Шелковый путь «Борисфена» (СИ) - Ромик Ева. Страница 20

— Но как можно терпеть пьющую прислугу? — удивилась Антонела. — На нее же никогда нельзя положиться!

— Ее нельзя выгнать, — пояснила Мара, — тогда она совсем пропадет.

Дом понравился Нине. Здесь не пахло ни сыростью, ни мышами. Лестница, ведущая на второй этаж, была светлой и чистой, с мраморными ступенями и красивыми дубовыми перилами. В стене, в небольшой нише, — крохотный фонтанчик, повторяющий большой фонтан на площади, — Эол, сидящий верхом на дельфине.

— Хороший дом, — вырвалось у Нины. — У Сандро замечательный вкус!

— Вам нравится? — улыбнулась Мара, и в ее улыбке промелькнуло что-то удивительно приятное. — Мне тоже. Это мы вместе выбирали. Сандро купил этот дом, чтобы у меня было приданое, если я захочу выйти замуж.

— А ты хочешь, Мара? — слова девушки пробудили в Нине внезапную надежду.

— Что вы, синьора! Конечно, нет! Разве я могу его оставить? Кто же будет о нем заботиться, если я уйду?

— Хм! — отреагировал на ее слова Киселев. — Сейчас заботится нужно о тебе, а не о нем.

Он внес девушку в комнату, на которую та указала, и опустил на узкую кровать без полога, застеленную шелковым покрывалом. Похожая кровать была у Нины в девичестве, вот только над изголовьем у нее не висело серебряное распятие. Что-то в облике этого дома не вязалось с тем, что Нина знала о Сандро и Маре. “А не ошибаюсь ли я снова, как в истории с Лидией?” — промелькнуло в голове у графини. Но как же тогда относиться к присутствию девушки рядом с мужчиной, к тому, что живут они в одном доме?

Разув свою неожиданную пациентку, Киселев обнаружил, что нога ее распухла и приобрела нездоровую синюшную окраску.

— Покрути стопой! — велел он.

Мара выполнила приказ и при этом слегка поморщилась:

— Больно.

— Ясно… — прогудел себе под нос Данила Степанович и пояснил по-русски, обращаясь к Нине Аристарховне, — девчонке повезло, перелома нет, иначе она даже пальцами не пошевелила бы.

Он взял длинное льняное полотенце, висевшее у деревянного умывальника, и туго перевязал Маре ногу. Девочка сразу же заулыбалась, ей стало легче.

— Недели две старайся ходить поменьше, — давал он ей рекомендации, — а когда вернется служанка, пришлешь ее ко мне, я дам свинцовую примочку и специальную мазь от отека.

— Спасибо, доктор, вы так добры, — прошептала Мара, — вот только я, к сожалению, не смогу вам заплатить, сегодня у меня украли все деньги. Но когда приедет Сандро, он непременно вернет долг!

Пора было уходить, но Нина не могла двинуться с места. Как же можно оставить девчонку одну? Без денег, без прислуги, с покалеченной ногой. Она же умрет здесь от голода и холода! Нет, какая бы ревность ни терзала сердце, Нина не могла этого допустить. Пусть Мара олицетворяет для Сандро все девять муз сразу, графиня Милорадова — выше этого.

Кроме того, теперь у синьора Лоренцини нет выхода, он будет вынужден явиться к Нине, если захочет получить свою музу обратно!

Войдя в палаццо, девушка замерла в восхищении, разглядывая роспись на потолке вестибюля.

— О, какая красота!

В такой же восторг ее привели гобелены и картины на стенах. А увидев незаконченную вышивку, она буквально онемела. Неужели ТАКОЕ можно создать при помощи цветных стекляшек, иголки и нитки?

К огромному удивлению графини, Антонела изъявила желание приютить танцовщицу у себя, а Данила Степанович не сказал ни слова против.

Мара оказалась совсем необременительной гостьей. Первое время она очень стеснялась, и большую часть времени проводила в апартаментах Антонелы, но потом освоилась и стала выходить в гостиную и во двор. При этом она ни разу не покинула дома. Больше всего ее смущало внимание со стороны хозяйки. Нина заметила это и постаралась вести себя с ней как можно сдержаннее, не задавая никаких вопросов, не интересуясь ничем, но и ни в коем случае не игнорируя ее.

Мара была мила, скромна и обладала приятными манерами. Порой у Нины возникало сомнение: эту ли девушку они видели в цыганском наряде с ярким бубном в руках? Но нет, это была все та же Мара, любовь к которой Сандро ни от кого не скрывал. Она подружилась с Антонелой, души не чаяла в Киселеве и подкупила Нину своим трудолюбием и неподдельным восхищением вышивкой.

— О, синьора графиня, позвольте мне вышить кусочек неба, — попросила однажды Мара, присмотревшись к тому, как это делает Нина. Графиня великодушно позволила, и с тех пор они вместе увлеченно заканчивали работу.

Ее невинный вид никак не вязался с тем образом жизни, который, по мнению графини, должна была вести бродячая танцовщица. Мара никоим образом не производила впечатление распущенной, но в то же время ее никак нельзя было и назвать наивной. Нина помнила, как подсмеивался некогда Сандро над разбитыми сердцами молодых шелководов. Девчонка прекрасно знала о своем обаянии и весьма умело пользовалась им. Иначе как еще сумела бы она в считанные дни покорить сердца всех обитателей палаццо, за исключением, пожалуй, Сергея Андреича.

Новая гостья внесла в жизнь Нины оживление и разнообразие, которого ей так не хватало. А вот господин Милорадов никак не желал мириться с присутствием Мары. Он откровенно придирался к ней, подмечая любую оплошность, и демонстративно отсылал ее из гостиной, когда собирался что-нибудь рассказать.

— Зря вы взяли на себя такую обузу, — говорил он Нине наедине. — Ваш порыв, безусловно, благороден, но его трудно будет объяснить окружающим. Девчонка никому здесь не нужна! Во всяком случае, наш сосед не бросился ей помогать, хотя именно он и должен был сделать это, ведь Сандро Лоренцини — его сын, а не ваш!

Нина не желала слушать подобные речи. А они, естественно, звучали — и не только в ее палаццо: о том, что Мара живет во дворце, судачила вся округа. Графиня относилась к этому философски: холопов не заставишь молчать даже на родине, что уж говорить об Италии, где прислугу не накажешь, а сплетничать любят ничуть не меньше, чем в России. Единственное, что она могла сделать для собственного спокойствия, это запретить в своем присутствии всякое упоминание о Сандро Лоренцини, вплоть до того дня, пока он сам не появится на пороге. Это касалось, прежде всего, Антонелы, которая испытывала к певцу какую-то совершенно непонятную страсть и могла болтать о нем часами.

Разумеется, новость о том, что Мара живет у графини, очень быстро достигла ушей дона Гаспаро и его супруги. Лидия собственной персоной явилась, чтобы убедиться в этом. Она пришла пригласить соседей на праздничный обед. Приглашение относилось ко всем, в том числе и к Маре.

Очевидно, подумала Нина, синьору Лоренцини не покинуло желание помириться с пасынком и теперь она решила действовать через Марию. Вот только та, похоже, не разделяла ее желания.

Мара откровенно боялась Лидии. Когда та появилась в гостиной, девушка так вздрогнула, что уронила коробку с бисером. Мелкие бусинки рассыпались по полу. Семь оттенков голубого перемешались. Хорошо еще, что при этом не было Сергея Андреича, не то он не преминул бы отпустить язвительное замечание по поводу неловкости Мары, чем смутил бы бедняжку еще сильнее. Нина на девушку не рассердилась. Мара была еще очень молода и не всегда могла сама постоять за себя, а Сандро, ее главного защитника, не было рядом.

Неуловимым движением глаз Нина попросила Антонелу увести девчонку. Наперсница все поняла мгновенно:

— Синьорина Мария, не поможете ли вы мне распорядиться по хозяйству? — спросила она, вставая с кресла.

Вскоре рассыпанный бисер собрали, но девушки так и не возвратились в гостиную. Лидию это не слишком расстроило. Она моментально переключила свое внимание на Нину и Киселева.

Поскольку на синьору Лоренцини распоряжение графини относительно Сандро не распространялось, никто не мешал ей говорить о нем все, что вздумается.

— Ах, моя дорогая, — тараторила Лидия, — никто не может понять Сандро до конца. Но для меня он никогда не представлял тайны! Вся его беда заключается в том, что он никого не уважает! Даже себя!