Любовь Химеры 2 (СИ) - Истомина Елена. Страница 41

— Папа!

Он поднимает на меня глаза и смотрит шокировано. Так, словно не ожидал увидеть, словно не ко мне приехал.

Дива подходит к отцу, отдает ему Илюшу, хлопает отца по плечу по-свойски и уходит. Отец внимательно всматривается в Илюшу, словно сравнивая со мной.

— Похож? — спрашиваю с улыбкой.

— Одно лицо, — улыбается отец и смахивает слезинку с правого глаза.

— Здравствуй, пап, — улыбаюсь я тому, по ком так щемило сердце последние 30 лет.

— Здравствуй, сын.

Мы с отцом крепко обнимаемся. И стоим с минуту, молча слушая биение наших родных сердец. Затих даже непоседа сын, проникшись важностью момента и прильнув к дедушке.

— Ты ничуть не изменился за прошедшее время, — констатирую я, вглядываясь в родное лицо.

— О тебе того же сказать не могу, — улыбается отец. — Но ты определенно выглядишь моложе, чем должен бы был. А этот молодой человек — мой внук, как я понимаю?

Отец садится в кресло и смотрит на малыша.

— Как зовут тебя, счастье голубоглазое? — спрашивает дед внука.

— Июса, — говорит малыш, разглядывая деда.

— Илюша, да? — уточняет дед.

Мальчик кивает.

— А тетя, что на руках тебя держала, тебе кто?

— Бабуля моя это, Дива, — чисто говорит сын.

— А маму твою как зовут?

— Мама Оля у меня.

— Та красивая тетя в голубом платье с белыми волосами — мама Оля твоя? — отец хмурится все больше.

— Да. Мама у меня рррразная бывает, — кивает малыш, старательно рыча.

— Так, значит, ты на внучке Перуна женился? — улыбается отец.

— Нет. Дора — его дочь, — говорю я, и отец вздрагивает, словно пощечину получает.

Закрывает глаза с протяжным стоном и бьет кулаком по спинке кресла.

— Значит, он еще не знает, кто ты.

— Постой! — теперь уже вздрагиваю я. — А откуда ты знаешь, кто они?

— Ты помнишь свои прошлые жизни, сын? — спрашивает отец, игнорируя мой вопрос.

— Да, одну. Солдат во вторую мировую.

— Рано мы с тобой встретились, сын, рано, — вздыхает отец.

— Что значит рано, пап? — загадочность отца мне совсем не нравится.

Я закрываю глаза, смотрю на отца внутренним зрением и прихожу в ужас: у него аура ярче и мощнее, чем у Перуна. А значит, он сильнее и древнее его, если такое вообще возможно.

— Ты кто?

Я с трудом побарываю желание вырвать сына из рук отца.

— Имен у меня много, но от рождения наречен Велеславом я. Известнее всего вам как Велес я буду.

Сказать, что я был удивлен, не сказать ничего.

— Но Лиза говорила, что тебя 4 тысячи лет как нет на Земле.

— Раз в столетие я возвращаюсь сюда ненадолго. Чтобы возродить твою душу в теле своего очередного сына.

— Кто я? То есть, кого ты хочешь пробудить во мне?

— Я смотрю, в тебе силушки-то через край, ты пробужден уже почти, лишь память снять осталось, кто с тобой занимался?

— Все понемногу, я в 44 отделе работаю, там всех тренируют и физически, и ментально.

— Всех да не всех. Тебя пробудить пытаются уже с год примерно. Настойчиво и упорно.

— С год я с Лизой занимаюсь. Лиза — это дочь Доры и Та-р-ха.

Имя человека, который, скорее всего, мне братом приходится, я произношу, тихо запинаясь. Голова едет кругом.

— Да ярить вашу оглоблю! Как у вас тут все!!!

Отец был в явном шоке, да и я в не меньшем. Мы молча смотрели друг на друга минут 5, я все вспоминал и сопоставлял.

— Где кулон? Что я тебе дарил? — спросил отец.

— Потерял с год назад.

— Не мог ты его потерять! Либо отдать добровольно, либо с мертвого лишь снять его можно! Кому отдал? Тарху? Перуну?

— Никому не отдавал, потерял, говорю же, когда в тайге в овраг упал. Меня еще Тара тогда нашла и жизнь спасла. Я почти умер, голову разбил сильно. А, впрочем, я не упал, там Люцифер был! Это он меня в спину толкнул, он и кулон сорвал, получается.

— Да етит твою за ногу! — взвыл древнейший из богов.

— Да не говори! Беспредел вообще тут без тебя, Родович, — кивнул Сомов, войдя в гостиную.

Вместе с ним вошли, очевидно, Деметриос с сыном и Тарх. Илюша слез с коленей отца, подошел к Сомову, потянул ручки, хоть марсианин и был в другом облике, а малыш узнал, так соскучился, видать, по дедушке.

— Привет, белянчик мой.

Седовласый теперь мужчина подхватил малыша на руки и прижал к себе. Илюша обхватил своими ручками деда за шею, положил голову ему на плечо. У отца аж челюсть упала.

Он перекрестился двумя перстами.

— Что, Родович не по зубам загадочка-то? — рассмеялся отец Демитрия. — Не видал еще такого, чтоб 5 кровных дедов у одного мальчонки было?

— У вас-таки получилось создать химеру? — отец снова перекрестился.

— А ты сомневался? — усмехнулся Деметриос.

— И Люцифер, значит, знает уже?

— Знает. И договор подписан.

Деметриос протянул отцу ту самую синюю папку, в которой мы все расписывались кровью. Стал читать, хмурея с каждым прочитанным словом все больше. Но вот перевернул страницу и, прочтя, с облегчением вздохнул.

— Он узнал про подлог? — спросил отец, вернув договор.

— Увидел, что дети — пара. Просек возможную вероятность развития событий и хочет его убить — объяснил Сомов.

— Понятно. Что ж, я заберу его, мы позаботимся о нем, и свадьбу, как время придет, у нас сыграем, и девочку у нас же родим, все сделаем. Защитим. Я обещаю.

Отец слегка улыбнулся Тарху, сидевшему в дальнем кресле. Илюша слез с коленей Сомова, взял из конфетницы на столе мандарин и пошел к нему.

— На, ешь! — улыбнулся мальчик от всей своей чистой души.

— Благодарствую! — улыбнулся Тарх, принимая большой мандарин.

Илюша подошел ближе и начал карабкаться на колени к дяде. Чистой детской душе все равно на обиды и условности, она видит истинное. Светлую, родную душу, и тянется к ней инстинктивно. Тарх подхватил Илюшу на руки, стал считать с ним пальчики на его ручке. Счет до 10 Илюша освоил у нас еще в полгода.

В гостиную вошел Перун с Дорой, и я невольно вздрогнул: такой прекрасной и суровой она была. Макияж холодный, взгляд голубых глаз сварожичей, приподнятый гордо подбородок, вытянутая, как струна, спина, гордые плечи, светло-голубое платье с разрезом спереди, обнажающее при каждом шаге стройные ноги у жены. В подобных платьях знала, чертовка, все свои плюсы и подчеркивала так, что я зачастую сам себе завидовал. Но сейчас вышла истинная, гордая, прекрасная и надменная дочь Перуна. Такую я ее не знал и боялся.

— Лизонька, иди, собирай свои вещи. Вы все улетаете с дедушкой, — выдал Перун спокойно.

— Ура!

Глаза Лизаветы просияли, не придется расставаться с любимым.

— Не понял, — выдал отец, оторвав свой пристальный, съедающий взгляд от невестки.

— 17 лет она здесь не протянет. Как видит его, так в осадок выпадает. Кольцо распроклятое сводит с ума и снять его нельзя, девочки погибнут. Лишь в твои чертоги входа нет ему. Ты ведь не откажешь в помощи матери своих внуков?

— И моей внучки, — добавил Деметриос.

— И моей дочери, — улыбнулся Сомов.

— Я не откажу в помощи светлой, истерзанной душеньке, ищущей покоя, мира и счастья для себя и рода своего, — ответил древнейший бог, улыбаясь невестке, закаменевшей от страха. — Идите, собирайте вещи, много не берите, только памятные вам фотографии, сувениры там, и одежду на 3 дня полета. Все остальное там будет у вас.

— А Маша как же? — забеспокоился я.

— И Маша с вами полетит, конечно. Она уже вполне жизнеспособна, можно даже вынуть из матрицы, так проще будет.

— Но еще ведь 6 месяцев только, — ужаснулась Дора.

— В ней больше ардонийских и марсианских корней, так выживет, уже легкие развитые, весом 3500 уже. Все равно б ты ее родила много раньше и сама.

— А с близкими можно попрощаться? — робко спросила жена.

— Конечно. Слушайте, а, может, кто-нибудь из вас с ними полетит? Недельки на две хотя бы, чтоб пообвыклись там они чуток, с теми, кого знают, кто подскажет, как и что.