Сокол и цветок - Хенли Вирджиния. Страница 84
– Говорил, – выдохнула Джезмин.
– В другой жизни? – немилосердно поддразнивал он.
– Нет, помнишь, когда я хотела надеть красное платье?
– Насколько я помню, ты была в сорочке и отказывалась поиграть со мной.
– А может, сейчас я стала храбрее, – осмелилась пошутить она.
Фолкон приподнял пальцем ее подбородок, пристально заглянул в глаза.
– И что у тебя там, между этих прелестных ножек? Ты мне никогда не говорила?
Джезмин, вспыхнув, безмолвно покачала головой. Приблизив губы к ее ушку, Фолкон пробормотал:
– По-моему, это горшочек с медом.– И, нежно коснувшись заветного местечка между ляжек, окунул палец в медовую сладость, потом поднес его к губам, облизал.– М-м-м... восхитительно.
– Фолкон! – запротестовала она, снова краснея. Но он опять потянулся к ее потайному местечку, и на этот раз Джезмин не возражала. Фолкон осторожно проник в нее пальцем, стал медленно, круговыми движениями, снова и снова обводить ее крошечный бутон женственности, пока Джезмин не начала извиваться, обуреваемая необычно приятными ощущениями. Наслаждение усиливалось, становясь все непереносимее, сильнее, острее, шире, словно круги по воде, разбегающиеся от брошенного камня. Джезмин обхватила руками шею мужа, голова бессильно откинулась назад, она отдавалась наслаждению, пока внезапно не застонала, почти теряя сознание от нахлынувшего экстаза. Фолкон восторженно улыбнулся.
– Тебе было хорошо, милая?
Джезмин облизнула внезапно пересохшие губы.
– Н-ну... может быть, самую чуточку, – нерешительно признала она.
Фолкон немедленно поставил ее на пол.
– Если собираешься обманывать, не захочу больше играть с тобой, – притворно обиделся он.
Джезмин заметила, как подрагивает кончик напряженного фаллоса, и с неизвестно откуда взявшейся смелостью показала вниз.
– Это ты обманываешь. На самом деле тебе хочется играть со мной.
– Не будешь обращать на него внимания, и все исчезнет, – серьезно объявил Фолкон.
Джезмин, подождав с минуту, лукаво сверкнула глазами.
– Ни за что не поверю!
– Вот увидишь, он скоро погибнет!
– Погибнет?
– О да... от голода! – Фолкон сжал жену в объятиях.– Боже, Джесси, я так люблю тебя... и хочу... должен взять тебя... не в силах больше ждать...
Он отнес ее на огромную кровать, уложил на подушки, откинул меховые покрывала, не желая, чтобы что-то помешало им слиться воедино.
Джезмин вскоре поняла, что рот Фолкона оказался грозным оружием, способным победить ее застенчивость и всякое сопротивление. Горячие, безжалостно требовательные губы осыпали поцелуями ее тело, от горла до ямки пупка, шептали слова обожания, любовные признания... руки гладили нежную плоть, лаская, дразня, изучая... пока не воспламенили в ней настойчивую лихорадку желания. Джезмин обняла мужа, выгнулась, с радостью ощущая твердость его мышц, и, закрыв глаза, позволила утвердить свою власть над ней так, как желал он. Впервые в жизни она жаждала покориться, ощутить чье-то господство.
Фолкон впился в ее губы, и Джезмин открыла рот, чтобы принять его язык, терзавший влажные глубины, пока она не застонала под напором настойчивых толчков. Джезмин чувствовала пустоту внутри, пустоту, которая требовала заполнения, точно так же, как Фолкон заполнил ее рот. Она лихорадочно потянулась к нему, но тут же, охнув, отдернула руку, ощутив, как велико его нетерпение.
Поняв причину колебаний жены, Фолкон взял ее ладошку, отвел обратно. Возбужденное мужское естество пульсировало, вздрагивало, сплетенные пальцы любовников медленно направляли разгоряченного захватчика к соблазнительному гнездышку.
Оба сознавали – все, что Фолкон сейчас делает с Джезмин, не вызывает в ней, как раньше, сопротивления. Он нетерпеливо раскрыл нежно-розовые створки раковины, готовой принять его, медленно, настойчиво вошел в восхитительное тело, и замер, давая ей привыкнуть к новым ощущениям. Влажные глубины были так непередаваемо горячи и туги, что копье Фолкона удлинилось по крайней мере на дюйм, прежде чем полностью оказалось в них. Он понял, что настал критический момент, когда она обычно удалялась от него, уходила в себя, отделяя разум от всяких физических ощущений. Именно ему выпало заставить Джезмин предложить себя в жертву великим божествам страсти. Фолкон начал двигаться, неспешно, проникая все глубже, стараясь, чтобы ритм движений совпадал с биением пульсирующей крови. Его язык огнем обжигал ее шею, лицо, губы, в ушах звучал неистовый шепот:
– Останься со мной, Джесси... почувствуй меня... почувствуй все... о Боже, ты такая горячая, такая тесная... улетим вместе, любимая... в другой мир...
Он был Соколом. Джезмин позволила уносить себя все выше и выше, пока он погружался все глубже. Не размыкая объятий, они взмыли к вершинам экстаза, задержались на несколько мгновений и, казалось, разлетелись на миллионы сверкающих брызг, слились в единое целое и лишь потом, постепенно, опустились вниз и поплыли по волнам моря блаженства. Джезмин льнула к мужу, словно не могла вынести мысли о том, что когда-нибудь может оторваться от него. Только об этом он и мечтал, этого хотел, требовал от нее. Джезмин покорилась ему душой и телом, позволила взять то, в чем он больше всего нуждался, и теперь, ослабев от пережитого, лежала, покорная, восхитительно теплая, в сонном полузабытьи. Фолкон сжал ее сильными руками, повернул так, что Джезмин оказалась сверху. Ее щека прижималась к тому месту, где билось его сердце, ослепительные волосы разметались по груди. Сильные загорелые руки скользнули по розовой коже, стиснули округлые ягодицы, и оба медленно погрузились в царство сна, зная, что их нерожденное дитя тоже благополучно дремлет в безопасности между прижатыми друг к другу телами.
Глава 35
Лишь через несколько часов Фолкон почувствовал, как недостает ему тепла ее тела, и медленно вынырнул на поверхность из бездонной пропасти сна. Какое-то мгновение он был безутешен оттого, что Джезмин покинула постель, но его взгляд тут же отыскал несравненную красавицу жену. Джезмин умывалась; воспоминания о том, что она говорила и делала прошлой ночью, заставляли ее краснеть от смущения. Но Фолкон, немедленно оказавшийся рядом, без слов дал понять о своих чувствах. Он нежно обнял ее сильными руками, но знал, что женщина нуждается в большем после ночи любви. Джезмин хотелось поцелуя, напоминавшего о бурной страсти, обещавшего новые восхитительные наслаждения. Губы Фолкона сказали Джезмин, что она царит в его сердце и мыслях. Он знал, что без этого нежного завершения любовь их будет неполной.
Джезмин спрятала лицо на груди мужа и застыла, слушая страстные признания, пробудившие ее желания, лишив застенчивой боязни. Позже, совсем скоро, он унесет ее из реальности, полной предрассудков и правил, установленных ханжами, в рай, предназначенный только для двоих, и будет любить, пока не покорит окончательно, не превратит в рабыню экстаза, не заставит метаться, рыдать и, задыхаясь, молить о наслаждении.
– Что ты будешь есть? – спросил Фолкон.
– То, чего хочется тебе, – глубоко вздохнула Джезмин.
Он обнял жену за талию, и они вместе выбрали самые соблазнительные блюда из всего запаса еды. Оба ели из одной тарелки, пили из одного кубка, потому что не могли оторваться друг от друга, и Фолкон опять усадил жену на колени, так что они смогли уместиться в огромном мягком кресле. Фолкон сам кормил Джезмин, а она облизала кончики его пальцев, посылая крошечные удары молний, пронзавшие все его существо. Дрожь предвкушения прошла по телу Фолкона, заставив зашевелиться кончик дремлющего копья. Насытившись, они выпили вина, стараясь приникать губами к одному и тому же месту на крае кубка, а потом, поняв, что истосковались без ласк, поцеловались, и он напоил ее вином из своего рта. Они опьяняли друг друга, пока наконец в жилах не закипела кровь, а головы не закружились от желания.
Фолкон высоко поднял жену и не опускал, пока не донес до большого зеркала.