Обраслечена поневоле, или Чешуйчатая подстава (СИ) - Романова Екатерина Ивановна. Страница 28

Моя помощь оказалась как нельзя кстати. Это больше походило на избиение младенца и, честно говоря, не ожидала такого изуверства от приличных и гордых с виду птиц. Они заклевали Рейнхарта так, что на нем живого места не осталось. И почему он не обернулся драконом? Человеку против таких чудовищ не выстоять, каким бы проворным он ни был! Уклонившись от очередного удара, Рейн споткнулся о камень и упал. В глазах главаря стаи сверкнули молнии. Она победно заверещала и, выпустив когти, занесла лапу для победного удара. Ну, нет!

— Убрала лапы от моего жениха! — крикнула, ощущая прилив силы. Гнев поднимал ментальную волну, которая уже подбиралась к вискам. Пернатая компания замешкалась. Видимо, никто не ожидал от малюсенькой букашки такой наглости, но это и хорошо, потому что мой дар не так расторопен, как хотелось бы.

Я кивнула Рейну, чтобы откатился в сторону, и высвободила силу. Яростный удар прокатился по пещере, раскидал пернатых в стороны, а главную самку и вовсе вышвырнул за пределы птичьего двора. Увы, никто серьезно не пострадал, зато мы выиграли время.

Рейнхарт метнулся ко мне и, схватив меня за запястья, прорычал:

— Позови его!

— У тебя снова приступ? О чем ты?

— Позови Гардиана!

— Если ты не заметил, мы Темная материя знает где, и…

Гардиан? Гардиан! Дракон из моих снов… В груди шевельнулся теплый комочек, а в глазах Рейна промелькнуло что-то такое, что выключило мой мозг. Я обняла его лицо руками и, встав на цыпочки, поцеловала. Просто прижалась губами к губам, чувствуя солоноватый привкус крови. Вокруг нас приходили в себя гром птицы, с жалким шипением сгребая себя в кучки, а мой мир рассыпался на осколки и собирался заново. Я утонула в этом целомудренном поцелуе, чувствуя не жесткость губ и безразличие Рейнхарта, а бесконечную преданность и теплоту Гардиана.

Под моими руками таял человек и рождался дракон. Кто бы мог подумать, что мой поцелуй способен пробудить зверя! Когда я отстранилась, в мои глаза смотрел уже Гардиан: невероятный по красоте и величественности дракон. Его темно-сапфировая чешуя переливалась насыщенными благородными оттенками, а в золотых глазах плескалось пламя бесконечной любви. И я чувствовала ее всем сердцем настолько остро, что едва не захлебывалась от восторга. Гардиан, закрыв огромные глаза, на мгновение прижался горячим носом к моей ладони, а потом оттолкнул меня, намекая, что мне пора скрыться. Мне не нужны были слова, чтобы понимать его, я просто знала, что он хочет сказать.

— Будь осторожен! Хрустальной малышке очень нужна твоя помощь! Я буду с ней, пока ты не освободишься.

Дракон кивнул, пустил дым из ноздрей и, тяжело переставляя огромные лапы, развернулся к заметно присмиревшим птицам. Ну, воробушки? И кто теперь посмеется?

На этот раз я забивалась в щель с непонятным ликованием в душе. Делать добрые дела, не планируя их заранее, всегда приятно. А еще приятнее осознавать, что в мире появилась родственная душа, пусть она и не человеческая. Ту связь, которую я ощутила с Гардианом, не объяснить словами. Это за гранью понимания, за гранью разумного, за гранью реального. Это как вдох, который начинается в моих легких, а кончается — в его. Это как биение сердца, одного на двоих. Мы будто всегда были вместе, еще до сотворения миров. То, что я чувствовала, казалось сумасшествием, но делало меня счастливой. Я вновь держала на руках малышку и не могла поверить, что однажды это мягкое, беззащитное, почти прозрачное тельце обзаведется чешуей, роговыми наростами, огромными когтями и будет пускать огонь из пасти. Сейчас маленький ротик, напрочь лишенный зубов, сложно назвать пастью, а когтей и вовсе нет, но я знала, что у этой девочки обязательно наступит великое будущее. Если с рождения она так героически боролась за жизнь, то и взрослой не пропадет.

— Ева. Я буду звать тебя Ева.

Малышка неожиданно распахнула огромные раскосые глаза и посмотрела на меня. Узкий зрачок, окруженный мутно-белой радужкой, стал округляться. Мягкое тело дракончика таяло в моих руках, меняло форму, словно пластилиновое. Я с замиранием сердца следила, как новорожденный дракон превращается в человеческого младенца, и поймала себя на мысли, что держать дракона не так страшно, как человеческого ребенка!

Первое, что сделала Ева в новом образе — напрудила мне в лиф, после чего обворожительно улыбнулась и, умостив пухлую ладошку на моей груди, сладко уснула. Я подобрала верхнюю юбку платья и укутала ребеночка, крепко прижимая к сердцу, как родного. Мне отчаянно, необъяснимо хотелось дать ей будущее, показать мир, научить всему, что знаю, и умею, но что может дать человек дракону? Ей нужна мама. Настоящая дракономама и, надеюсь, нам удастся ее отыскать. А я могу быть для нее ангелом-хранителем…

Я забилась в дальний угол пещеры, прижимая к себе Еву и мурлыкая ей колыбельную. Хотя, если честно, я больше пела себе, чтобы не нервничать, ведь малышка крепко спала. Звуки борьбы все не стихали: стены содрогались от яростных ударов, а крики птиц перемежались с рычанием Гардиана и ревом бушующего пламени, стекающего по сводам стен. Истеричный вопль гром-птицы неожиданно оборвался на высокой ноте и все стихло. Я знала, что Гардиан победил. Выстоял один против семи истребителей драконов, потому что у него было, ради чего биться.

Тишину нарушила тяжелая поступь. В наш закуток, окруженный парящими в воздухе огненными шарами, величественно вошел Гардиан: уставший, израненный, но восхитительно прекрасный. Он хозяйским взором осмотрел малышку, уткнулся в нее горячим носом и фыркнул, пустив из ноздрей клубы горячего дыма.

— Тише, ты ее разбудишь! — пожурила, укачивая девочку. Хотя, Ева спала так крепко, что даже вопли гром-птиц не потревожили ее покой.

Обнюхав малышку, и окатив ее несколько раз горячим дымом, Гардиан отстранился, чтобы исследовать пещеру. Казалось, он что-то искал. Я осторожно поднялась и, прижимая к сердцу драгоценный комочек, укутанный в подол моего платья, последовала за ним. Вскоре дракон остановился и взревел, исступленно ударив лапой о землю. В самом углу лежало еще одно яйцо дракона, точнее — разбитая скорлупа, слизь и пятно крови… Я оторопела и стиснула Евушку сильней. Ее спасение — чудо: гром-птица успела разбить яйцо, но не успела съесть крошку. А вот второму малышу не повезло, мы опоздали. Когда я вошла в пещеру, то слышала зов одного сознания, второго уже не было.

Гардиан не находил себе места от горя. Не знаю, как скорбят мужчины, не приходилось видеть, но скорбь дракона рвала мне душу. Он метался от Евы к осколкам пустой скорлупы, поддевал ее лапой или носом, тщетно надеясь обнаружить там маленький теплый комочек, ожидающий помощи. Но его не было…

— Гардиан, — позвала сквозь безмолвные слезы. — Второго малыша нет. Ты сделал все, что мог.

Дракон взревел и пустил в потолок струю рыжего пламени. Оно с шипением впилось в каменный свод и растеклось в стороны, опалив меня жаром.

— Гардиан…

Когда на тебя рычит дракон, чья морда больше тебя и чьи зубы острее заточенной косы, полагается, ну, не знаю… упасть в обморок? Побледнеть от страха? Обделаться или, на худой конец, обзавестись шикарным многоступенчатым заиканием.

Дракон рыкнул еще раз. Меня откинуло на шаг назад, и я едва устояла, но страх так и не появился. Гардиан убивался, потому что дракон из того яйца слишком много для него значил. Он ткнулся носом в Еву и, вскинув морду, взвыл в очередной раз. Я не представляла, как его утешить. Молча стояла рядом, гладила огромную морду, по щекам которой стекали крупные драконьи слезы.

— Это был твой драконенок? — догадалась я.

Огромный сапфировый глаз уставился на меня.

— Мне жаль, Гардиан… Мне так жаль.

Ева крепко спала. После пережитого страха малышка отсыпалась, чувствуя себя в безопасности. А вот Гардиан теперь нескоро обретет покой. Обретет ли его Рейнхарт? Ведь, получается, он тоже потерял ребенка? Или нет? Как вообще это работает?

Мы просидели в тишине несколько часов. Дракон прижимался ко мне, словно мои прикосновения приносили ему облегчение, Ева отдыхала, а я… просто пыталась поддержать их обоих. Гладила, успокаивала, мурлыкала колыбельки. Закончив очередную песню, я тихонько произнесла: