Сокол и цветок - Хенли Вирджиния. Страница 83

– Жервез! – громко окликнула она.

– Ему приказано не открывать, пока не пройдет три дня... и три ночи, – хрипловато добавил Фолкон.

– Ты с ума сошел, – вызывающе бросила не на шутку испуганная Джезмин.

, – Я, должно быть, и вправду безумен, если так долго позволял тебе ускользать от меня, – мягко ответил он, – но к концу срока я хочу услышать, как ты скажешь, что любишь меня.

– Ни за что! – вскинулась Джезмин.

– Скажешь, – заверил Фолкон, – скажешь.

И одним прыжком перекрыл разделяющее их расстояние. Джезмин убежала бы, но сильные пальцы сжали запястье. Другой рукой Фолкон расстегнул серебряный пояс, развязал серебряные ленты на груди и отступил на шаг. Руки Джезмин взлетели к вырезу платья.

– Не делай того, о чем после придется пожалеть, – спокойно предупредил он.– Разденься. Сними все.

Джезмин поняла, что муж не шутит. Никакие просьбы и мольбы не помогут – придется подчиниться. Она медленно скинула розовую бархатную тунику и вышитое нижнее платье и, оставшись в одной сорочке, застенчиво опустила ресницы, одолеваемая смущением. Фолкон пожирал ее глазами, жадно глядя на обнаженные плечи и роскошную грудь.

– Я замерзну, – тихо пожаловалась Джезмин.

– Я согрею тебя, Джесси, – с трудом выдохнул де Берг.

Джезмин побоялась, что, если будет и дальше колебаться, муж попросту сорвет с нее сорочку. Так или иначе, другого выхода не было. Она нашла убежище в большом мягком кресле и, сжавшись, скинула туфли и сняла чулки. Потом, по-прежнему не глядя на мужа, нерешительно стянула сорочку и, исподлобья посмотрев в сторону Фолкона, заметила, что он тоже раздевается. Густые ресницы вновь опустились на щеки. Она сидела не двигаясь, застыв от тревожного предчувствия, ожидая, что Фолкон бросится на нее, и, когда этого не произошло, вновь взглянула на мужа. Тот, совершенно голый, быстро обходил комнату, собирая разбросанную одежду, а после, к полнейшему недоумению Джезмин, связал все в узел и вышвырнул в окно. Она подскочила, забыв о собственной наготе.

– У меня здесь нет другой одежды!

– Совершенно верно, – с крайне довольным видом подтвердил Фолкон.

По крайней мере, ему удалось пробудить к жизни буйный нрав Джезмин.

– Неужели ожидаешь, чтобы я провела три дня с тобой, да еще в таком виде?! – завопила она.

– Не вижу лучшего способа поближе узнать друг друга, любимая.

Щеки Джезмин загорелись от гнева и смущения. Ей всегда не так-то легко было сопротивляться такому сильному человеку, как Фолкон, но теперь, когда он возвышался над ней во всей красоте мощного обнаженного тела, это было попросту невозможно. Джезмин закрыла лицо руками и свернулась калачиком в кресле, не в силах сдержать слезы.

Лицо Фолкона мгновенно смягчилось. Он позволит Джезмин немного поплакать – ей станет легче. И не стоит сейчас подходить к ней – пусть сама сделает первый шаг. Фолкон знал: не стоит ожидать ничего сверхъестественного, нужно лишь пристально наблюдать за ней, вовремя разглядеть первый, почти незаметный признак того, что она не отвергнет его ласк.

Он подошел к камину, поворошил дрова, подкинул еще одно полено. Джезмин в это время успела смахнуть с ресниц соленые капли и, рванувшись к гардеробу, распахнула дверцу, но тут же разочарованно заметила, что внутри было пусто. Она даже не могла прикрыть тело рубашкой мужа и с ужасом осознала, что тому тоже нечего надеть.

– Де Берг, что мы будем делать целых три дня? Он налил вина в кубки, медленно приблизился к ней.

– Можем разговаривать... слушать друг друга. Никакой лжи... никаких уловок. Вот, выпей немного вина, оно согреет тебя, придаст храбрости, не даст слишком серьезно воспринимать себя, а если повезет, услышу, как с твоих губок срывается звонкий смех.

Слегка дрожащей рукой Джезмин взяла кубок. Господи, ей даже дышать трудно, когда он рядом.

– Пожалуйста, твоя близость тревожит меня. Фолкон тихо рассмеялся и, чуть отойдя, растянулся на животе на волчьих шкурах около камина.

– Ты так невинна! Я ведь уже предупреждал тебя: говорить подобные вещи – значит поощрять любого мужчину придвинуться еще ближе.

Теперь, когда его мужское естество было прикрыто, Джезмин стало легче глядеть на него. Фолкон поднял голову, лениво улыбнулся Джезмин и начал ласкать ее глазами, задерживаясь взглядом на каждом прелестном потайном местечке. Никогда она так остро не сознавала свою женственность. Обнаженная, очень уязвимая под жадным неотступным взором мужа, Джезмин испытывала новые, ранее недоступные ощущения. Кровь быстрее потекла в жилах, сердце затрепыхалось, как крылья пойманной птички, – Джезмин готовилась сделать первый робкий шаг к пробуждению.

Фолкону безумно нравилось чувство пряного возбуждения... предвкушение неизведанных наслаждений... тугая напряженность фаллоса... жар, крадущийся по чреслам... острая сладостная боль, сжимающая низ живота. Казалось, самый воздух комнаты был полон волшебства любовной магии.

Джезмин в который раз украдкой взглянула на мускулистую спину и длинные стройные ноги, протянутыe к огню. Любая женщина не останется равнодушной к этой смуглой красоте! В Джезмин вспыхнула ревность. Уверял ли он когда-нибудь другую в своей любви?! Вряд ли... но может быть, она подсознательно желала этого? И ей неожиданно захотелось стать для него прекраснее всех женщин на земле.

Фолкон, не спускавший глаз с жены, словно прочел ее мысли.

– Ты так прелестна, – хрипло прошептал он. Джезмин покачала головой.

– Только не теперь. Я слишком толста. Мой ребенок сделал меня...

– Наш ребенок, дорогая. И ты сейчас гораздо красивее, чем раньше. Твое тело округлилось, стало поистине совершенным.

Фолкон обожествлял ее словами, и она почему-то понимала, что он говорит правду. Может, это вино сделало ее столь дерзкой?! Ей внезапно пришло в голову встать, пройтись перед ним, повернуться, показать себя.

Фолкон, казалось, вновь понял, о чем она думает.

– Может, нальешь нам еще вина?

Джезмин, смущаясь, встала, но почувствовала на себе взгляд мужа, ласкающий каждый изгиб ее тела, и гордость заставила ее выпрямить спину, выставить вперед грудь и откинуть на плечи копну волос. Она чувствовала себя так, словно в одной телесной оболочке поселились две Джезмин, и первая зачарованно наблюдала за тем, что станет делать вторая. Искоса, обещающе-зазывно посматривая на мужа, она потянулась к пустому кубку и ловко, как грациозная кошка, ускользнула прочь, точно зная, что скажет глядевший ей в спину Фолкон:

– Я когда-нибудь говорил, что твой маленький задик имеет форму сердечка?

Уголки рта Джезмин чуть приподнялись в довольной улыбке, она даже чуть слышно хихикнула. Наполнив кубки и обернувшись, она обнаружила, что Фолкон поднялся с пола и успел усесться в большое кресло. И ее, как ни странно, безумно волновал его взгляд. Джезмин, легко, изящно ступая, направилась к мужу, словно эти глаза неодолимо притягивали ее, и, остановившись на расстоянии вытянутой руки, осушила кубок и маняще облизнула губы кончиком розового языка. Потом, соблазнительно наклонившись, протянула вино мужу, слегка, но безошибочно-призывно задев рукой его руку.

– Ты коснулась меня! – торжествующе рассмеялся он.

– Фолкон! – запротестовала она.

– Ага, теперь, значит, Фолкон, а не де Берг! – поддразнил он.

Но она совсем не обиделась, наоборот – почему-то стало так спокойно и хорошо. Фолкон, осторожно, чтобы не испугать Джезмин, привлек ее к себе, усадил на колени. Вино выплеснулось ему на руку, и она нагнулась и слизнула сладкую жидкость.

– Ты веревки из меня вьешь! Я просто слабею при одном взгляде на тебя. Наверное, именно эти золотистые волосы делают всех мужчин твоими покорными рабами.

Джезмин снова хихикнула, наслаждаясь любовной игрой. Фолкон отставил кубок, погладил ее ногу. Глаза его потемнели от страсти. Он наклонил голову, чтобы отведать вкус ее губ, и Джезмин глубоко вздохнула, когда поцелуй прервался.

– Я когда-нибудь говорил тебе, – снова прошептал он, касаясь ее ротика, – что у тебя самые красивые и стройные ножки в мире?