Как я чуть не уничтожил соседнюю галактику (СИ) - Потоцкая Мария. Страница 9

Оттого я был лишним в большом обществе.

Гиансар тоже смеялся, у него это всегда выходило очень естественно, в его смех я верил. Сейчас он посмеялся чуть-чуть, и глаза его забегали. Это значило: он заскучал. Сейчас он придумает что-нибудь интересное. Он сказал, что скоро вернется, и ушел наверх. Мне захотелось пойти за ним, но Гиансар слишком быстро шел, и я упустил момент.

Никого не расстроило его временное отсутствие. Я же занервничал. Все продолжили разговаривать, и вот теперь мальчик из экспедиции рассказывал про свою учительницу. Его лицо было как будто каменным. Я знал, что в книгах обычно под этим словом имеют ввиду «непроницаемость», но я вкладывал более понятный смысл. Черты его лица были очень четкими, угловатыми, без округлостей, свойственных детям моего возраста, но при этом широкое. Будто высеченное из камня лицо. Я не мог сказать, похож ли он на свою учительницу, потому что я ее не знал. Все обсуждали его школу, а я смотрел на складку скомканной салфетки.

— Чувствуешь себя неуютно? — обратилась ко мне Мебсута, девочка из парка с треугольным лицом и волосами, как у негритянки (схожесть была только в пушистых кудрях). Мы были едва знакомы, я мало знал о ней, потому что она была мне неинтересна. Поэтому я не предполагал, чего от нее можно ждать, возможно, она представляла опасность. Прежде, чем я ответил, Мебсута сказала:

— Я тоже.

Несмотря на то, что она угадала, мне не понравилась ее самоуверенность, будто бы она могла обо мне судить. Я сказал:

— Мне нормально.

Она улыбнулась мне, хотя я не сказал ничего смешного. Это значило, что она хочет расположить меня к себе. Я надеялся, что я не прав. Я отвернулся и взял кусок пиццы, хотя есть не хотел. Гиансар как всегда меня выручил, правда, в этот раз случайно. Он принес Андромеду, свою новую кошку. Он нашел ее на улице, когда она была еще котенком, у нее была обычная некрасивая серая шерсть. Изначально она мне казалась грязной, заразной и дикой, однако за несколько месяцев я привык, и теперь мне даже нравилось смотреть на то, как она умывается или лежит, подогнув под себя лапы. Гиансар поставил Андромеду прямо на стол, и многие потянулись к ней, чтобы погладить. Я подумал, что сейчас они будут снова испытывать свои странные эмоции, и я смогу побыть вне их внимания наедине с собой, но Мебсута сказала:

— Такая милая! Я люблю кошек, у меня тоже есть дома абиссинская.

Эта фраза могла быть обращена к кому угодно, но я понял по направлению ее головы, что она была адресована мне. Я сделал вид, что это не так.

Нужно было что-то делать, здесь находиться становилось слишком тяжело. Я вспомнил совет папы, который он недавно мне дал, когда я скучал и грустил оттого, что Гиансар уехал в биологическую экспедицию. Папа сказал:

— Бесцельное существование тяжелая и жалкая штука. На все смотришь под другим углом, когда у тебя есть высокая цель. Все жизненные препятствия, проблемы, сразу кажутся не стоящими твоего внимания. Впрочем, иногда даже не столь масштабные цели, как, например, у меня, могут сделать тебя сильнее.

Мне понравился этот совет. Я поставил себе цель окончить школу с отличием, и мне сразу стало легче сидеть на неприятных уроках литературы, потому что я знал, ради чего это. Но в этой ситуации моя цель мне не помогала. Буду я отличником или нет, это нисколько не влияло на неприятное мне общество за столом. Поэтому я понял, что мне нужно придумать временную менее масштабную цель.

Все по кругу говорили тосты, а в промежутках между ними разговаривали. Скоро будет моя очередь. Я придумал цель: избавиться от гостей. Это была сложная цель, она требовала скорейшего разрешения, ведь гости итак разойдутся часов в девять вечера, а я должен был что-то придумать раньше. У меня было медленное мышление, зато продуктивное. Я не был уверен, что справлюсь, но папа говорил, что нужно быть уверенным, настраивать себя на успех, иначе я стану закомплексованным неудачником. А неудачливые люди несчастливы.

Я думал, пока все веселились. Если кто-то получит травму, и его заберут в больницу, все разойдутся по домам. Но это уголовно наказуемо и жестоко. Получить травму самому страшно. Нужен был внешний фактор. В какой-то момент все замолчали, наступила пауза, и из-за нее я сбился с мысли. Такие паузы бывают и в компаниях, а не только при общении со мной. Все вдруг будто падали в разные ямы и задумывались, как из них выбраться. Иногда мне казалось, что общение неинтересно не только мне, но и всем остальным. Но большинство людей думают, что им нужно постоянно находить новых друзей, и будто бы веселое общение делает их выше других. Поэтому они и пытаются создать вокруг себя атмосферу радости и непринужденности. Но вероятно я был не прав. Гиансар, например, был не таким.

Из ямы первым выбрался Сиррах, мальчик из экспедиции. У него было лицо, как у резиновой куклы персонажа народной сказки. Ему было пятнадцать, но в отличие от Кассиопеи, он не показывал, что старше нас. Он сказал:

— Пойдемте покурим?

Все напряглись, кроме Гиансара. Он снял со стола Андромеду и сам встал со стула, готовый пойти. Я знал, что он делал это уже не раз. Гиансар говорил, что его мама курила, наш папа курит, значит, он имеет на это полное право, и, возможно никотиновая зависимость заложена у него в генах. Девочка из экспедиции не согласилась, а второй мальчик согласился, как и мальчик с олимпиады. Девочки из парка тоже встали, а девочки из школы недовольно сжали губы и не пошли (потому что девочки из частной школы более воспитанные, чем другие девочки). Альферац расправил плечи и сказал:

— А пойдем.

Он увел за собой второго мальчика из школы. Гиансар кинул на меня взгляд без особого ожидания. Наверное, он хотел показать, что помнит о том, что я здесь. А вот Мебсута смотрела на меня как раз с надеждой. Потом даже требовательно махнула головой. Я встал и пошел за ними.

На самом деле я не хотел курить, но у меня уже начал зарождаться план. Мои одноклассники удивились тому, что я пошел, ведь я никогда не делал ничего запрещенного (детям до восемнадцати лет курение запрещено). Это могло навести на меня подозрения, поэтому мне нужно было срочно что-то придумать, чтобы отвести от себя подозрения. Я сказал:

— Надеюсь, у тебя не ментоловые. Не люблю.

Это показало меня знатоком. Мне не хотелось курить, и я ни разу этого не делал. Моя мама не курила, значит, у меня было в два раза меньше прав на это. Гиансар улыбнулся, и я испугался, что он подозревает меня.

Мы курили. Мне приходилось делать вид, будто бы я курю не в первый раз. Я терпел, хотя мне было горько и хотелось кашлять. Мне показалось, что Альферац тоже делает вид, что он курил до этого. А вот второй мой одноклассник честно признался, и его учили другие. Я слушал внимательно.

Мы стояли на заднем дворе, чтобы успеть услышать подъезжающую машину прежде, чем нас увидят. Гиансар прислонился к стене дома, остальные стояли прямо под открытым окном гостиной. В другой ситуации я бы забеспокоился, что дым проникнет внутрь дома через окно, но сейчас это меня не волновало. Занавеска на ветру то надувалась, цепляясь за подоконник, то прогибалась в комнату. Это происходило из-за сквозняка от раскрытой входной двери и окон с другой стороны. От особенно сильного порыва занавески преодолели подоконник и вырвались наружу, практически обмотавшись вокруг Мебсуты. Все засмеялись, а Гиансар поспешил убрать от нее занавески. Все это было хорошо для моего зарождающегося плана.

Мебсута сказала:

— Надеюсь, моя сигарета не оставила след на ткани!

Я сказал:

— Папа часто курит в кресле. Все подумают, что это его.

Я сказал правду, потому что он действительно часто так делал. Ложь я не успел бы придумать за такое короткое время. Гиансар почему-то улыбнулся. Я чувствовал уверенность, поэтому продолжил.

— У папы есть коллекция сигар. Он их не курит, но коллеги ему привозят из южных стран. Будете смотреть?

Я не знал, что они ответят. Мне сложно было предугадывать чужие интересы. Но меня поддержал Гиансар, который никогда не предлагал ничего скучного.