарищей, почти таких же головорезов, как и сам он был. Все они уже спали, когда Яшка подошел к ним и стал будить.

— Что вы, лешие, спите, словно на какой работе утомились. Будет с вас и того, что день-деньской спали.

Товарищи по первому возгласу Яшки вскочили, и один из них спросил:

— Что тебе, Яшка, нужно?

— Протри глаза, слушай обоими ушами, подвяжи тесак и гайда за мною.

Повторять Яшке не пришлось, потому что сотоварищи через минуту были уже готовы, и все четверо выходили из палатки. Дорогою Яшка объяснил им цель предприятия и научил, как нужно действовать.

Нужно заметить, что два русских батальона, из коих в одном служил и Яшка, посланы были разгромить небольшой турецкий лагерь. Эти батальоны остановились в четырех верстах от турецкого лагеря уже вечером. Но турки заметили их, посматривали в оба, но оставались на своем месте.

Местность, которую Яшке надлежало пройти с товарищами, была вся пересечена оврагами и ручьями и совершенно неизвестна русским удальцам, но все препятствия им были нипочем, потому что Яшка шел впереди. Не доходя полверсты до турецкого лагеря, они увидели костры. Яшка шепотом приказал товарищам лечь на землю и ползком последовать за ним, что и было мгновенно исполнено. Доползли они безо всякого шума шагов на сто от турецкой цепи. Тут Яшка окинул своим ястребиным взглядом лагерь и, прислонившись к уху товарища, сказал:

— Теперь ступайте, также ползком к первому оврагу и заляжьте там. Я постараюсь скоро вернуться, а если замешкаюсь, то ступайте домой и доложите командиру, что в турецком отряде не больше двух тысяч человек, т. е. четыре табора.

Когда товарищи отползли уже по расчету Яшки на полверсты, он мгновенно вскочил на ноги и быстро пробежал мимо турецкого часового, так, что тот не успел опомниться. Хотел было стрелять, но стрелять в середину своего лагеря не приходилось. Яшка отчасти на это рассчитывал, а потому он только и заботился о том, чтобы скорее вбежать в цепь. Подбежал Яшка к костру, около которого сидела кучка турок, а над костром висел медный котелок с варившеюся в нем пищею. При столь внезапном появлении незнакомого лица, турки вскочили на ноги и взялись за свои ятаганы. А Яшка, как ни в чем не бывало, со спокойным видом стал им объяснять, ввертывая турецкие слова, из которых те поняли, что он перебежчик из русского лагеря, и желает служить султану, приняв магометанскую веру. Послушали его турки, развесили уши, стали расспрашивать, сколько русских солдат пришло сегодня и что им приказано делать? Яшка отвечал, пуская в ход свои пальцы, всякие гримасы и перемешивая русскую речь турецкими словами. Надо полагать, что турки понимали его, потому что утвердительно кивали головами и миролюбиво и даже ласково обращались с ним. Посоветовавшись между собою насчет доклада своему офицеру о прибытии русского перебежчика, решили отложить до утра, так как дежурный офицер уже спал преспокойно в своей палатке.

Читатель может предложить нам естественный вопрос: откуда Яшка узнал, хотя и немного, турецкий язык. Мы ответим, что он проводил целые часы свободного от службы времени с пленными турками и беседовал с ними и, благодаря своей прекрасной памяти, запоминал слова.

В висевшем над костром котелке сварилась пища. Турки вылили ее в миску, вокруг которой они сели и посадили с собою Яшку, который бесцеремонно стал есть, похваливая похлебку. Поужинали. Яшка поцеловал в знак благодарности руки у турок, чему те и не противились и потрепывали его по плечам в знак своего благоволения. В самое короткое время Яшка, как говорится, влез туркам в душу и таким образом устранил всякое подозрение на свой счет. Легли спать. Яшка лег с краю. Турки безмятежно уснули, а Яшка сначала закрыв глаза притворился, что спит, а потом стал высматривать, что ему было нужно. Покончив с этим делом, он прислушался к дыханию ближайшего своего соседа и, когда убедился, что он крепко спит, он снял с головы его красную феску, надел ее себе на голову и, не торопясь, пошел по той самой дороге, по какой пришел в лагерь. Не доходя еще до цепи, он припал к земле и подполз к дремавшему часовому, который, опершись на ружье, покачивался из стороны в сторону, стараясь удерживать равновесие. Тут Яшка задумался, что ему делать? Задушить ли часового или проползти мимо него? Очевидно, он решился на второе, как более надежное средство, потому что в два прыжка перескочил линию цепи и с неимоверною быстротою побежал. Но ближайший часовой заметил этот побег, однако, не решился стрелять в беглеца, смущенный феской на его голове, вследствие чего он признал в нем турка. Тем не менее подумавши он решился сделать выстрел на воздух, рассуждая так: пусть лучше будет фальшивая тревога, чем завтрашний день меня посадили бы вместе с соседом на кол, это, должно-быть, весьма, неприятная штука.

Вследствие выстрела турки всполошились, и в каких-нибудь пять минут весь лагерь был на ногах. Но никто не знал даже в какой стороне цепи последовал выстрел, а потому суетились, бегали, расспрашивали друг у друга, и, когда, наконец, узнали истину, Яшка вместе с товарищами своими, которые ожидали его в назначенном месте, был уже далеко. Положим, что в погоне, которая была сделана за беглецом, приняли участие верховые солдаты, но в этом случае русским молодцам помог глубокий овраг, шедший по направлению к русскому бивуаку. Они вскочили в него и преспокойно достигли до места своей стоянки. За неимением никаких следов беглецов турки порешили, что часовому просто пригрезился беглец небывалый, и они вернулись в свой лагерь. Что же касается до той группы турецких солдат, с которыми Яшка обедал, то они утаили происшествие вчерашнего дня, иначе им пришлось бы поплатиться, по меньшей мере, сотнею ударов палками по пятам. (Такое наказание практикуется и доныне).