Сказка в дом стучится (СИ) - Горышина Ольга. Страница 94
— Это свадебный марш. Сыграешь его нам с Сашей?
Никита слушал отца и говорил с отцом, но смотрел все время на меня.
— Нет. Не смогу. Только Кузнечика если…
Это была бы хорошая шутка, если бы Никита не говорил сейчас абсолютно серьёзно. Без тени улыбки на лице.
— А если постараешься? Никита, понимаешь, свадьба — это семейное дело. Посторонние там не нужны. Выучишь? Для меня? Для нас, — Валера схватил меня за руку и до боли стиснул пальцы. — Для Саши.
Никита кивнул и зажмурился. То ли от яркости наших глаз, то ли потому что засыпал на ходу.
— Можно я пойду?
Встал, прошёл к чехлу и убрал гитару. Потом снова вытянулся перед нами.
— Я пошёл?
— Да уйди уже наконец! Саша тебе завтра лишнюю минуту не даст поспать, Кузнечик!
Никита вышел и закрыл дверь, хотя до этого она была открытой.
— Лучше б свет выключил!
Я хотела встать, чтобы исполнить просьбу Валеры, но он удержал меня на диване.
— Выпей чай и пойдём спать. Моя жена тоже ужасная соня.
— Я тебе не жена.
— Это формальности, которые я берусь утрясти в самые короткие сроки. Тебе хочется побыть невестой? Будь ей. Кто ж против!
Он протянул мне чашку, а свою так и держал все это время на весу.
— За нашу семью?
В чашке нет коньяка, но я уже говорила Терёхину, что мне достаточно чая… Я — невеста? Сумасшествие какое-то, но я чокнулась. С ним. Ведь точно чокнулась!
— Своим сама скажешь или вместе?
— А можно уже по факту сообщить?
— То бишь вообще без свидетелей? Завтра?
— Я работаю завтра.
— Тогда в пятницу?
— В пятницу ведьмам запрещено колдовать, — улыбнулась я в чашку с остывшим чаем.
— Пятница, заметано. Завтра решу этот вопрос. Золушка успеет пришить огоньки к платью?
— Валера, ты издеваешься? Никита Кузнечика три дня учил…
Терёхин рассмеялся и откинулся на диван — в его небесно-голубых глазах играли темные коньячные огоньки.
— Саша, я сделаю тебе документы на новую фамилию за день-два. Еще пара дней уйдет на сбор документов для суда. Возможно, мы и сумеем назначить слушание за неделю, но потом все равно придется ждать десять дней до вступления решения в силу.
— Ты все узнал?
Валера кивнул.
— И не секунды не сомневался, что я соглашусь?
Он снова кивнул и допил чай.
— Но я не думал, что сэкономлю на свадьбе.
И он снова смеялся, в голос.
— И медовый месяц порознь, — продолжил сквозь смех. — Охренеть! Валерка, у тебя все не как у людей…
Я закрыла лицо ладонями и зажмурилась, пытаясь справиться с приступом такого же безудержного хохота, точно с икотой.
— Скажи, тебе просто лампочки лень пришивать или скрытая нелюбовь ко всему белому?
Валерка тронул меня за плечо, но я тут же отбросила его руку и чуть не дала кулаком в нос.
— Я же просто спросил! Про платье… И еще вопрос: ты с метлой придешь? А, Баба Яга? Мне же надо знать, к чему готовиться… Александра, ну чего ты ржешь?
Он оторвал мои пальцы от лица и сжал в своих горячих.
— А что, плакать надо?
Хотя я досмеялась уже до слез.
— Быть серьезной. Мы только что приняли очень серьезное решение…
И сам заржал. Сивый мерин, черти б тебя взяли! Ну как так можно?!
— Валера, а если я не поеду во Владимир?
— Я все равно на тебе женюсь, поняла? Из-за детей. Ты же сама идешь завтра в места не столь отдаленные и сына моего с собой берешь. Я не хочу, чтобы с моими детьми решался этот вопрос еще раз, если со мной что-то случится. Я в игры с дурацким государством не играю, понятно? А свадьбу можем сыграть и потом. И вообще пока никому не говорить про наши планы. Ну, Никите сказать придется. От него нужно согласие. Сиди тут…
Он резко встал и вышел, а я вцепилась в пустую и холодную чашку. Потом сунула нос в Валеркину — коньяком не пахнет. Трезвый, значит.
— Я сказал Никите, чтобы он молчал, — прошептал Валера, возвращаясь на диван, но тут же вскочил: — Буся, пошли гулять! Маме надо в душ.
— А папе? — подала я тихий голос.
Валера снова ко мне нагнулся:
— Папе потом. С меня еще десять потов должно сойти. Надо пару звонков сделать. На пятницу никаких планов, поняла? Хоть зайчихой приходи, я тебя в любом образе узнаю и возьму. Буся, зараза, да слезь ты уже с кресла!
И он снова потащил несчастную боксёриху за ошейник.
— Саша, иди в душ и постель перестели. Фиг его знает, когда белье меняли. Я быстро или долго, не знаю. Как пойдут переговоры…
— Валер, ты там деньгами особо не кидайся. Мы можем и в июле во Владимир поехать.
— Вот давай ты лезть не будешь! Заняться нечем, пришей лампочки…
— Тебе к галстуку, если только…
— Если тебе полегчает, пришивай…
Мне не полегчало даже после душа. Думала, порву у простыни резинку. Голова была как в тумане. Точно дети — а мамам не скажем. На взрослых как-то не особо походим с такими решениями!
Я села на край кровати — на этот раз Наташиной. Тут Валера явно ничего не поменял за последние четыре года. Обои на стенах не первой свежести, и угол изголовья требует обновление лака. О, господи… Как страшно! Наташа, а если я не справлюсь с твоими детьми, что тогда?
— В пятницу мы без обеда, — Валера закрыл дверь и привалился к ней. — Пять минут неспешным шагом от офиса. Десять — из дома.
Я сильнее сжала голые ноги: трусы и майка не лучший камуфляжный наряд для нервного напряжения.
Валера сделал шаг к кровати и бросил на нее мою сумку, которую я даже не заметила в его руках. Потом мне в руки полетели его паспорт и телефон.
— Отсканируй документы, пока я приду в себя в душе. И в душе!
Я кивнула. Тогда остряк сорвал со стены халат и ушел. Я тяжело выдохнула и дрожащими пальцами открыла на сумке молнию. Вот так вот собственноручно расстаюсь со свободой…
Стук в дверь. Я ничего даже не успела подумать, когда Никита подал голос и открыл дверь — одновременно с моим разрешением войти. Да, нужно привыкать к таким вот вторжениям. Вскакивать не стала, прикрываться тоже.
— Я только спросить… Мне нужно будет называть вас мамой?
Я замотала головой.
— Это простая формальность, Никита. Так, если вдруг ты заболеешь или с папой что-нибудь случится… Это…
И я замолчала.
— Спокойной ночи.
И ушел, закрыв дверь. Только на этот раз погасил свет. Ненарочно. Даже не заметил, наверное. Пришлось встать и на негнущихся ногах дойти до выключателя. И прозреть наконец! Ты снова сидишь с Никитой! И он снова врывается к тебе без предупреждения, как ураган.
Я вернулась к кровати сканировать свои и чужие — почти что свои — документы. Через пять минут Валера переслал их кому-то, сидя на той же кровати, только ко мне спиной.
— А самим заполнить заявление слабо? — спросила я, украдкой поглядывая на часы на его руке: он ставил будильник.
— Пусть деньги отрабатывают. Мне есть чем заняться. Тебе, думаю, тоже… Со мной. Разве нет?
Он кинул свой паспорт на тумбочку, мою сумку — на пол, меня — на подушку. Кинул! И себя тоже. Сверху.
— Жених может поцеловать невесту?
Я тронула его за подбородок — бритый, и отвела его губы от своих.
— В доме маленькие дети. Никита входит, можно сказать, без стука…
— Я закрыл дверь на замок. А ты можешь рот закрыть на замок, как в твоем театре? Ну чего ты все время ворчишь, будто я тебя силком в ЗАГС тащу? Обычно наоборот происходит…
— Ну так у нас, кажется, ты беременный… Обремененный детьми, а не я. Так что ты и тащишь…
— Молчи, Баба Яга, вот молчи… А то еще передумаю на тебе жениться… — и Валера зажал мое лицо в горячих ладонях.
— Честно, что ли?
— Даже не надейся… Колесико завертелось, белочки побежали. Уже не выпрыгнуть — будем бежать вместе, в колесе, день за днем.
Он продолжал держать меня за щеки, а я его — за плечи, вывалившиеся из распахнутого халата. Глаза в глаза, в них небо — бескрайнее, и в нем ни облачка, хотя по прогнозу обещали грозу с громом и молниями, а получился Чебурашка, о котором в энциклопедии нет ни строчки. Но на букву «Ч», есть еще и человек — незнакомый, который может стать родным одним росчерком пера: не электронной подписью, а реальной — черным по белому: мое имя против его имени. И что там будет у нас за семью печатями пусть никто никогда не узнает. Все равно ж не поймут.