Шелковый путь «Борисфена» (СИ) - Ромик Ева. Страница 21

У Нины было другое мнение на этот счет и она попыталась возразить:

— Отчего же, сударыня…

Но ее тут же перебили:

— Ах, моя дорогая, вы ничего не знаете об его ужасном характере! Он ни с кем не считается! Как может человек, получивший такое замечательное воспитание, пренебрегать правилами приличия? Почему он позволяет Марии называть себя просто по имени? Ведь это вопиющее неуважение к самому себе!

— Возможно, он прощает ей это из-за любви? — предположила Нина.

— Вы думаете, Алессандро любит это несчастное созданье так сильно, как старается показать?

Нина на этот вопрос не могла, да и не желала отвечать. Но Лидия и не ждала ответа:

— Ему ни в чем нельзя доверять! Сандро всегда отличался безответственностью! У него были такие превосходные возможности, но он предпочел сделаться бродягой! Раньше он хоть таскал девчонку за собой, теперь же, вообще, бросил на произвол судьбы. Это так на него похоже! Я предчувствовала, что рано или поздно ему надоест с ней возиться, но все же надеялась, что он образумится. Ах, как бы мне хотелось, чтобы это была его обычная неосмотрительность, а не злой умысел!

Теперь, если бы Нина даже и попыталась вставить слово, у нее ничего не вышло бы.

— Вы не представляете себе, дорогая графиня, как мы с доном Гаспаро благодарны вам, за то, что вы взяли на себя заботу об этом несчастном, забытом Богом ребенке! Ей, бедняжке, пришлось пережить столько бед из-за своего нерадивого…

Данила Степанович устал дожидаться паузы в монологе гостьи и в конце-концов бесцеремонно прервал ее на полуслове:

— Вы действительно полагаете, что синьор Алессандро поступил безответственно, оставив Мару в Генуе?

Лидия от неожиданности икнула и проглотила конец фразы. А Киселев продолжал:

— А не думаете ли вы, что, оказавшись на его месте, любой поступил бы так же? Я, уж точно, не придумал бы ничего лучше. Ничто не заставило бы меня везти девушку, почти ребенка, зимой через перевалы, по обледеневшим дорогам, рискуя каждую минуту либо попасть под лавину, либо сорваться в пропасть!

Данила Степанович сказал о том, что мучило Нину уже несколько дней. Она не сможет успокоиться, пока Сандро не возвратится! Пусть он больше никогда не пожелает ее видеть, только пусть вернется — целый и невредимый!

После слов Киселева Лидия притихла. Она еще немного посидела, пересказывая городские новости, а на прощание поинтересовалась, не известно ли графине, когда Сандро намерен вернуться.

“Ясно, балаболка, — подумал Данила Степанович, — именно за этим тебя и прислал твой муж”.

К сожалению, ни графиня, ни синьор Даниеле не могли помочь Лидии, но у Нины появилась возможность переадресовать вопрос Маре, не выдавая своего любопытства.

После ухода гостьи Нина разыскала Мару и объяснила ей, что дон Гаспаро хочет знать, когда приедет его сын.

— Я не знаю, — ответила девушка. — В Вене он намеревался пробыть недолго, но, если ему удастся хорошо заработать, то, возможно, он заедет в Аугсбург.

— В Аугсбург? — удивилась Антонела, которая присутствовала при разговоре. — Разве это удобно? Кто же едет из Вены в Геную через Аугсбург!

— Сандро давно хочет купить фортепьяно, — пояснила Мара, — а в Аугсбурге делают самые лучшие фортепьяно!

— Не проще ли было бы вернуться домой, и уже отсюда заказать в Аугсбурге что угодно? — спросила Нина.

— Ах, как же вы не понимаете, синьора графиня, он хочет сам выбрать инструмент. Ведь это так важно!

Графиня молча посмотрела на танцовщицу. Эта девочка давно уже знала что-то такое, что только сейчас начинало открываться пониманию Нины. Мария готова была ждать Сандро одна, в пустом доме, как угодно долго, не проявляя при этом ни малейшего нетерпения, только потому, что для него важно было лично выбрать фортепьяно. Разве можно осуждать ее за такую беззаветную преданность?

— Нужно послать ему записку, иначе он всю Геную перевернет, если не застанет меня дома, — озабоченно вздохнула девочка.

— Да, Мара, я напишу ему, — ответила графиня. — И не записку, а письмо.

Уж Сандро-то точно не виноват в том, что его любят сразу две женщины, зачем же причинять ему лишние волнения, оставляя в неведении обо всем случившемся?

Возвратившись к себе, графиня снова, в который уже раз, попробовала проанализировать свои чувства. Безумие, охватившее Нину после знакомства с Сандро, не имело ничего общего с тем, что она привыкла считать любовью. Любовь не появляется просто так! Для этого надо знать избранника много лет. Нина любила своего покойного мужа и была уверена в том, что настоящая любовь может быть только полностью осознанным чувством. Настоящая любовь обогащает человека, дарит покой. Чувство же, которое Нина испытывала к Сандро Лоренцини, наоборот, покой отнимало. Оно принесло боль и ревность и лишило графиню возможности замечать вокруг себя других мужчин.

Должно быть, во время последнего свидания, Сандро почувствовал ее безумие, поэтому и счел наиболее правильным прервать всякие отношения с потерявшей голову женщиной! Его нельзя упрекать за это, как и нельзя осуждать за то, что ему хорошо рядом с преданной и ничего не требующей взамен девочкой.

В очередной раз мысленно оправдав Сандро, Нина села за бюро и написала ему письмо, рассказав о происшествии на рынке и о том, что пригласила Мару погостить. И только поставив подпись, она сообразила, что это письмо, скорее всего, не застанет Сандро в Вене. Ну что ж, значит, придется оставить послание у него дома! Нина свернула листок, капнула на него воском с горящей свечи и прижала каплю печатью. Графская корона четко обозначилась на застывающем воске.

Он придет, обязательно придет! Она увидит его и постарается ничем себя не выдать. И тогда, как знать, возможно, все снова вернется на круги своя!

Апартаменты для гостей находились в крыле, противоположном тому, которое занимали графиня с наперсницей. Раньше в этот дом частенько наезжали друзья, теперь же в этих комнатах жили только Милорадов с Данилой Степановичем. Здесь же располагалась лаборатория Киселева и чулан, где он хранил приготовленные лекарства.

Секретарские обязанности в консульстве Киселев всегда исполнял с усердием. Тут на него не могло быть никаких нареканий. Но истинным своим призванием он считал все же фармацию. Лекарства, составленные им по собственным рецептам, пользовались спросом и приносили немалый доход. Было у него еще два увлечения. Любил он всякие забавные штучки, этакие технические пустячки, пусть даже совсем бессмысленные, но непременно, чтоб необычные. А еще нравилось ему разоблачать шарлатанов, которые подсовывают честным людям лекарства бездейственные или продукты поддельные.

Когда Данила Степанович бывал дома, из его комнат доносились ароматы трав, иногда попахивало уксусом или тухлыми яйцами. Тогда на галерее сразу же появлялась Антонела. Она колотила кулачком в тяжелую дубовую дверь и кричала:

— Даниеле! Немедленно открой окна!

— Уже открыл, солнце мое! — басил из-за двери Данила Степанович. Доступ женщинам в святая святых был категорически запрещен. Сюда не входила даже горничная. В лаборатории Данила Степанович прибирался сам. При этом Киселев отнюдь не был женоненавистником. Столь суровое правило он объяснял весьма просто:

— Вы посмотрите, как они одеты. Трехэтажные юбки, шали, рюши, воланы… еще зацепят, не дай Бог, что-нибудь — беды не оберешься! Здесь же и кислоты, и щелочи, и яды всякие… от них ожоги хуже, чем от огня!

Яды Киселев хранил в несгораемом шкафу.

— От греха подальше, — объяснил он Милорадову.

Сегодня из комнат Данилы Степановича доносился запах кофе. Хозяин лаборатории отдыхал.

Из перегонного аппарата в большую посудину капала дистиллированная вода, на подоконнике сохли вымытые склянки, ступки, ковшики, котелки. Большой бронзовый пресс сверкал, начищенный до блеска. Весы с разновесами покоились под колпаком. На столе, над зажженной спиртовкой, возвышался непонятный агрегат, источавший кофейный аромат.