Солдат Яшка, красная рубашка, синие ластовицы(Рассказ) - Лунин Виктор Владимирович. Страница 8

Товарищи разошлись. Вскоре сыграли зорю и весь отряд по обычаю стал на молитву, после которой разбрелись, кто в палатку, кто к костру, которые зажигались по всему лагерю с наступлением ночи. Был сентябрь на дворе, и ночи были прохладные.

Яшка после молитвы взял двух своих постоянных сотрудников, удалился с ними в уединенное место, сообщил им о своем предприятии, и началось совещание, в котором Яшка говорил, а сотрудники только поддакивали. Они были хорошими исполнителями того, что придумывал Яшка, а сами собою не могли выдумать ничего лучшего против Яшки. Нужно при этом заметить, что Яшка не раз уже бывал по своей охоте у самих стен крепости, для того, чтобы высмотреть самые удобные места, где скорее всего можно было взобраться на стену на случай штурма; он высмотрел каждый уступ, каждый выдающийся камень в стене, всякое углубление, и все это засело у него в памяти. И вот эти наблюдения пригодились прежде, чем он предполагал.

По окончании совещания, Яшка с двумя товарищами вошли в палатку и стали дожидаться, пока в лагере все стихло. Эта тишина наступила не более как через час, и товарищи вышли из палатки один по одному с некоторыми интервалами; дошли никем не замеченные до своей цели, сказали часовому пароль для проформы, так как он знал Яшку очень хорошо, как равно и то, что почти каждую ночь он отправлялся куда-нибудь на разведки, по приказанию начальства. Пройдя цепь они направились к стенам крепости.

Ночь была темная, хоть глаз выколи, а Яшке это нипочем. Прошли товарищи с полверсты. Яшке послышался далеко впереди какой-то шорох, или, скорее сказать, шепот. Он тотчас приказал товарищам прилечь на землю, что и сам сделал и стал прислушиваться. Вскоре он понял, что это турки лезут на вылазку, как они это часто делали. В одну минуту он переоделся в турецкое платье, а свое передал товарищам и приказал им бегом бежать на левый фланг и предупредить там, что турки делают вылазку, а сам остался на месте. Тут он сообразил, что взять со стены живого турку, — вещь мудреная, а тут ему представлялся удобный случай исполнить то обещание, какое он дал товарищам и бился об заклад.

Турки приближались все ближе и ближе, и шорох становился все явственнее.

Наконец Яшка заметил, что неподалеку от него, что-то шевелится. Убедившись, что это турок, опередивший своих товарищей, он и сам пополз по направлению к русскому лагерю, но так тихо, что все турки его обогнали.

Оставшись в заднем ряду, он заметил отставшего турка, выждал, пока он к нему подполз и, с быстротою тигра накинулся на него и схватил за горло, лишил возможности кричать. Как ни барахтался турок, но из железных рук Яшки, трудно было вырваться. Когда все турки отползли уже довольно далеко, он вынул из своего кармана платок в завязал им рот у турка, а горло отпустил, потому что по уговору он должен был доставить живого и не раненого. Затем он поднял турка на ноги, взял его за ворот одною рукою, а в другую руку взял ружье, которое было при турке и повел его оврагом в сторону на тот случай, чтобы не встретиться с бегущими назад турецкими лазутчиками. Турок совсем ошалел и никак не мог понять, что случилось: свой же брат и так с ним поступает.

Яшка не ошибся. Турецкие лазутчики, заметив усиленное движение в русском лагере, не решились сделать нападение и стремглав бежали назад. Турок, ведомый Яшкою, попробовал было рвануться, сообразив, что он в руках не своего брата, но тот так стиснул руку турка, что тот упал на колени от боли.

Когда затих шум от шагов бежавших турок, Яшка уже подводил турка к своей цепи. Часовой окликнул. Яшка назвал себя и сказал даже пароль. Часовой знал Яшку, и на этот раз знал даже и то, что Яшка отправился за живым турком, а потому пропустил его беспрепятственно.

Пройдя еще с полсотни шагов, Яшка взвалил себе на плечи турка и понес его к костру, где стоял целый взвод солдат, встретивший проказника-товарища одобрительными восклицаниями.

Турка отправили тотчас в землянку, где уже было несколько пленных, и все в лагере успокоилось. На утро командир роты из доклада фельдфебеля узнал о новой проделке Дребеденева и приказал его позвать к себе в палатку, сделав фельдфебелю замечание за ту распущенность в роте, какую он допускает. Фельдфебель разыскал Яшку и сказал:

— За тебя была мне головомойка от ротного. Ступай к нему, и тебе достанется на орехи.

— А как по закону, расстреляют меня за это или нет? — спросил Яшка, едва удерживаясь от смеха.

— Ты не разговаривай, а ступай, куда приказывают, — строгим голосом сказал фельдфебель.

Яшка повернулся на каблуках и скорым маршем направился к палатке командира, который собирался выйти из палатки, но, завидев Дребеденева, махнул ему рукою и снова вошел в палатку. Яшка побежал бегом и почти одновременно с командиром вошел в палатку.

— Что ты там настряпал опять? — спрашивает командир строгим голосом.

— Виноват, ваше благородие, — отвечает Яшка, не сводя глаз с командира.

— Знаешь ты, какой ответственности подвергаешься за самовольную отлучку?

— Точно так, ваше благородие.

— Знаешь, а делаешь, вот я тебя!

— Виноват, ваше благородие, рубля стало жаль, один только и был.

— Какого рубля?

— Товарищи подзудили, что не принесу в лагерь живого турка с ружьем, я с ними и побился об заклад…

— Кто такие товарищи?

— Запамятовал их фамилии, — с замешательством отвечал Яшка.

— Конечно и в лицо их не узнаешь?

— Точно так, ваше благородие, вечером было дело.

— Экая ты каналья! Ступай, да чтоб вперед этого не было!

Яшка повернулся на каблуках и хотел было выйти, но командир остановил его и дал ему полтинник, ничего не сказав.

— Рад стараться, ваше благородие! — брякнул Яшка.

— Чему ты рад, полтинники брать или проказы делать?

— И то и другое, ваше благородие, — позволил себе сказать Яшка, видя, что командир с ним шутит и в душе одобряет его удалой поступок.

В это время русские войска стягивались к неприступной крепости Измаилу, а потому отряд, державший Силистрию в осаде, был отозван туда, оставив ее. В городе Черноводы, он переправился через Дунай и пошел походом к назначенному месту. Поход продолжался дней десять или около того; наконец, пришли и расположились на правом фланге. Пошла та же история, что и под Силистрией. Прошел целый месяц и наступили холода. Болезненность в русских войсках развивалась все более и более. Прихворнул и Яшка, да в госпиталь ни за что не хотел идти и говорил навещавшим его в землянке товарищам, что болезнь его происходит от безделья. Впрочем, Яшка скоро поправился и опять стал проситься в охотники, но тут ему не приходилось позабавиться так, как он привык забавляться с турками.

Долго стояли под Измаилом русские войска в бездействии. Все чего-то ждали. Наконец, последовал военный совет, на котором решали вопрос: брать или не брать штурмом крепость? Большинство членов военного совета решили, чтобы оставить это дело до будущего раза, и войска русские по частям стали отступать. Как вдруг пронесся слух, что Суворов, знаменитый русский герой, скоро прибудет брать Измаил, и все остающееся еще войско повеселело. Действительно, Суворов не замедлил приехать, вернув назад встретившиеся ему войска, и закипела оживленная работа. Стали готовиться к штурму крепости. Делали лестницы и всякие приспособления. Сам Суворов разъезжал по частям войска и разговаривал с солдатами, с восторгом слушавшими боготворимого ими героя. Нельзя было узнать каждого солдата. Вместо унылых, изнуренных, полубольных людей, глазам наблюдателя представлялись чудо-богатыри.

Яшка был задумчив и чем-то озабочен. Он придумывал, что бы ему выкинуть с турками, но побоялся и порешил оставить до дня боя или до взятия крепости. В последнем он так же, как и другие солдаты не сомневался ни на одну секунду. Такова была непоколебимая вера русского солдата в Суворова, умевшего особенным манером говорить с солдатом, от которого он и не скрывал трудностей, такого или иного предприятия. Так и пред штурмом Измаила он говорил: «Стены Измаила высоки, а рвы глубоки, но матушка царица приказывает взять его приступом, и надо взять».