Тайна лотоса (СИ) - Горышина Ольга. Страница 92
— Не открывай ей правду, молю тебя! — шептала Ти, не отрываясь от его рук. — Она не поверит в мою невиновность, и я… Я не хочу открывать перед ней лицо!
Фараон так резко поднялся, что Ти повалилась на пол.
— Мой отец поверил тебе! Я поверил тебе! Так отчего же Нен-Нуфер должна сомневаться?
Ти поднялась и вцепилась дрожащими пальцами в покрывало, стягивая его в узел у самого подбородка.
— Твоему отцу не надо было верить мне. Он просто простил меня, потому что я не тронула никаких его чувств. Дочь претерпела из-за меня многое…
— О, нет! — фараон резко обернулся и успел увидеть под скомканным покрывалом подбородок и губы Ти. Как же мучительно похожи они на те, что покрывал он жадными поцелуями! — Твоя дочь получила в храме много больше, чем получила бы здесь, , но сейчас она должна вернуться туда, где надлежит ей быть по рождению.
Он замолчал, глядя на жалкие попытки Ти расправить заломы покрывала.
— Чем плох дом Сети?! — прошептала ливийка. — Такой заботы не получить ей на женской половине дворца. Здесь её ждёт презрение, как и меня. Я слишком много его испытала. Пожалей нас обеих. И к чему тебе правда её рождения?! Ты сам сказал, что она счастлива, как может быть счастлива лишь женщина, в которой мужчины ценят ум выше тела. Такая мать, как я, принесёт ей лишь горе.
— Ты ничего не понимаешь! — фараон сделал шаг и перешёл на шёпот. — Такая мать принесёт ей возможность отдать себя тому, о ком молит её тело и кому противостоит дух…
Ти отступила от фараона и затрясла головой!
— Не обрекай её на мою судьбу, повелитель! Посмотри вокруг — здесь столько женщин мечтает о твоём внимании! Оставь мою дочь там, куда вынесли её благостные воды Великой Реки…
— Много женщин! — фараон почти рычал. — У меня нет ни одной, которая способна дать мне наследника!
Ти вновь отступила и повалилась в кресло, в котором дожидался её прихода фараон. Только не поднялась, , а согнулась к коленям, прижимая ладонями мятую ткань покрывала к мокрым щекам.
— Я поняла, о чём ты подумал! — слабый голос дрожал так сильно, что фараону пришлось присесть подле кресла, чтобы разобрать слова. — Она тебе не сестра, это точно!
— Как ты можешь знать это наверняка?!
— Как любая женщина, в постели которой лишь один мужчина. И это был не твой отец!
— Как ты могла!
Он с такой силой оттолкнул кресло, что то проехалось по скользким плитам. Ти вскочила и из последней гордости отыскала в себе силы выпрямиться. И ей почти не приходилось глядеть на фараона вверх, потому что тот, испугавшись собственной злости, отступил от кресла.
— Ты обвиняешь меня в том, что я плохо скрыла измену. Но я не изменяла твоему отцу, я любила другого мужчину. Тебе не понять, как любящая женщина бывает слепа!
— Отчего же мне не понять! Отчего ты считаешь, что я не знаю, что такое любить…
— О, да! Ты знаешь… Ты не устрашился отца, взяв его невесту, , но тебе это простилось, мне же не простится никогда… Хатор взяла с меня двойную плату — мою красоту и мою дочь. Теперь она довольна. И потому Нен-Нуфер не может быть твоей.
— Может! — фараон топнул ногой, заставив Ти вздрогнуть. — Я встретил твою дочь в гробнице отца. Она приносила ему приношения не как фараону, , а как родителю. Он призвал её к себе, понимаешь? И пусть в ней нет его крови, , но в ней есть твоя царская кровь, которой нет в Хемет, и потому сын Нен-Нуфер будет большим наследником, чем Райя. И если я прочил Райе в жёны Асенат, чтобы подкрепить царскую кровь, то сын Нен-Нуфер, взяв в жёны только что рождённую дочь Сети, даст Кемету лучшего фараона, слышишь? — Ти молчала. — Я возведу твою дочь на престол. Ни одна царица не была ещё столь достойна носить корону, как та, которую мне дал Великий Пта!
Взгляд Ти прожигал и через покрывало, и фараон отвернулся, притворившись, что прислушивается к несуществующим шагам.
— Ты должен сам жениться на Асенат, — в голос ливийки вернулась прежняя твёрдость, пусть он и оставался тихим. — Потерпи пару лет, и она даст тебе самого законного наследника. И, молю, оставь мою дочь Хатор. Боги никогда не отдают своего и жестоко карают покусившегося на чужое!
— Нен-Нуфер не принадлежит Хатор! Тирия даже не знает о её существовании! — фараон из последних сил сдерживался, чтобы не перейти на крик. — Отец привёл твою дочь ко мне, потому что решил, что это во благо Кемета, и жрецы Пта сказали мне, что Асенат не верный выбор. Я отказался от новой женитьбы, не имея другой невесты, , но теперь она у меня есть! И это твоя дочь!
— Ты всё решил, как я вижу, — в голосе Ти послышалась злость. — Так чего тебе нужно от меня, повелитель?
Фараон навис над ней и схватил за запястье.
— От тебя я хочу того же, что просил мой отец, — прорычал он приглушённо. — Молчания! Что бы я ни сделал, что бы ни сказал, ты не открываешь рта. Храни свою правду и впредь так же хорошо, как ты хранила все эти годы от других своё лицо!
Ти не успела согласно поклониться фараону, потому что за ним пришли, и сегодня, сжимая фигурку Маат, он просил Богиню дать ему силы сделать то, что ныне во благо Кемета. Иногда человеческая правда сродни божественному хаосу, и для порядка стоит её изменить, и потому Великие Боги должны остаться им довольны.
Он чувствовал необъяснимое спокойствие, которого не помнил с восхождения на престол: доклады писцов не казались нудными, и просители сегодня, как один, принесли на его суд простые проблемы. Он так и не отнёс на отцовский алтарь завтрак, потому не позволил себе притронуться к обеду. Отдав приказ погодить с обедом и приготовить всё необходимое для приношения, фараон сбежал в сад с твёрдым намерением совершить обряд вместе с Нен-Нуфер.
Стража и без приказа остановилась в отдалении от стены, и чтобы не смущать повелителя, за миг до того, как тот перемахнул за стену, юноши отвернулись. У пруда было пусто, но из дома доносились тягучие звуки флейты. Фараон прибавил шагу. Слуги склонились перед ним и поспешили оповестить хозяина о приходе Его Святейшества. Сети в короткой юбке и голой грудью, блестящей от недавнего купания, выбежал к брату и замер под горящим взглядом повелителя двух земель.
— Мир вам, — фараон прошёл мимо Сети в комнату и сделал знак сыну оставаться на месте. Он явно прервал игру, потому что в руках Нен-Нуфер осталась фишка, и только Асенат продолжала играть на флейте. — Я пришёл за Нен-Нуфер, — Та вскочила и вытянулась в струнку, полная решимости не сделать к нему и шага. — Я пообещал с утра отцу, что мы вместе, как прежде, принесём ему дары.
Теперь она не посмеет отказать ему, и даже Сети ничего не скажет, если брат вообще успеет произнести нынче хоть слово, ведь он уже протянул Нен-Нуфер руку, и она безропотно приняла её.
— А вас всех я жду к обеду. Я велел задержать его, , но сейчас отдам распоряжение накрыть стол на пятерых у пруда. Оденьтесь, как на праздник, потому что я сообщу вам то, что уже возрадовало моё сердце и не оставит спокойным ваше. Сети, пошли вестника к Амени. Пусть задержится в храме. Мы прибудем туда после обеда.
Асенат давно перестала играть, и сейчас тишина была удивительно глубокой, будто все разом затаили дыхание.
— Скажи нам сейчас, — проговорил Сети глухо. — К чему столько таинственности! Словно мы дети.
— Всему своё время, брат, — не смог сдержать улыбки фараон. — Я жду всех вас за своим столом. Вели приготовить колесницу.
— Будет ли с нами царица?
Сети успел бросить вопрос в спину брата. Фараон сжал горячие пальцы Нен-Нуфер и, не оборачиваясь, ответил:
— Никотрисы с нами не будет.
Он захлебнулся слюной, произнося имя пока единственной жены, не в силах назвать её царицей. Своей царицей. Его царица стояла рядом, прижимая к колышущейся от волнения груди надетый несчастной матерью амулет. Вечером, вечером он при всех впервые назовёт Нен-Нуфер царицей. Выйдя от отца, он велит приготовить кольца и доставить в храм. Пусть Амени справится с волнением прежде, чем он сведёт с золотых носилок свою невесту. А сейчас он держал её руку так крепко, если бы Нен-Нуфер и вправду вырывалась, и еле разжал пальцы, чтобы сомкнуть их вокруг её талии. Нен-Нуфер дрожала в его руках так же, как в ту минуту, когда он впервые поставил её на свою колесницу. Слова не шли, в горле пересохло, живот окончательно свело от голода и от нетерпеливого ожидания ночи. Пусть молчит и она. Единственное слово, которое он желает нынче услышать из её уст — „согласна“. Она не может не согласиться. Она не может пойти против воли своего повелителя.