С первым открытием, Костик!(Рассказы) - Корзинкин Сергей Георгиевич. Страница 7
Вдруг послышался шум. Из кустов показался рыжий Филька.
— Привет, охотничек! — громко сказал он. — Много настрелял?
— Тише! — зашипел я, вскинув глаза к небу, словно там вот-вот должны были появиться утки.
Филька прищурил один глаз, свистнул и послал длинный плевок в озеро.
— Чего шипишь, как гусь. Кто же уток так рано ждет?
Филька был невыносимый человек. Откуда-то узнал, что я тайно веду научный дневник да опыты над головастиками ставлю, и не давал мне прохода: «Профессор! Профессор лягушачьих лапок!» Вот и попробуй тут, удиви всех нежданным открытием. А сколько раз он насаживал мне на жерлицы дохлых мышей!
Хоть он и был старше меня на год, а ума нисколечко не набрался. Просто удивительно, до чего он не понимал науки. А дружить мне с ним приходилось поневоле, ведь на станции, кроме нас, никого из ребят не было. А в Москве мы живем далеко друг от друга: он в Сокольниках, я на Арбате, и знать друг о друге не знаем.
— Пошел отсюда! — говорю я. — Ты мне всю охоту испортишь.
А Филька как ни в чем не бывало сел рядом на мостках и говорит:
— Карабин-то у тебя ничего, — и погладил ружье по стволу.
Я покрепче сжал приклад.
— Не трожь, обожжешься!
— Эх, — вздохнул он, — стрельнуть бы!
— И не проси! Не дам!
— Да я и не прошу, я так…
— А раз так, тогда и катись.
— Ну, бывай!
Филька зевнул и полез в лодку. Уселся на корме и давай раскачиваться из стороны в сторону. Потом прыгнул на берег и вразвалку зашагал в лес.
Уж очень он миролюбиво ушел. Не задумал ли что? Но мне было не до него — я снова с напряжением стал следить за небом.
И вдруг опять послышался Филькин голос.
— Эй, Кость! — Филька стоял на берегу и махал мне рукой — звал к себе. Глаза его были вытаращены, волосы растрепаны, будто он с кем-то подрался. — Кряква!
— Где? — не поверил я.
— Где, где! Шляпа! У купания. Беги скорей, а я тут подожду.
До «купания» было метров сто. Я помчался туда не берегом, а лесом, прячась за березами. Под ногами похрустывал валежник. Я замирал не дыша — только бы не спугнуть.
Вон и косматая ветла, нагнувшаяся к воде. Сквозь листву виднеется «купание» — открытая вода в зеленом хвоще, а в конце — кряква. Она медленно плывет, оставляя за собой светлую полоску, плывет прямо к берегу.
Торопясь, заряжаю ружье. От волнения утка, вода, хвощ расплываются словно в тумане. На животе, царапая лицо, руки, ползу через кустарник к воде. А утка — вот здорово! — все плывет и плывет на меня.
Я взвел курок. Теперь главное — спокойствие. Сильнее прижать приклад — раз, не дышать — два, тянуть «собачку» плавно — три.
Не знаю, как это случилось, — я только еще припоминал, что надо делать, а ружье вдруг взяло и выстрелило. Приклад толкнул в плечо, в уши ударил звон.
А утка? Так и есть — промахнулся!
Мне стало жарко от неудачи. На секунду показалось, что в кустах мелькнуло улыбающееся лицо Фильки, но откуда ему тут быть? Вот поднимет на смех, если узнает!
Скорее новый патрон. Ружье прыгает в руках. Патрон никак не попадает в патронник. Кряква вот-вот скроется в хвоще.
Скорее!
Снова толчок в плечо. Снова звон в ушах.
Кряква плывет.
Пустая гильза, как нарочно, застряла в патроннике — ни туда ни сюда. Я стал вытаскивать ее зубами, и тут вдруг услышал торжествующий крик Фильки:
— Есть! Быстрей сюда!
Не разбирая дороги, я бросился вперед.
Вот и Филька. Он стоял по колени в воде и держал в руках утку. Кряква еще была жива. Она дергалась, пытаясь вырваться из Филькиных рук, а он то и дело окунал ее в воду.
— Не тронь! — крикнул я и не узнал своего охрипшего от волнения голоса.
— На, пожалуйста! — Филька разогнулся и поднял над водой деревянное чучело с длинной ниткой на шее.
Мне стало нестерпимо душно. Я стиснул зубы, швырнул в рыжее Филькино лицо пустую гильзу и… повернулся к нему спиной.
С ружьем в руках не до драки!
СЧАСТЛИВЧИК
Мы сидели в столовой и ели.
— Филька, а Филька, давай меняться! — толкнул я приятеля локтем.
— Мы… чем? — промычал Филька с набитым ртом.
— Ты мне крыло косачиное, а я тебе ножку! Вон какая поджаристая.
Филька уставился на ножку, подозревая какой-то подвох. За столом стало тихо, только изредка постукивали ножи да вилки.
— Даю лук и пять стрел! — прошептал я.
Соблазн был велик. Филька потер веснушчатый нос и подвинул свою тарелку к моей. Я подцепил вилкой надгрызенное крылышко, а ножка перекочевала к Фильке.
Я тщательно пережевывал крыло и вдруг ойкнул. Что-то попало мне на зуб. Еще не веря своему счастью, я схватился за щеку, выскочил из-за стола и помчался в нашу комнату. Ура! Теперь я непременно возьму рябчика! Обязательно возьму!
На следующий день, едва серый рассвет подступил к окнам, мы с папой отправились в лес.
Заряженное ружье я нес не на ремне, а сжимал в руках: вдруг вылетит рябчик или косач, притаившийся где-нибудь в траве!
На душе тревожно и радостно. И лес, и дорожка, которой мы шли, и облака над нами, словно застывшие на небе, казались какими-то особенными. Я был уверен, что сегодня принесу с охоты своего первого рябчика.
С ветвей падали крупные капли росы, пахло смолой и прелыми листьями, мохом и болотной травой.
— Я вот тут и пристроюсь, — сказал папа, садясь на толстый пень, черневший у ствола высокой ели.
— Ни пуха ни пера! — шепнул я и помахал рукой.
Тропинка свернула влево и круто сбежала в овражек, на дне которого протекал ручей.
«Вот это место! — радостно подумал я, усевшись у лохматой елочки. — „Осыплешься рябчиком!“, как говорит папа».
Я достал из нагрудного кармана маленький костяной свисточек-манок и осторожно подул в него: «тии… тии… ти-ти!»
И тут же раздался шум, похожий на далекий хлопок. Взлет! Теперь только не двигаться, не шелохнуться!
А сзади, как назло, щекочет по шее веточка. В колено врезался острый сучок. Стискиваю зубы: ничего — перетерплю, выдержу!
В просвет меж еловых веток мне видны большой муравейник, полоска тропинки, поваленный ствол осины.
Солнце, пробившись сквозь паутину ветвей, светит прямо в глаза. Я щурюсь и часто мигаю, чтобы прогнать набежавшие слезы. Хочу вытереть их кулаком, но… что это?
Совсем недалеко, шагах в десяти, — рябчик! У меня екнуло сердце, будто я взлетел высоко-высоко на качелях. Хитрец бесшумно бежал прямо ко мне по желтой дорожке. Вот он замер, вытянув шейку, и снова засеменил вперед.
Медленно, не дыша, поднимаю ружье. Ствол задевает тоненькую веточку. Она согнулась и выпрямилась пружинкой.
Рябчик застыл на месте возле муравейника. Неужели заметил, как колыхнулась веточка? Пускай. Сегодня ему все равно не уйти! Сегодня я не могу промахнуться!
«Ба-бах!» — раскатился выстрел. Выскочив из засады, я бросился вперед по тропинке. Но где же рябчик? Он был вот тут, возле муравейника!
У моих ног желтеет маленький бугорок, а рядом на сыром песке чуть видны крестики знакомых следов рябчика.
— Ну как? — подходя, спрашивает папа. Он нагибается, чтобы получше разглядеть следы: — Ого, ловкач, убежал!
— Нет, я не мог промахнуться! Не мог! — упрямо твержу я. — Ведь вчера в жареном тетереве мне дробинка попалась — счастливчик!
Папа не спеша садится прямо на тропку, по-турецки поджав ноги.