Я помню...(Автобиографические записки и воспоминания) - Фигуровский Николай Александрович. Страница 42

По изъяснению священного писания — хорошие (3).

По теории словесности…

Истории русской литературы — хорошие (3).

Всеобщей гражданской истории…

Русской гражданской истории — очень хорошие (4).

Алгебре…

Геометрии — хорошие (3).

Тригонометрии…

Языкам — греческому…

Латинскому — хорошие (3).

Французскому…

Церковному пению — очень хорошие (4).

По окончанию курса учения в третьем классе и переводе в четвертый класс семинарии он, Фигуровский Николай, по постановлению семинарского правления от 12 октября 1918 года, уволен из вышеназванной семинарии, согласно прошению, и по тому не может пользоваться преимуществами, присвоенными окончившими полный курс учения в семинарии §§ 177 и 178 Высочайше утвержденного 22 августа 1884 г. Устава православных духовных семинарий.

По отправлению воинской повинности он, Фигуровский, пользуется льготами, предоставленными воспитанникам учебных заведений первого разряда (Устав о воинской повинности § 64, п. I. Изд. 1897 г.).

В удостоверение чего и дано ему, Фигуровскому, сие свидетельство от Правления Костромской семинарии за надлежащими подписями и приложением печати Правления, г. Кострома. Ноября 8 дня 1918 г.

Ректор семинарии — Протоиерей Н.Владимирский.

Члены правления — М.Сперанский. Секретарь — протоиерей А.Крутиков.

Печать правления.

Костр. Дух. семинарии № 1430».

Итак, 1 ноября 1918 г. я начал учиться в гимназии Малиновского, вскоре переименованной во 2-ю Советскую школу 2-й ступени. На квартире я встал у тетки Авдотьи в Ипатьевской слободе за наплавным мостом через реку Кострому. Учились мы в здании бывшего реального училища на Мшанской улице. Учеба шла не особенно систематично. В сравнении с семинарией, не было ни священного писания, ни древних языков. Зато было введено несколько новых предметов математического и естественнонаучного циклов.

Каждое воскресенье по-прежнему я бегал в Никольское и уже почти не занимался ремеслами, корзинами и сапожничеством. Связь с Никольским стала постепенно ослабевать.

2-я Советская школа 2-й ступени в Костроме

Я стал учеником 8-го выпускного класса школы. Вместе со мной учились лишь немногие бывшие товарищи по семинарии, главным образом костромичи. Но наряду с ними в нашем классе было значительное количество бывших «епархиалок» — учениц Костромского епархиального училища. Вначале совместное обучение с девочками казалось нам странным и необычным. Но скоро мы к этому вполне привыкли.

Уроки в школе вели лишь немногие из бывших семинарских учителей. Большая же часть учителей были из бывшего Реального училища. От уроков в школе у меня не сохранилось почти никаких воспоминаний, точно так же, как и об учителях. Слишком быстро промчались несколько месяцев нашей учебы.

Но что было для меня, как — я думаю — и для всех учеников выпускного класса важно в учебе — это «трудовое воспитание». В расписание уроков были включены уроки в ремесленных мастерских, организованных при школе. Можно было выбирать занятия в одной или двух мастерских. Я выбрал занятия столярным делом и сапожным делом. У меня в то время, да и потом была склонность к «рукоделию» и у меня уже имелись некоторые навыки, например в сапожном деле. Думалось тогда — ремесло никогда не лишне для моего поколения.

В то время было совсем не легко организовать учебные мастерские при школе. Не было ни станков, ни инструментов. Но приглашенные для занятий с нами мастера откуда-то достали верстаки, рубанки, пилы и прочие инструменты, а также необходимое оборудование для сапожной мастерской. Помню, в столярной мастерской я получил задание сделать табуретку по образцу. Я настрогал немало досок, пока удалось склеить довольно корявую табуретку. Но больше я занимался в сапожной мастерской. Наш мастер — сапожник вовсе не производил впечатления старого сапожных дел мастера, «пришибленного в детстве колодкой». Имея «интеллигентный вид», он был, однако, мастером своего дела. Он обучил нас основным операциям «ручного» шитья обуви. В конце обучения я получил от него раскрой дамских туфель и под наблюдением мастера сшил довольно красивые дамские туфли, поступившие в продажу.

Очень привлекательным в школе был и школьный хор. Многие ученики, бывшие семинаристы и епархиалки, обладали прекрасными голосами. Руководил хором один из моих семинарских товарищей Курахтанов, а в составе хора было около 50 человек. На школьных вечерах хор часто выступал с русскими и революционными песнями.

Быстро прошли 5–6 месяцев учебы. За эти месяцы мы не успели даже хорошо познакомиться с новыми товарищами и учителями. Вместо весенних каникул в конце апреля нас выпустили из школы. Помню выпускной вечер в школе. Он был торжественным и многолюдным. После официальной части наш хор дал прощальный концерт, прошедший с исключительным успехом. Особенно удалось исполнение революционных песен: «Вихри враждебные…» и других.

Свидетельства об окончании средней школы мы получили, однако, лишь в сентябре, когда удалось напечатать соответствующие бланки. В полученном мною свидетельстве говорится, что я поступил в 2-ю Советскую школу 2-й ступени 1 ноября 1918 г. в 4-й класс (соответствует 8-му гимназическому) и обучался в ней в течение 1918 и 1919 гг., прослушал (только!) полный курс по следующим предметам: русскому языку, математике, истории, физике, естествознанию (естествоведению), рисованию, декретоведению, политической экономии, гигиене, психологии и французскому языку (ничего не могу вспомнить о преподавании этих предметов и об учителях). Согласно постановлению Школьного совета от 11 апреля 1919 г. выдано мне сие свидетельство об окончании 2-й Советской школы 2-й ступени. Далее следуют подписи — Председателя совета Н.Малиновского и членов совета. Никого из них, кроме Малиновского, не помню. Характерно, что все вписанное в бланк свидетельства сделано рукою Малиновского. Видимо, он был большой энтузиаст в заботах о нашем будущем и, по крайней мере формально, довел нас до окончания средней школы. Нельзя не поблагодарить его.

Хотя я и выходил из школы в значительной степени неучем, я становился по окончании школы самостоятельным даже в правовом отношении человеком, обладателем документа, соответствовавшего в те времена аттестату зрелости. Передо мной открывались неведомые дороги самостоятельной жизни. Я не знал, что со мною будет даже в самое ближайшее время. Но мне тогда уже было ясно, что, видимо, придется преодолевать с большим трудом явные недостатки моего среднего образования.

Служба в государственном контроле — РКИ

После окончания школы я, естественно, отправился в Никольское. Но делать здесь было совершенно нечего, на работу устроиться было невозможно. Пришлось последовать примеру некоторых моих товарищей и записаться на Биржу труда. Что я мог делать по окончании школы? Только одно — пойти по стопам старых гимназистов или семинаристов, не имевших перспективы поступать в высшее учебное заведение, т. е. сделаться «писцом», или, как тогда говорили, «канцеляристом» в каком-либо учреждении.

20 апреля 1919 г. я пошел в Кострому на Биржу труда. Около нее толпилось немало народу в ожидании направления на работу. Я подошел к окошечку, получил анкету, тут же ее заполнил и отдал обратно. На этом процедура регистрации закончилась. Я снова вернулся в Никольское, убежденный, что пройдет не менее месяца, пока дойдет очередь и меня направят на работу. Но все произошло значительно быстрее. 3 мая, т. е. через две недели после регистрации, я пришел «отмечаться» на Биржу труда и мне неожиданно предложили должность канцеляриста в Губернском отделении Государственного контроля (ГОСКОН). Я, конечно, согласился и, получив направление, отправился в ГОСКОН.

Губернское отделение ГОСКОНа размещалось на Сусанинской площади в старинном здании, где еще, вероятно, со времен Николая I размещались Казенная и Контрольная палаты. ГОСКОН в то время по существу еще и оставался Контрольной палатой. Хотя я никогда не отличался смелостью и непринужденностью по отношению к незнакомому начальству, я быстро нашел кого следует, вручил ему свое «направление» и без формальностей, лишь после передачи «прошения» был проведен в «Отдел». Это был Отдел предварительной фактической и последующей реализации учреждений народного просвещения и здравоохранения. Мне дали стул и указали место за большим столом. Итак, в 17 лет и 6 месяцев я стал государственным служащим, хотя и очень мелким — канцеляристом II разряда. Правда, уже через две недели я был повышен и стал «канцеляристом I разряда». Карьера почти головокружительная.