Тень разрастается (СИ) - Крейн Антонина. Страница 57

И это касается всех воротящих нос сторон.

За подобными размышлениями о судьбах социума, призванных приглушить вопли недовольного администратора, я как-то упустила появление Кадии.

Подруга подошла к приемной стойке с той стороны и благодушно похлопала гнома по плечу:

— Перестань орать на нее, Жрыди.

Потом Кад повернулась ко мне. Синяки под глазами были явственнее любых слов: опять не спала.

— Я же сказала, что не хочу тебя видеть, — устало буркнула подруга.

— Вооооот, лбыда дрыгнутая, воооот, а я шо говорил тебе — не беспокой госпожу Мчащуюся… — снова заладил Жрыди, грозно потрясая курчавой бородой. Кад успокоила его, приложив палец к губам: «Тсс»! Потом поморщилась:

— Ладно, пойдем выйдем.

Надо ли говорить, что весь обеденный перерыв Мчащейся мы провели в жарких спорах и горячей, я бы сказала — раскаленной, ругани.

Кад была обижена. Снова. Справедливо.

Я оправдывалась. Опять. Многословно.

— Не понимаю, — наконец, сплюнула подруга. — Что мне надо сделать, чтобы прекратилась это бабуйня? Чтобы вы с Дахху перестали крутиться, как полоумные белки в колесах своих секретов, и считать меня за смирную бабу, которая Все Стерпит И Все Поймет?

— Мы тебя такой не считаем! — искренне заверила ее я.

Шипастые доспехи Кад вкупе с ее внушительным двуручным мечом и модельной внешностью не оставляли ни шанса на недооценку.

— Тогда почему? — угрюмо буркнула Мчащаяся.

— Ну, справедливости ради, ты сама вчера ушла. Я уверена, иначе Дахху позвал бы и третьего бокки, и мы все вместе там дружненько поспали, насладились древностью…

— То есть ты еще и меня обвиняешь? В том, что, в отличии от тебя, я следую своим убеждениям до конца? И если я знаю, что Анте — убийца, то для меня он всегда будет убийцей. А не очистится — волшебным образом — из-за пары дурацких снов? Причем, судя по твоему рассказу, ему и не за что сочувствовать! С высоты хранителя, пусть бессильного, но благородного, он упал до уровня гнусного маньячеллы — и это его выбор! Ни смелости, ни совести!

Подруга встала и зашагала туда-сюда по ведомственному дворику. Во дворике, вместо деревьев, росли сплошь кристаллы христопраза… Эдакое ностальгическое напоминание о естественных условиях обитания горных гномов.

— Кад! — я взвыла. — Убеждения тут не причем. Сама знаешь — у меня с принципами с детства было туго. Всегда сомневаюсь, всегда на грани. Так и сейчас. Прах с ней, с его совестью. Но история Анте — логична. Мотивация — ясна. Пустоту я чую сама, вот этими руками. Ясен-красен, мы не дадим ему ни спуска, ни покоя. Но давай попробуем зайти к проблеме с этой стороны. А не понравится — придумаем другой план.

— Ну да, ну да, придумаем, — фыркнула она. — Ты опять все переиграешь сама, выкинув меня за борт при первом же споре.

— Не выкину, — я выдержала ее яростный взгляд.

— Выкинешь, — безжалостно подытожила Кад и тряхнула светлой челкой. Потом наклонила голову вбок: — Но знаешь, что? Я все равно с вами пойду. И когда ваши с Дахху расчеты пойдут полным жвылом, я вытяну вас за шкирки из этого лыдрова дерьма. И, может, тогда вашей спеси придет каюк — и мы снова станем неразлучны, как прежде. А пока… Восемь вечера. Особняк придурка. До скорого.

Она резко развернулась, махнув золотистым хвостом, как хлыстом, и, чеканя шаг, потопала к главному входу в Чрезвычайный Департамент. Герб в виде расколотого купола, серебрящийся над дверью, неприятно проассоциировался у меня с историей нашей дружбы.

Люди взрослеют. Судьбы сходят с ума. Дружба становится пластичней, нерасторопной, требует уступок, поблажек, компромиссов. И, если хочешь ее сохранить — крепкой веры. Веры и обоюдного желания — в первую очередь.

Я верила в нас троих — всегда. Кад верила в прежних нас. И совсем не верила — в нынешних, разнесенных по разные стороны опыта.

К чему это все приведет?

Я зябко поежилась, проводив взглядом мелькнувший в дверном проеме хвостик подруги.

Что-то многовато в жизни становится вещей, за которые надо ежедневно бороться, если они для тебя ценны.

Неужели однажды придется выбирать? Или мне хватит сил на все и сразу?

Лишь бы хватило!

ГЛАВА 20. Сезон охоты

Я жутко опаздывала.

Часы по всему городу уже переливчато отбивали девять вечера, каждые — на свой лад: одни звонко, другие гулко, или нараспев, или — будто поперхиваясь. Чинно, таинственно, с долгими паузами или до странности деревянно… В общем, девять часов уже однозначно наступили. По всему городу. А я так и не добралась до нашего самоназначенного клуба Борцов с Пустотой.

Главной моей ошибкой оказалось решение воспользоваться речным транспортом. Сначала-то все шло по плану. На милом, поскрипывающем при швартовке общественном кораблике — так называемом магретто — мы весело плыли по широкой Нейрис, окаймленной мозаичными берегами. Свежие, свободные речные воды блестели под нами зеркалом бесконечного леса.

Гулявшие по набережным туристы, как заведено в субботние вечера, легкомысленно махали и посылали воздушные поцелуи. Парочка художников, вываливших на пленэр, старались ухватить образ магретто в своих акварельках. Они вглядывались в нас быстро, жадно, технично, выискивали тот самый неуловимый характер, глубинное движение, которое, если ухватишь его в предмете, мгновенно превращает твои каля-маля в искусство.

Лодочные станции тоже не пустовали. Там толклись и стар и млад, поджидая кораблики. Все, даже те, кто плавал этому по маршруту ежедневно, спешили найти себе на палубе такое место, чтоб пользу совместить с приятностью: чтоб и ветер в лицо, и сладостные брызги по носу, а все ж не совсем жаться у перил — а то вывалишься ненароком, ундинам на смех.

В общем, все было очень славно. Я стояла, опершись спиной на будочку капитана — умудренного летами волшебника, специалиста по магическим кораллам, которые растут на поддоне кораблика и дают ему необходимую для движения тягу.

Но потом мы свернули с Нейрис на Доро. И тут меня ждал колоссальный облом. Ибо на реке бастовали. На Доро всегда бастуют. Ежедневно. Спросите меня, что есть постоянного в Лесном королевстве — и я отвечу: стачки на Доро.

Сегодня, как это часто бывает, выступали тилирийские рыбаки. Их узкие, длинные, загнутые кверху налаченными мысами гондолы беспощадно зажали наш магретто на тесном перегоне между шолоховской оперой и департаментом Огней (заведует городским освещением; работает в рамках Лесного Ведомства).

В итоге мы намертво застряли прямо посередине Доро. С высоты птичьего полета, наверное, реку вообще нельзя было различить из-за десятков черневших на ней гондол. Страстные тилирийцы — бороды черные, глаза горящие — снова добивались некой сомнительной справедливости. Они стояли в своих лодчонках, потрясали кулаками и орали что-то в сторону набережной. Два несчастных, патрульных Ловчих тоскливо пытались разобраться в очередном эксцессе…

Мой магретто, взятый в плен, не сдавался. Капитан махал кулаками, жестами показывал тилирийцам, чтобы двигали свои дурацкие лодчонки, да поживее. Рыбаки бурчали, но потихоньку уступали путь. Магретто полз по темнеющим на закате водам медленно, как страдающая одышкой гусеница. Пассажиры тосковали. Я подумала, а не продолжить ли мне свою сегодняшнюю миссию, на которую я угрохала весь день?

— Как думаете, надолго мы встряли? — я похлопала по голому плечу стоявшего передо мной, приунывшего булочника в жилетке (сужу по характерному запаху и особенному ощущению безопасности — эдакой «метке» всех «сдобных» работников).

— Да кто ж их знает, демонов… — покачал головой он.

Я, для верности, подержала руку на плече мужчины еще пару секунд. Он уже начал коситься. «Чист,» — про себя поставила отметку я и, беззаботно улыбнувшись, потянулась дальше.

Как выяснилось, никто из пассажиров магретто — из тех, до кого дотянулись мои загребущие лапы — не пострадал от Пустоты. Впрочем, им, кажется, были нанесены нехилые психологические травмы. Мною. Народ уже начал перешептываться меж собой: «Что за странная, тактильно-озабоченная деваха делит с ними борт?», когда я костяшками пальцев постучалась в окошко капитана: