Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий. Страница 121

— Мудрый Машишкацин, ты так достоверно описывал красноречие повелителя ацтеков, — заметил Эрнан Кортес. — Неужели тебе приходилось слышать его выступления?

— Я неоднократно бывал в Теночтитлане, Малинче, — усмехнулся седой вождь.

— С какими-то дипломатическими делегациями, я полагаю?

— Можно сказать и так. Ты знаешь, что такое «цветочная война»?

Увидев, что Кортес лишь недоуменно покачал головой, Машишкацин кивнул, как будто признавая, что чужеземцу неоткуда было это узнать, после чего объяснил:

— Боги нуждаются в постоянных жертвах. Порой они довольствуются благовониями, цветами и драгоценными перьями, но нельзя же вечно держать их на такой скудной пище! Лишенные полноценных подношений, боги ослабнут, равно как и голодающие люди. И могут даже умереть! Иногда наш мир постигают страшные неурожаи. Засуха порой страшнее вражеских нашествий. Поля стоят пустые и нигде не найти ни маисового початка, ни самой малой тыквы. И что же делать, чтобы оградить себя от угрозы голодной смерти? Ответ прост — нужно всего лишь умилостивить богов. И если обычной войны нет, то приходит время организовать «цветочную войну».

— Я сам участвовал в подобных сражениях, когда был молод, — взял слово Шикотенкатль Старый. — Можете ли вы себе вообразить, как прекрасны бойцы, стройными рядами идущие к месту битвы? Храбрецы в пестрой одежде, увенчав головы драгоценными перьями, сверкая украшениями, в радостном предвкушении шагают вперед, распевая воинственные гимны. И вот армии сходятся на заранее условленном месте, в нейтральной долине. И начинается сражение! Это великий праздник! Все поле боя усыпано цветами, ибо это угодно богам, в чью честь воины сходятся в единоборствах.

Старый вождь необыкновенно воодушевился. Речь его стала торопливой и чуть сбивчивой, он энергично жестикулировал, стараясь произвести на слушателей наиболее сильное впечатление. Шикотенкатль продолжал:

— Цель здесь — не разгромить врага, не обратить его в бегство, и уж тем более не захватить чужую территорию. Цель лишь одна — взять в плен как можно больше противников. Ничто не сравнится с моментом, когда ты, увидев достойного соперника, прославленного воина, вступаешь с ним в бой! Обмениваешься ударами, играешь щитом, улучив момент, плоской стороной дубины бьешь его и повергаешь наземь. Ошеломленный, он уже не может сопротивляться. Обезоружив, ты хватаешь его за волосы. С этого момента он твой пленник. И, блюдя освященную веками традицию, ты называешь его своим любимым сыном. Ты отводишь пойманного врага в лагерь, где его связывают, а сам возвращаешься на поле битвы. И снова вступаешь в поединок со следующим противником.

— И все это ради принесения захваченных пленников в жертву? — уточнил Кортес.

— Да, — подтвердил Шикотенкатль Старый. — Это очень большая честь. Для воина есть два достойных пути. Первый — умереть в бою. И второй, не менее почетный — отдать свое сердце богам, будучи принесенным в жертву. Такой храбрец попадает в свиту богов и лучшей участи быть не может. Я за свою жизнь привел в Тлашкалу десятки пленников, захваченных в «цветочных войнах». Я напутствовал их добрыми пожеланиями, сопровождая вверх по лестнице, ведущей к алтарю.

— Безумие какое-то, — прошептал Хуан Веласкес де Леон, а потом, уже громче, задал вождям вопрос. — И соплеменники не пытаются отбить своих плененных воинов?

— Нет, «цветочная война» ведется по взаимному согласию. Когда обе стороны получают нужное им количество пленников, то сражение завершается. Тогда оба народа, участвовавших в этом ритуале, возвращаются домой и начинают готовить схваченных бойцов к роли жертв.

— Это немного похоже на рыцарский турнир, но совершенно нелепый и очень кровожадный. Как раз по местным традициям, — высказался Альварадо. — Нет, все-таки нужно местную религию искоренять как можно скорее! Это не переводи, Марина.

Девушка бросила на него возмущенный взгляд. Ее выводили из себя подобные советы.

— Спасибо за подсказку, Педро, — фыркнула она. — Уж я-то точно понимаю, сколь оскорбительно для вождей прозвучали твои слова. Если бы я при переводе не смягчала всю прямолинейность ваших заявлений, то вы бы уже давно настроили против себя все окрестные племена.

Альварадо лучезарно улыбнулся. Он не хотел ссориться с девушкой. Педро уважал Марину за стойкость, проявленную во время похода в Тлашкалу, а еще ценил за знание языка и местных обычаев.

— Нам повезло, что ты с нами, — примирительно признал он.

— Вернемся к Монтесуме, — напомнил Кортес. — Как же ты, благородный Машишкацин, попал в Теночтитлан?

— «Цветочные войны» в разные годы велись между разными государствами, — ответил вождь. — Теночтитлан мог воевать с Тлашкалой, а Тескоко — с Чолулой. Или наоборот. Но после сражений начинаются великие празднества, главным событием которых становятся жертвоприношения. Монтесума приглашал вождей противника в свой город, чтобы они участвовали в торжественных церемониях. Это тоже давняя традиция. Так мне и довелось побывать в его столице.

— Вы приводили в Тлашкалу пленников не меньше, чем ацтеки в Теночтитлан?

Вопрос Эрнана Кортеса явно застал вождей врасплох. И по тому, как касики замолкли, пытаясь скрыть смущение, по их лицам, на которых все же промелькнула досада, генерал-капитан понял, что «цветочные войны» наносили Тлашкале заметный урон. Размен бойцами явно шел на пользу ацтекам.

— Мы приводили домой достаточно пленников, чтобы умилостивить богов, — ускользнул от прямого ответа Машишкацин, стараясь не бросить даже тени сомнения на доблесть тлашкаланцев.

— Оно и видно, — пробормотал Альварадо. — Ацтеки, похоже, не знают равных и в одиночных схватках. Ничего, посмотрим, как они покажут себя против конкистадоров.

— Вот так, в Теночтитлане, возглавляя делегацию Тлашкалы, я видел Монтесуму, — сказал Машишкацин. — Он как могучий ягуар среди робких и настороженных тапиров. Из каждого спора он выйдет победителем. Любой военный поход организует и проведет так стремительно, что и словами не описать. Из мельчайшего своего промаха Монтесума извлечет урок и больше его уже не повторит. Поневоле восхищаешься его обаянием, проницательностью, красноречием, умением воодушевлять людей и вести их за собой.

— Поэтому, Малинче, мы и советуем вам не идти в Теночтитлан, — вновь заговорил Шикотенкатль Старый. — Монтесума повелевает огромным государством. Ваше появление в землях тотонаков было слишком мелкой и досадной помехой для него. Ради этого не стоило поднимать и гнать в поход огромную ацтекскую армию. Зачем? Путь долог и утомителен. Вместо этого он подарками и лукавыми словами заинтриговал вас. Согласись, Малинче, что с каждым днем твое желание идти в Теночтитлан только возрастает. Теперь ты начинаешь осознавать все хитроумие Монтесумы? Он сумел внушить тебе эту мысль, ни разу не видя тебя, не встречаясь лицом к лицу…

— Говорят, когда ягуар смотрит в глаза намеченной жертве, то она теряет волю к сопротивлению и уже не помышляет о бегстве, — заметил Машишкацин. — Скованная ужасом, она принимает свою судьбу. А Монтесума хитрее могучего хищника. Жертва сама идет к нему. Ты сейчас собираешься прямо в лапы к ягуару. Из его когтей нет спасения. Даже если вся армия Тлашкалы станет сопровождать твоих солдат в Теночтитлан, то и тогда нашим объединенным силам не удастся потом вырваться из города.

Здесь было о чем поразмыслить…

Давно наступила глубокая ночь. Эрнан Кортес сидел, глядя на мерцающие в жаровне угольки, и вспоминал сегодняшний разговор. Рядом, зарывшись в ворох одеял, спала Марина. Девушка дышала безмятежно. Неужели ничего не боится? Не сомневается, что он найдет правильный выход? Кортес невесело усмехнулся. Ему бы самому такую уверенность!

Монтесума начинал казаться генерал-капитану каким-то исполином, чудесным волшебником из сказки, неописуемо мудрым и могучим. Даже если вожди Тлашкалы немного и приукрасили, рисуя портрет уэй-тлатоани, то дела говорили сами за себя. Похоже, именно в дни правления Монтесумы Теночтитлан расцвел и вознесся до уровня столицы империи. А сами ацтеки превратили недавних союзников в вассалов.