Укради меня у судьбы (СИ) - Ночь Ева. Страница 26

— Знаю. Но несколько минут туда или сюда — уже никакой разницы. Не бойся, я не буду тебя домогаться.

Я и не боюсь. Удивительный мужчина. Гремучая смесь. Взрывной характер. Злюка. Но… кажется, он мне нравится. Не только внешне. В нём — жизнь. Бурление и много событий. То, чего у меня никогда не было. Это привлекает.

Я веду его в библиотеку — тут рядом. И там я видела коньяк, кажется, и стаканы. Может, в доме ещё спиртное есть, но я не настолько досконально изучила кухню и кладовки, чтобы с уверенностью сказать, где хранится алкоголь. Разве что начатая Никитой бутылка вина. Но почему-то мне кажется, Любимову нужно нечто покрепче вина.

Он уверенно наливает коньяк сам. В два стакана — на донышко. Я беру стакан в руки, но пить не собираюсь. Просто поддержать компанию, раз ему приспичило. Странно, но мне не хочется его выгнать. Он… колючий, но уютный. И чёрные джинсы с футболкой на нём отлично сидят.

— Не пьёшь? — кивает на мой стакан. Я отрицательно качаю головой. — Правильно. Не нужно. Совсем не пьёшь? — уточняет, пытливо разглядывая меня из-под опущенных ресниц. Он немного расслабляется, делает маленький глоток.

— Можно сказать, совсем.

Глоток вина, навязанный Никитой, всё же не даёт мне права сказать, что я не прикасаюсь к спиртному вообще.

— Сколько тебе лет, Ива?

Это не допрос. И даже не интерес, как мне кажется. Просто он вежлив. Не сидит молча. Развлекает меня по-своему.

— Двадцать шесть.

— Я думал, меньше.

Не ново. Многие думают, что мне и двадцати нет. Хотя «многие» — громко связано при моём уединённом образе жизни. Но я всё же не в монастыре прожила, приходилось сталкиваться с людьми. По большей части — с чиновниками да клиентами.

— А тебе? — надо же о чём-то говорить?

— Тридцать семь, — Любимов делает ещё глоток. Он не пьёт — потягивает. От такого количества даже опьянеть невозможно. — Зачем тебе Илюха мой? Он ведь сюда постоянно шастает. Проблемный подросток. Ему четырнадцать. У мальчиков в таком возрасте гормоны шалят.

Я невольно фыркаю.

— Ты боишься, что он меня… изнасилует? — мне даже в голову такое не приходило. Зато у Любимова, как посмотрю, мысли одна другой краше в голове бродят.

— Я боюсь, что он влюбится, — Андрей отставляет стакан. На дне ещё остаётся немного тёмного пойла. Трёт устало ладонями лицо, но вставать не спешит.

— Думаю, он приходит сюда не ради меня. Я человек новый. Он с Кудрявцевым общался. Может, дружил. Это он разрешил твоему сыну бывать в доме.

— Ладно. Будет день — будет пища. Мне нужно обо всём подумать без эмоций и не спеша. Ты позволишь мне завтра оглядеть «место преступления»? — показывает он пальцами кавычки. — Я приду с Катей в гости. Ребёнок хочет с тобой общаться. Если разрешишь, конечно.

Как-то это… стремительно. Но Любимов такой и есть. Резкий и бескомпромиссный. Не ходит вокруг да около. Не плетёт всякую чушь. Чётко и по делу все его слова. Почти. Поцелуй как-то не очень вписывается в картину его мрачной злости.

— Приходите. Ближе к вечеру. Днём я работаю. Часа в четыре. Ещё светло.

Он снова смотрит на меня. Удивление сквозит в его глазах и исчезает. Прячется в ресницах.

— До встречи, Ива, — поднимается он из кресла. — Я, наверное, тем же путём уйду. Проводи до дверей и закройся. На улицу не выходи. Я уже достаточно взрослый, чтобы шляться по чужим садам и лазать через забор. Справлюсь.

Он спускается вниз, я следую за ним. В дверях Андрей останавливается и протягивает руку:

— Дай свой телефон.

Властный приказ, но я ему подчиняюсь. Лезу в растянутую кофту, что накинула на плечи. Она старая и… ужасная. Зато удобная и с карманами.

Он забирает телефон из рук и вбивает цифры. Делает звонок. В кармане раздаётся резкая, без лишних изысков трель, похожая на сигнал бедствия или пожарную сирену. Не звучанием, а напряжённой тональностью. Да, у таких, как он, наверное, ни одной мелодии в памяти гаджета нет.

— Это мой номер. Мало ли. Звони в любое время.

— Зачем? — спрашиваю, не до конца понимая его действия.

— Соли попросить или спичек. А может, ещё кто тебя напугать решит. Мы же соседи. А соседи должны жить дружно.

Он уходит. Я закрываю дверь, включаю сигнализацию. Но что от неё толку? Судя по всему, здесь есть прорехи, дыры, которым удалось избежать жёсткого контроля охранной системы. Хорошо, если это сделано для соседского мальчика. А если нет? Если в доме притаился кто-то?

Я стараюсь себя не накручивать, но в комнату свою иду на цыпочках, затаивая дыхание. Плохо. Очень плохо. Но комната у меня запирается, и я не пренебрегаю осторожностью. Закрываюсь. Иду в ванную. Раздеваюсь и долго разглядываю себя в зеркале. Я чуть не потеряла сознание, когда мальчишка толкнул меня. Толчок не обошёлся без последствий, но ничего нового или смертельного не произошло. Просто мне нужно быть осторожнее.

Уснула почти сразу, хотя думала, что буду долго ворочаться и бояться, перебрасывать из стороны в сторону эпизоды случившегося за день и ночь. Но ничего не произошло — я уснула и спала без задних ног воистину богатырским сном — крепким и без сновидений.

А на рассвете меня разбудил стук в окно. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук. Похоже на код или тайный сигнал. Я вскочила. На часах — пять утра. Солнце, кажется, уже взошло, но посёлок ещё дремлет, досматривает сновидения.

Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук — стучится кто-то в окно.

Бум-бум-бум-бум-бум-бум — вторит моё сердце.

25. Ива и Андрей

Ива

Надо встать. Опустить ноги на пол и подойти к окну. Но я не чувствую ног. И руки у меня похолодели. Онемевшие пальцы пытаются зацепиться за простынь, но попытка не засчитана — у меня почти ничего не получается.

Тук-тук — снова тот же сигнал, а я прикрываю глаза, пытаясь успокоиться. Потом всё же встаю и на тяжёлых ногах иду к окну. Выглядываю в щёлку между штор. Трусиха.

С той стороны подоконника — птичка. Весёлая, задорная, с забавным хохолком на голове. Надо же. А я подумала, что кто-то подаёт сигнал: слишком её «тук-тук» гармоничное было.

Мозг наконец-то включается. Вряд ли кто-то смог бы пролезть на территорию чужой. И даже если это кто-то со стороны Любимовых — они не злые монстры, так что нужно брать себя в руки и не страдать ерундой.

Сегодня никто не придёт: Зоя Николаевна объяснила, что обслуга ходит через день. Слово-то какое — обслуга. Это мой шанс побыть в одиночестве, и я его использую, наслаждаясь тишиной. Дышится и работается здесь очень хорошо, но от мыслей мне не отделаться, поэтому я пытаюсь разложить по полочкам события, что происходят со мной.

Все они… несерьёзные. Даже попахивают курьёзом. И если бы я себя не накручивала, наверное, смеялась бы. Соседский мальчишка приходит по ночам. Птица в окно стучит. И соседи атакуют.

И всё же тревожная струна гудит. Почти неслышные звуки, колебания воздуха, что улавливает мой чуткий слух.

Неожиданно вернулся Василий. Пришёл, как ни в чём не бывало, потёрся о мои ноги и указал башкой на дверь. Звал меня за собой. Что в этом коте было хорошо — он не орал. Издавал какие-то хриплые помуркивания.

— Проголодался? — спрашиваю строго, но Васька строит мне такие умильные глазки, что сердце вздрагивает. Я бросаю работу и плетусь на кухню. Заодно и мне позавтракать не мешает.

Поддавшись невольному порыву, я проверяю еду. Нет, ничего не пропало. И визуально еды сколько было, столько и осталось. Ни котлеты не уменьшились, ни кастрюля с борщом не опустела.

Если в этом доме кто-то прячется, то либо у него свои источники питания, либо он — бесплотный дух. Привидение.

Неожиданно приходит в голову мысль: а может, Илья как раз за этим и приходит по ночам. Приносит еду. Но тогда это может быть лишь один человек: мой отец.

Надо бы расспросить Андрея, живут ли они здесь постоянно. Если нет, моё предположение не имеет смысла.

— Пойдём гулять? — спрашиваю кота, но тот, наевшись, развалился на полу и никуда идти не собирается.