Шумерский лугаль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 17

К моим словам воины Ура, даже старые и опытные, пока прислушиваются. Купцы рассказали, как я с отрядом халафов разбил двое превосходящие силы амореев. Если учесть, что шумеры считают одного аморейского воина равным двум халафским, победа и вовсе грандиозная. В придачу я потренировался во дворе дворца, где для этого созданы все условия, и продемонстрировал удивительное владения кинжалом обеими руками и двумя кинжалами одновременно. Про стрельбу из лука и вовсе молчу. Даже профессиональные лучники с трудом натягивали тетиву моего. В чем я уступал аборигенам — это в метании дротиков и во владении легким копьем одной рукой. Впрочем, от меня оба эти навыка и не требовались. Для предстоящих боев хватит и моего умения стрелять из лука и сражаться саблей, которую мои новые соратники называют очень длинным кинжалом.

Шумеры сражаются плотным строем в шесть шеренг, а количество человек в шеренге зависит от количества врагов и рельефа местности. Самая малое подразделение — десяток и его командир десятник. Шесть десятков составляют, переведя на понятный мне язык, роту, которая и образует фалангу в одиннадцать человек длиной и шесть глубиной. Шесть рот образуют батальон. Обычно у царства два-три батальона копьеносцев, по роте пращников и лучников и пара десятков колесниц, но, как мне сказали, возможны самые разные варианты. В первой шеренге стоят щитоносцы. У них большие и крепкие деревянные щиты, усиленные вареной кожей волов и бронзовыми бляхами и полосами. Задача щитоносцев — давить на врага и защищать стоящих сзади. В следующих пяти шеренгах — копьеносцы с легкими щитами. Вторая и третья колет копьями в просветы между щитами первой на разных уровнях, стараясь поразить врагов. Четвертая, пятая и шестая — замена раненым и погибшим. В первых шеренгах стоят опытные бойцы, в последней — новички. Завязывают сражение лучники и пращники, заняв россыпью место перед строем, а потом отходят на фланги. С флангов нападают и колесничие, подъезжая к вражескому строю или вражеским колесницам и метая дротики, стреляя из лука или орудую копьем. Их задача — расстроить вражескую фалангу и не дать проделать это со своей. Экипаж от одного до трех человек. Движутся повозки медленно, поэтому являются, скорее, средством более быстрой доставки воинов в нужную точку и эвакуации их оттуда.

Вторым блюдом у нас жареная рыба. Сегодня подают пресноводную, которой ловят здесь больше, чем морской. Мало того, что город на берегу такой большой реки, как Евфрат, так еще и территория царства изрезана каналами и канавами, ведущими на поля и в водохранилища разной величины и глубины. Земледелие здесь поливное. Воду просто пускают на поля, заливая их. Паводок здесь случается в апреле-мае, когда уже собран первый урожай. Речной воде позволяют заполнить естественные и искусственные водохранилища и залить поля, принести на них ил — хорошее удобрение. Потом ждут, когда она впитается, и в удобренную и подсохшую землю сажают второй урожай: зерновые, ячмень и пшеницу, или овощи. Поля с зерновые заливают, но уже слабее, еще трижды, а с овощами — по необходимости, умудряясь снять три урожая в год. В водохранилищах и каналах разводят рыбу. Когда воду из них выпускают на поля или в сады, потом ходят и собирают рыбу на грядках или под кронами деревьев. Считается, что рыба, собранная среди финиковых пальм, благословенна богами, и часть ее надо обязательно пожертвовать храму. Сетями из льняных ниток ловит мало кто. В основном используют верши, морды и разного вида вентери, сплетенные из тростника.

На десерт нам подают овечий мягкий сыр и сметану. Первый берут руками с широких мелких тарелок, а сметану, которую подают в глубоких тарелках, вымакивают кусками лепешек, пачкая пальцы и потом смачно облизывая их.

После трапезы я иду в отведенную мне комнату. Минут через пять заходит девушка не старше шестнадцати лет, с темно-русыми волосами, синими глазами и кожей более светлой, чем у шумеров. Зовут Итхи. Она субарейка, захваченная в плен маленькой девочкой и проданная в рабство. Субареи проживают северо-северо-западнее шумеров, в верховьях Евфрата среди гор, покрытых лесом. У шумеров одной пиктограммой обозначаются и слово «раб», и слово «горец», что говорит о многовековой войне между этими народами. Я еще подумал, что, будь у субареев письменность, у них одинаково писались бы слова «шумер» и «раб». Видимо, из-за похожего цвета волос, кожи и глаз ей и приказали обслуживать меня. Итхи принесла большую глиняную миску, наполненное теплой водой, а через плечо перекинуто полотенце. Ставит миску на пол у ложа и начинает мыть мне ноги. Пальцы у нее длинные, тонкие и нежные. Мне кажется, что вместе с грязью с ног стекает и все накопленные за день отрицательные эмоции.

Этот приятный обычай доживет в Азии до двадцать первого века. Причем не только в Юго-Восточной, где, допустим, в тайской массажной прием клиента начинается с мытья ему ног в воде с цветками с дерева Будды. Помню, в порту Туапсе снял я русскую проститутку в ресторане, в котором возле входа стоял цементный орел, символизируя, видимо, внутреннее содержание местных мужчин. Она успела побывать замужем за кавказцем. Рассказала, как каждый вечер мыла ноги мужу и свекру. Потом сочла это занятие слишком унизительным, нашла более престижное.

Итхи вытирает полотенцем мои ноги, после чего отставляет миску в угол, стягивает через голову рубаху, вешает ее на колышек, вбитый в стену, задувает лампу, заправленную жидкими фракциями из битума, распространявшую запах сгоревшего бензина, из-за чего мне кажется, что рядом проехал автомобиль. Итхи ложится на бок рядом со мной, прижимается теплым телом. Оно упругое, гибкое, как у гимнастки. Груди большие и с розовыми сосками, что здесь большая редкость. В первую ночь Итхи долго мыла меня и возилась с миской, подыскиваю, куда ее удобнее поставить, как будто свободного места в комнате много, а затем еще медленнее раздевалась, оттягивая момент близости. Теперь делает все быстро, иногда даже слишком, я не успеваю насладиться стриптизом. Ей, видимо, сделали внушение, чтобы не кричала громко во время занятий сексом, поэтому сразу подносит ко рту левую руку. Будет грызть ее во время слишком приятных моментов. Кусать меня, несмотря на разрешение, стесняется. Кожа у нее гладенькая, шелковистая и, когда я провожу пальцами по животу, едва касаясь ее, дергается, «стрижет», как у лошади, отгоняющей оводов. На лобке густые заросли. Брить его и подмышки пока не в моде. Промежность горячая и уже влажная. Заводится Итхи быстрее многих северных женщин и смазки выделяет столько, что у меня после процесса, высохнув, член покрывается как бы коростой и зудит. Я ложусь на Итхи, вхожу в нее, сочную и упругую. Правая ее рука хватается за мою напряженную левую ягодицу. Ногти сострижены коротко, но все равно каждый раз оставляют несколько царапин. Я завожу свои руки за спину Итхи, берусь левой за запястье правой, ладонь с растопыренными пальцами которой ложится на ее попку, чтобы задавать такт, а средний палец массирует промежность. Подчиняясь моей ладони, тело девушки движется вверх-вниз, постепенно выходя на нужный мне темп и ускоряясь перед оргазмом. Итхи кончает быстрее, успевает два-три раза. Конвульсивно дергается несколько секунд, скребя короткими ногтями мою ягодицу, грызя другую свою руку и издавая глухие протяжные утробные стоны, потом чуть дольше вяло подчиняется моей руке и, очнувшись, снова включается в процесс. Мы действуем настолько слаженно, будто прожили вместе много лет, а не несколько дней. Тяжело дыша, обессиленный, мокрый от своего и ее пота скатываюсь с Итхи. При этом тело мое кажется мне таким легким, что может взлететь от дуновения ветерка. Наверное, такая мысль приходит в голову и девушке, потому что кладет голову мне на грудь, придавливает к ложу. Всхлипывая и глотая слезы, Итхи начинает говорить быстро-быстро на своем языке. Я не понимаю слова, но знаю, что это песня любви, которую неоднократно слышал от других женщин на других языках.

15

Я стою на верхней площадке угловой башни, самой верхней по течению реки. Рядом со мной Мескиагнунна, младший сын энси. То ли этого ботаника приставили ко мне, чтобы учился воевать, то ли меня к нему, чтобы не дал убить. Позади нас три воина — вышедший в отставку профессионал и два ополченца из горожан, которые распределены на эту башню. Она вряд ли будет на острие вражеского удара, поэтому сюда назначили не самых лучших. На сторожевых ходах по обе стороны башни стоят горожане, в основном детвора. Мы с сыном энси пришли сюда, чтобы понаблюдать за врагами. Основные силы врага прибыли вчера вечером и обложили город с трех сторон, оставив свободной приречную. Что ж, мне будет, куда отступать, если что-то пойдет не так. В спасательном жилете я переплыву Евфрат даже в доспехах и со всеми вещами, которых у меня стало заметно больше. Метрах в двухстах от башни выгружают из больших речных плоскодонок длинные деревянные лестницы и еще что-то в корзинах, наверное, продукты питания. Лестницы не привычные мне из двух жердей, соединенных перекладинами-ступеньками, а из половины ствола дерева. Бревно нужной длины раскалывают напополам, получая две основы, в которых на плоской стороне делают выемки и вставляют и прибивают двумя-тремя деревянными нагелями ступеньки так, чтобы возвышались сантиметров на пять и торчали с каждого бока сантиметров на десять. Обратные стороны половинок счесывают, насколько возможно, чтобы облегчить лестницу. Такая лестница тяжелее, нести ее не так удобно и забираться по ней сложнее, зато изготовить легче. Руководит выгрузкой грузный высокий мужчина лет тридцати пяти. Он стоит на месте, спиной в пол-оборота к нам, вертит только массивной головой, покрытой густой копной черных курчавых волос. У него длинная черная борода, заплетенная в косички, завязанные разноцветными ленточками. Что-то похожее я видел у какого-то американского репера-негра. Когда нет голоса и слуха, приходится брать прикольным имиджем. Впрочем, у вражеского командира голос был соответствующий должности. И кулаки большие и, видать, тяжелые, потому что солдаты стараются обходить его подальше. Он без доспехов, только в длинном красном набедреннике, намотанном через спину, и не следит за обстановкой, потому что уверен, что находится на безопасном расстоянии. Подчиненные тоже не сомневаются в этом и даже изредка не глядят в нашу сторону, больше на командира, который, как догадываюсь, потому что много незнакомых слов, материт их.