Аметист - Хейз Мэри-Роуз. Страница 70
— Виктория, — спросила она охрипшим от волнения голосом, — когда ты в последний раз была близка с Танкреди?
Виктория повернулась к Джесс, прикрыв от ослепительного солнца козырьком ладони глаза, так что невозможно было разглядеть их выражения.
— Восемнадцать лет назад, в Париже, в шестьдесят седьмом. Когда мы встретили Стефана. Это было в последний раз. — Виктория устало улыбнулась. — Я знаю, о чем ты подумала. Но Танкреди заболел два года назад.
Поднялся ветер. Тени облаков, подобно черным пальцам, скользили по залитым солнцем холмам. Виктория призывно поднялась на ноги.
— Нам лучше сейчас вернуться. Скоро пойдет дождь.
В замке их ждали сообщения. Звонили из гаража в Обане: окончательная смета на ремонт «рейндж-ровера» составила пятьсот девяносто семь фунтов и семьдесят пять центов, включая работу и запасные части; в связи с летней запаркой ремонт можно было начать только на следующей неделе. Его преподобие викарий Далглиш приедет в половине шестого обсудить детали предстоящих похорон. Он надеялся, что условия будут приемлемы.
Доктор Макнаб вернулся в семь часов вечера и сам себя пригласил на ужин:
— Никогда не упускаю возможности насладиться кулинарным искусством Кирсти, если только позволяют обстоятельства.
Ужин состоял из того, что Кирсти называла «на скорую руку»: суп, омлет по-испански, салат и покрытая пылью бутылка великолепного мозельского из погребов Скарсдейла.
— Прямо банкет, — просиял доктор Макнаб. — Никакого сравнения с разогретой тушенкой и засохшим «чеддером».
Отправив Викторию в постель и приказав ей перед сном принять успокоительное (прекрасно зная, что Виктория этого не сделает), Макнаб сказал:
— Я рад, что вы здесь. — Доктор втиснулся в свой маленький «остин». — Надо, чтобы кто-нибудь был с Викторией рядом, хорошие друзья, например, хотя она прежде отрубит себе руку, чем позволит это. Э-хе-хе. — Макнаб зажег потухшую трубку и выпустил облачко вонючего дыма. — Я наблюдал за ней последние месяцы. Знаете, она немножко меня пугает. Она избегает общества. Запирается изнутри, если вы поймете, что я имею в виду. — И неожиданно спросил:
— Она ведь не просила вас приехать, а?
Джесс покачала головой.
— Нам всем позвонил Танкреди.
— Да. Разумеется, он должен был это сделать, зная, каково будет ей. Он прекрасно знал… и я могу представить, чего ему стоило встать с постели и сделать все эти звонки. — Макнаб задумчиво погрыз мундштук своей видавшей виды трубки. — Знаете, вам нужно увезти Викторию отсюда. Увезите куда угодно: что бы там ни было, но она не должна оставаться одна в Данлевене. Я сделаю все от меня зависящее, но вы должны мне помочь. — Доктор пристально посмотрел на подруг. — Здесь у Виктории больше ничего не осталось. Ничего.
Джесс лежала у окна на просторной двуспальной постели тетушки Камерон и наблюдала за медленными северными сумерками. В утомленном мозгу бесконечно прокручивались события сумасшедшего дня.
— Их связь со Стефаном стала концом нашей, — рассказывала Виктория Джесс, когда они возвращались из вересковых зарослей. — Он был так вульгарен. Ему не следовало быть таким жестоким. В Париже я начала ненавидеть Танкреди.
Теперь Джесс очень ясно себе представляла: трое таких близких друзей — и тут Танкреди все больше очаровывается золотоволосым юношей. Его темные глаза наполняются лаской, рука как бы случайно обнимает плечо Стефана, голос сладок и чувственен, и Виктория все это видит.
— Не было сил сносить эту муку. Я чувствовала себя такой одинокой. И не было никого, кому бы я могла довериться. Нелепо жаловаться на то, что твой брат тебе изменяет. Тогда я и сняла кольцо, подаренное Танкреди, и больше никогда его не носила.
На другой стороне кровати, опершись на локоть, лежала Гвиннет и рассматривала фотографию двух маленьких детей: мальчик — жгучий брюнет и девочка — яркая блондинка.
Гвин краснела при мысли о собственной неожиданной наивности.
— Годами любовники или любовницы сменяли друг друга, — поведала Гвин Виктория. — Джонатан, Урсула Вичини и ты, разумеется. Я знала, что ты у него в комнате, в тот день, в Челси. Танкреди сделал это, конечно же, намеренно.
Он рассчитал, что я приду домой именно в это время и услышу ТВОЙ ГОЛОС.
Гвиннет вздрогнула, вспомнив звук тех давних шагов на мраморном полу.
— Я заставила Танкреди уехать со мной в Шотландию.
Прости меня. — Голос Виктории был холоден, — Но позже, поняв, насколько глубоко ты его полюбила, я надеялась, что мне удастся вовремя это остановить. На следующей неделе ты уезжала в Калифорнию, и я думала, что время и расстояние помогут тебе быстрее забыть Танкреди. Хотя мне следовало бы знать лучше: Танкреди не забывает никто.
Катриона лежала, натянув на себя одеяло до горла, на шезлонге времен королевы Анны, обтянутом скользким полосатым атласом.
— Рано или поздно я оказалась бы не в том месте, не в то время, и все было бы кончено, — звучал в голове Катрионы голос Виктории. — Но мне чертовски везло. Всегда. Смешно, не правда ли? Я просто не могла сделать неверного шага.
Я встречалась и брала интервью у очень опасных людей, таких, как Карлос Руис… О Карлосе Руисе когда-то говорила и Джесс, характеризуя его как человека мягкого.
— Опасных? — переспросила Катриона.
Виктория холодно улыбнулась.
— Очень. Но мы вместе прошли долгий путь. Он заботился обо мне, устраивал встречи и интервью, которые я никогда бы не смогла сделать по другим каналам. Он также вытаскивал меня, если где-нибудь происходили экстраординарные события, и я делала потрясающие репортажи.
— Но почему? — недоумевала Катриона. — Зачем он это делал?
— У него получалось великолепное прикрытие. Я была для Карлоса ценной находкой.
«И это все?» — подумала про себя Катриона и тут же порывисто спросила:
— Только как прикрытие? Джесс говорила, что Карлос тебя любил.
— Он меня использовал, — покачала головой Виктория. — А я использовала его. Все по-честному.
— О-о-о… — Катриона обдумывала свой очередной вопрос:
— А ты не боялась, что люди могут подумать, что ты была… — Катриона замялась, подыскивая подходящее определение, — замешана?
— Ты хочешь сказать, — без обиняков уточнила Виктория, — не была ли я тоже террористкой?
Катриона прикусила губу.
— Ну-у-у…
— Разумеется, все так и думали, — запросто констатировала Виктория. — В конце концов я ведь всегда оказывалась в центре событий, не так ли? И всегда выходила сухой из воды. Что же еще обо мне можно было подумать?
— Я , я не знаю, — смешалась Катриона.
— Думаю, что и никогда не узнаешь. Но запомни, Кэт: я искала смерти только себе. И никому более.
За окном все еще не наступила полная темнота, и Джесс могла видеть горбатые черные очертания гор на фоне неба стального цвета.
Вот уже вторую ночь подряд они слышали, как внизу, проскрежетав металлическим голосом свою мелодию, принялись отбивать полночь старинные часы.
Гвиннет неожиданно спросила:
— Как вы думаете, а доктор Макнаб знает? Ну, о Виктории и Танкреди?
— Полагаю, догадывается.
— Но что же, ради всего святого, вы считаете, мы можем сделать? — спросила Катриона.
Ответа на ее вопрос не последовало.
Наступил вечер вторника. Похороны были назначены на полдень следующего дня.
— Теперь вы можете, собственно говоря, ехать, — сказала за ужином Виктория.
Подруги не видели Викторию почти весь день: она провела большую часть времени в библиотеке, и никто не осмелился ее беспокоить.
Теперь Виктория сидела на резном дубовом стуле во главе двадцатифутового обеденного стола. На ней было рубиново-красное длинное платье, волосы аккуратно заколоты на затылке. Выглядела Виктория царственно, отчужденно и строго.
— Очень мило, что вы приехали. Не думайте, что я не оценила вашего поступка, но завтра все закончится. Вам нет более нужды оставаться в Данлевене.
Виктория, разглядывая телячью вырезку, зажаренную с чесноком и розмарином, которую поставила перед ней Кирсти, ковырнула мясо острым, как бритва, ножом с широким лезвием.