Рассвет Ив (ЛП) - Годвин Пэм. Страница 56

Салем стоял в трех метрах от нас, расслабив руки и криво улыбаясь. Моя кровь загудела, согревая кожу.

Как долго он здесь пробыл? На противоположной стороне гаража дверь на лестницу была закрыта. Я бы услышала, как она открывается. Его охранники и бровью не повели при его приближении. Должно быть, он был здесь до моего прихода.

— Ты знал, что я приду сюда, — я держалась одной рукой за стальную дверь, не желая отпускать тепло солнца.

— Тебе нравится отвлекать моих охранников, — он подкрался ко мне, голый по грудь, в шортах, низко свисающих на узких бедрах.

Мой пульс участился.

— Они действительно хорошие собеседники.

Салем подошел ко мне и изучающе посмотрел со странной самодовольной ухмылкой на лице.

— Что? — я уперлась кулаком в свое бедро.

Он покачал головой, его улыбка растянулась в широкую ухмылку.

— Скажи мне, — я протянула руку, чтобы ущипнуть его за сосок.

Он схватил меня за запястье и развернул к огромной двери. Скользнув мне за спину грудью, он схватил меня за другую руку, поднял наши руки через решетку и прижал ладони к нагретой солнцем стали.

— Мне нравится твой ротик, — его губы коснулись моего уха. — Твой снисходительный сарказм, — он покусывал мою шею, вызывая дрожь в пальцах ног. — Я люблю твою кривую улыбочку и силу природы в твоих залитых солнцем глазах. Я уж молчу про твою ошеломляющую красоту, — его пальцы сомкнулись вокруг моих, прижатых к двери. — Я люблю в тебе все, Доун, дочь Ив.

Искренность сквозила в его словах, произносимых шепотом. Его лоб опустился на мое плечо, дыхание стало прерывистым. Он смягчался по отношению ко мне, открывался и дарил мне любовь без притворства.

Я повернулась в клетке его рук, мои руки поднялись к его груди, ладони прижались к мышцам, которые были сильнее и горячее, чем сталь за моей спиной. Мои ноги подкосились, и я покачнулась к нему, неуверенно заглядывая в глаза.

— Ты любишь меня? — прошептала я.

Его губы разомкнулись на выдохе, а сильные пальцы обхватили мое лицо с поразительной нежностью.

Ответная эмоция нарастала во мне, глубоко укоренившись и мощно накатывая. Он собирался это сказать. Это утверждение было прямо на его прекрасных губах.

Его руки дрогнули на моих щеках. Тень застлала его глаза, приглушая сияние и омрачая выражение лица. Нет, нет, нет. Что происходит?

Тепло его прикосновения исчезло. Дверь на лестницу распахнулась, и он исчез.

Глава 28

— Ну же. Ты можешь поднять вес и больше этого.

Внутри я вся закипела от хриплого голоса Салема, мои руки сильно дрожали под 54-киллограммовой штангой.

— Я поднимаю вес больше моего собственного, ублюдок, — я лежала на спине, напрягаясь с мучительным усилием, чтобы поднять штангу достаточно высоко и вернуть ее на стойку.

Мои мышцы горели и дрожали. Я не могла… толкнуть ее… вверх… Последние силы покинули меня. Мои пальцы потеряли хватку, и штанга накренилась.

Салем поймал ее в мгновение ока и легко поставил на стальные опоры одной рукой… бл*дский показушник.

С прерывистым выдохом я рухнула на скамейку, свесив руки к бетонному полу. Вонь моего пота пропитала тренировочный зал, тяжелый звук моего дыхания сотрясал спертый воздух. Жители делили это огромное пространство и все его причудливое оборудование, но сейчас мы с Салемом были предоставлены сами себе.

Он возвышался надо мной, его лицо нависало надо мной вверх ногами. Он нежно погладил меня по щеке и заправил за ухо мокрую прядь волос.

— Красивая, — его взгляд был таким же ярким, как летнее небо, пока он покрывал поцелуями мои покрытые хлопком груди, короткие шорты и голые ноги, прежде чем вернуться к моему лицу. — Иногда из-за тебя так чертовски трудно дышать.

Мое собственное дыхание застряло в горле.

Прошло три недели с тех пор, как он оставил меня безмолвной и барахтающейся в гараже. Три недели с тех пор, как я спрашивала его о других женщинах или требовала, чтобы он позволил мне укусить его. Я покинула гараж, сосредоточившись на одной вещи — его почти-признание в любви.

С тех пор я каждый день настаивала, подталкивала и умоляла. «Ты любишь меня?» «Пожалуйста, скажи мне». «Мне нужно, чтобы ты сказал это». Его реакция всегда была одной и той же — страстное желание в глазах, дрожащее на губах признание, за которым следовало полное и абсолютное молчание.

Мне не нужно слышать эти слова. Мне нужно, чтобы он сам принял их.

Теперь, глядя на него снизу вверх, я видела в его взгляде ту же напряженность, что и в последние несколько недель. Черт побери, это выражение не уходило из его глаз ни на секунду — в особняке, в лагере, и каждое мгновение, которое мы проводили вместе в его утопии.

Он любил меня.

Я позволила жестокости его предательства затуманить мое понимание и заставить поверить в обратное. Но вот о чем я не задумывалась, так это о его истинных мотивах. Он захватил меня в плен, потому что не мог убить. Лгал мне из страха потерять меня. Принудил меня к публичному сексу, чтобы защитить меня.

Он преследовал меня со всей грацией дьявола, его мораль была моралью победителя. Но он любил меня, по-своему, своими словами.

«Я хочу трахать тебя, лелеять и защищать до конца наших дней».

Его любовь была грубой и извращенной, темной и неохотной, но она была настоящей. Я видела это в том, с каким обожанием он смотрел на меня. Я слышала это в том, как прерывалось его дыхание каждый раз, когда встречалась с ним взглядом. Я чувствовала это в бессознательных движениях его пальцев в моих волосах. Вкушала это в самоотверженной сладости его поцелуев.

Когда он сбежал из гаража в тот день, я поняла, что он не просто любит меня. Он любил меня так сильно, что это приводило его в ужас.

Я знала, что он никогда раньше не был влюблен и никогда не получал любви от другого человека, даже от своей собственной матери. Хреновее всего было то, что я любила его и никогда не говорила об этом словами. Вместо этого я совершала бесчисленные покушения на его жизнь. Неудивительно, что он закрылся, когда я потребовала, чтобы он признался в своих чувствах.

Любовь могла бы победить все, но в его случае это было буквально. Любовь не просто победит его. Она может превратить его в пепел.

В моей груди вспыхнуло пламя, как бывало всегда, когда я думала о его смерти.

Салем опустился на колени рядом со скамейкой, его торс оказался на уровне моей головы, а перевернутое лицо — в нескольких дюймах от моего. Его пальцы нашли мои волосы, расчесывая их с болезненной нежностью.

«Я люблю тебя». Черт, мне просто нужно было сказать эти слова.

Он наклонился ко мне, и его губы терпеливо и скромно коснулись моих губ. Это не тот поцелуй, который ведет к сексу. Это его язык преданности. Каждое нежное прикосновение его языка говорило мне, что я прекрасна и лелеема. Отчаянная напряженность в его глазах говорила, что я необходима и любима.

«Я люблю тебя». Мне нужно сказать это так, чтобы это прозвучало, как будто я говорю это всерьез, хотя и не всерьез.

Мягкое скольжение его пальцев по моим ключицам прошептало тысячу извинений. Его прикосновение призрачно скользнуло по моей груди, оплакивая эмоциональные шрамы. Салем провел пальцем по моим ребрам, молча обещая свою защиту, поклоняясь мне, любя меня.

«Я люблю тебя». Если бы я могла изобразить это, то это не по-настоящему. Если бы это было не по-настоящему, мне не пришлось бы выбирать.

Но я не могла притворяться. Я пыталась. Бл*дь, я пытался каждую секунду каждого дня в течение нескольких месяцев. Не имело значения, что его предательство запятнало нашу связь. Моя любовь к нему выжила, пылая в сердцевине нашей связи так же сильно, как и всегда.

Мое сердце покрыто синяками, мое доверие разбито вдребезги, и если бы между нами был только секс, я бы приняла его в свое тело без раздумий и привязанностей. Но это не так.

Его пальцы прошлись по моей коже успокаивающе, смиренно и без претензий, и моя кровь запела. Дышащая, фундаментальная основа моей души была так глубоко пропитана его душой, что я оказалась бессильна против него.