Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга. Страница 89

— Мы в Мафию играем всю ночь. Привезу Веронику около десяти и сразу уеду.

— А розы зачем?

— Для образа, — облокотилась я на стол, чтобы избавиться от желания поправить бородку. — Для антуража.

— Я уж испугалась, что даме сердца подарить…

— Я без Терехина иду. Хотя если бы он согласился надеть юбку, я б подумала. Мам… Ты что-то хочешь мне сказать?

Она стояла на пороге кухни, наглаживая дверной косяк. С моей стороны никаких косяков не было. И не будет. Веронику высажу у подъезда. Цветы отправлю в помойку у Терёхинского дома. Там свой букет на кухонном подоконнике красуется, даже не подведший.

— У тебя все хорошо? — спросила я, и мама тут же нервно кивнула. — У меня тоже все под контролем. Пытаюсь подружиться с Никитой. Снова. Он довольно хорошо воспитан.

— А младший?

— Там няня круглосуточная. И с малышами я дружить не умею. Мам, ты, наверное, тоже не хочешь дружить с Еленой Михайловной? Она просила твой номер, я не дала. Но предупреждаю, его легко найти. Так что если позвонит вдруг, не пугайся.

Мама улыбнулась. Тоже нервно.

— А почему я должна пугаться? Это они пусть тебя боятся. Мне кажется, ты там всех за правильные ниточки дергаешь.

— Я не кукловод. Я ниточки только к правильным местам прикрепляю.

— Так даже умнее.

Мама опустила глаза, пошаркала тапками, но так и не отошла от двери.

— Мне страшно за Веронику, —проговорила она, не глядя мне в глаза. — Боюсь, она может позавидовать…

Я не удержалась и тронула бородку — только б не дернуть. Она черная и короткая, а не белая и длинная, как у Старика Хоттабыча: не поможет изменить все волшебным образом.

— Мама, что ты хочешь? Чтобы я ей больше денег на мелкие расходы давала? Только расходы у нее не мелкие. А если другое… То у всех гормоны в разное время играть начинают, и ты не сможешь изменить чужой организм.

— Все, как всегда, свела к физиологии! — выдала мама уже зло.

Боже, ну, конечно! Я свела, кто ж еще!

— У тебя есть решение? — проговорила я тихо. — Я готова следовать твоему плану.

Она молчала — а разве могло быть иначе?

— Мам, мне не взять ее на дачу, потому что там скучно. И, во-вторых, я что-то совсем не уверена, что мы на нее вернемся. Никите лучше в городе. Во всяком случае, пока нет июльской жары. И… Я думаю, он уедет на лето к деду во Владимир.

— При чем тут Никита?

— А при том, что я могу уехать с ним. Я никогда не была во Владимире… — сделала паузу специально, но мама не переняла инициативу в разговоре, и я продолжила: — Ты действительно хочешь, чтобы я пасла Веронику? Это невозможно. Я предложила ей подработать в летнем лагере у Игоря. Она не хочет. Что я сделаю? Буду водить ее везде за ручку? Ей не четыре года. Но можно, конечно, нанять няньку…

— Нанять… Все-то у тебя деньги…

— Мама, ну хватит! Уже на шутки огрызаешься! Ты сама только что сказала, что боишься за дочь из-за соцсетей. Что ты хочешь? Я, как могла, обеспечивала сестре карманные деньги. Сейчас я не очень понимаю, как смогу зарабатывать, потому что обстоятельства изменились…

— А тебе надо зарабатывать?

— Нет, мама! Валера должен содержать еще и твою дочь! Чтобы найти нормального мужика, чтобы не выкинул тебя, использовав по назначению, надо что-то из себя представлять. Пока твоя красотка даже учиться нормально не хочет. Вот займись ее воспитанием, чтобы не говорить, что кто-то другой виноват в твоем родительском лузерстве.

— В чем?

— Ни в чем. Я опаздываю. И у меня достаточно собственной головной боли, поверь мне. Так что не надо перекладывать с больной головы на здоровую, потому что здоровой у меня давно нет. Но у меня, конечно же, жизнь сахар!

Я почти что хлопнула дверью. Букет зашелестел целлофаном, и я добавила торнадо, слетев с лестницы, как заправский герой-любовник, удирающий от неожиданно вернувшегося из командировки мужа. Положила букет на заднее сидение и выдохнула. Терёхин решил приберечь все разговоры на вечер: ни разу не набрал мой номер. У Никиты я тоже не стала спрашивать, пришел ли папочка с работы? Это их проблемы — семейные. Я к их семье пока что не имею никакого отношения. Меня из моей собственной не выпускают, как муху из паутины.

Я припарковалась напротив кафе — совершенно нагло, на тратуаре. Мне же навязали роль наглого парня. Буду хоть в образе знать себе цену.

— Выходи. Через минуту. У меня нет времени, — набрала я Веронике сообщение и, схватив букет, вылезла из машины.

Костюм темно-серый, так что можно наплевать на отсутствие идеальной чистоты железа, но стоять навытяжку нет сил, да и к образу подходит развязная поза. Играть парней намного проще, чем девок — наверное, так думали и актеры-мужчины в шекспировские времена, натягивая на себя женское платье. Мне бы сейчас натянуть счастливую маску на лицо: ну, как бы девушку любимую встречаю… С подружками. И голос… Нужно было побольше поорать на кого-нибудь или мороженого нажраться, а то фальцетом могу только петь на нервах.

— Привет.

Подарить цветы и обнять еще могу, даже поцеловать в щечку. И улыбнуться подружкам. Кажется, вся компашка трезвая, хотя я уже сама того — даже без чая, а только от отчаяния, что ситуация выскользнула скользким червяком из-под моего контроля. Ну, если меня постоянные зрители не во всех образах признают, то этим дурочкам сам бог велел верить сказкам Вероники. Она, конечно же, попросила сфотографировать нас на ее телефон и утонула милым личиком в букете. Много ли в шестнадцать лет нужно для счастья? В тридцать — многое, и все равно в счастье трудно поверить.

Я сама сделала ей пару фоток и даже селфи и потребовала сесть наконец в машину, но сама не успела — пришлось вытащить телефон. К счастью, чехол у меня кожаный, а не девчачий, а тот тут бы и спалилась.

— Александр, можно вас на пару слов?

Я мгновенно обернулась, но все же ответила не своим голосом и в телефон:

— Чего вам надо, Валерий Витальевич? Я занят.

— Всего минуту у вас украду. Подойдите. У меня руки чешутся дать вам в морду.

— Секунду, — я заглянула в машину: — Я на пять минут. Семейный разговор.

Я не стала оборачиваться на окна кафе — даже если за нами следят, то походка у меня точно мужская, как и настроение.

— Кто-то отрабатывает чаевые, да? — спросила я тихо уже женским голосом. — Хмырю на хмыренка накапали?

Валера не выдержал и снял трагическую маску — заржал, в голос, но все же прикрылся кулаком.

— Нынешнюю моду на бородки я не пойму, — сказал он через силу.

— Бритый я только на шестнадцать тяну, а права выдают лишь в восемнадцать. Раньше не стоит садиться за руль — опасно для чужого здоровья.

Валера тут же изменился в лице.

— Сказала, да?

— А не плевать ли? Надо же было девчонку до нервного истощения довести. Не видишь, что у тебя сестра кукушкой поехала?

— А у тебя — нет?

— Моей шестнадцать, простительно еще…

— А ты подыгрываешь? Тебе в тридцать простительно?

— Валера, спасибо, что пришел, — я не тронула его за плечо: два мужика не обнимаются на людях.

— Прибежал.

— А почему ваш Дмитрий не мне позвонил?

— Какой смысл звонить тебе?

— Ты из дома или из офиса?

— Я же сказал, что в одиннадцать приду домой. Можно, я отвезу твою сестру домой, а ты займешься моим сыном? Так, кажется, больше толку будет.

— Не надо воспитывать Веронику.

— А мне кажется, надо. Даже очень надо! — чуть повысил он голос. — Перевоспитать тебя у меня, вряд ли, уже получится.

— Решил все же переключиться на малолетку, раз папа не видит? — прорычала в ответ малость уже по-мужски. — Ну, удачи!

Тут Терёхин не стал держать дистанцию — схватил за запястье: очень сильно, как девочек обычно не хватают.

— Сейчас тебе можно дать в нос и потом сказать, что не признал, — прорычал Валера мне в лицо. — Еще раз услышу от тебя подобное, прибью! Я тебе серьезно сказал — заигралась ты. Твою Веронику под замок посадить за такие игры надо. Сегодня ты, а завтра будешь не ты, понимаешь?