Шумерский лугаль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 19

— Возьмите все колчаны со стрелами! — приказываю своим телохранителям и быстро иду на башню по ту сторону ворот.

На ней дела идут нормально. Один лучник перетягивает запасной тетивой свою правую руку выше локтя, в которую, видимо, попала стрела, окровавленные обломки которой валяются рядом с ним, а пятеро остальных стреляют по врагам, взбирающимся по лестницам на куртину. Наверху напротив лестниц стоят готовые к бою копейщики, встречают тех, кому не досталось стрелы.

Я быстро шагаю к следующей башне, где идет бой. Два вражеских солдата, один за другим, пробираются между зубцами куртины, спрыгивают на сторожевой ход и, перескакивая через лежащие на нем трупы, бегут к этой башне. Когда они поворачиваются ко мне боком и начинают подниматься по каменной лестнице в три ступени на верхнюю площадку башни, я заваливаю обоих. После чего поднимаюсь на площадку, где стоит урский лучник с кинжалом в правой руке. Левой рукой он зажимает рану в груди, из которой обильно хлещет кровь, оставляя на мускулистом животе широкую темно-красную полосу. Увидев меня, сразу расслабляется, опускает кинжал и прислоняется спиной к зубцу.

— Перевяжи, — приказываю я идущему за мной телохранителю, а сам становлюсь на позицию на дальней боковой стороне площадки.

На сторожевом ходу возле башни лежат десятка два трупов, как защитников, так и нападающих. Чуть дальше замечаю вражеского солдата, который поднялся по лестнице, встал между зубцами и отбивается кинжалом и щитом от копья ополченца, молодого парня, оставшегося в одиночестве, который, лишившись щита, держит древко двумя руками. Я вгоняю стрелу в шею врагу. Он опускает кинжал и щит и медленно поворачивается в мою сторону всем телом. Вертеть головой ему, по-видимому, больно. Оторопевший ополченец не сразу понимает, что случилось, а затем резким движением вгоняет врагу копье под ребра и сталкивает вниз. Убитый падает на лезшего за ним, вдвоем они сбивают следующего, и только самый нижний успевает соскочить с лестницы в сторону. Там и настигает его моя стрела.

Три стрелы находят цели на второй лестнице, оголив ее, и еще две — на самой дальней. Этого хватает, чтобы скопившиеся под стеной враги, около сотни, развернулись и побежали ко рву и дальше. Четверо из них получат по стреле в спину и так и не доберутся до своего лагеря.

— Думал, он убьет меня! — растянув в улыбке нервно искривленные губы, произносит ополченец, когда я прохожу мимо него.

— Ты молодец, хорошо держался! — хвалю я, подбадривая.

Если он завтра опять выйдет на бой и выживет, то из парня получится солдат. Неумёхи погибают в первом бою, струсившие больше не идут сражаться, неудачники отсеиваются во втором, а остальные, за редким исключением, становятся воинами.

У следующих ворот, от которых идет дорога к Эреду — второму по величине и значимости городу Урима. руководил обороной сам Месаннепадда. Предполагалось, что здесь будет нанесен главный удар, поэтому были собраны лучшие воины. Они сравнительно легко отбили нападение и поспешили на помощь к старшему, а потом к младшему сыну правителя. Сам энси стоит на верхней площадке и смотрит на убегающих врагов.

— У тебя всё в порядке, — не столько спрашивает, сколько констатирует он.

— Да, отбились, — подтверждаю я и подсказываю: — Надо бы лестницы затащить к нам, чтобы сегодня не повторили атаку.

— Успеем. Сперва надо трофеи собрать, — отмахивается Месаннепадда и добавляет самоуверенно, будто несколько часов назад не был полон сомнений, что сможем отразить штурм: — Эти трусы больше не сунутся, слишком много потеряли воинов.

Не думаю, что враг потерял больше пяти-шести сотен убитыми и ранеными, но по нынешним меркам это, наверное, значительный ущерб. Как мне сказали, в небольших городах-государствах в дружине насчитывается сотен пять воинов, а то и меньше. Тем более, что первую атаку возглавили лучшие, чтобы не упустить ценную добычу. Она достается тому, кто первым врывается в город, а вражеские солдаты не сомневались, что в таком большом количестве без труда сомнут нашу оборону. Надо же, никогда такого не было — и вот опять всё пошло не так! Уверен, что сделают правильные выводы и, начиная со второй атаки, первыми будут посылать сброд, примкнувший к ним, а дружина — подгонять его и служить заградительными отрядами, чтобы своих боялись сильнее, чем чужих.

— Ты не уходи со стен. Пусть видят тебя — ты приметный, не перепутаешь! — и боятся приближаться, пока мои люди будут собирать трофеи, — скорее просит, чем приказывает энси.

По брошенным лестницам несколько молодых воинов спускаются вниз с большими корзинами, добивают раненых, собирают трофеи. Сейчас свалок мусора не существует, в дело идет всё, включая перья птиц, кости животных, золу из печей и даже человеческие экскременты, которые очень хорошее удобрение. Из трупов выдергивают стрелы. Шумеры тоже считают, что стрела, убившая врага, обзаводится магической силой. То, что я смываю кровь со своих стрел, считают незнанием замысла богов, которые пока не открыли его моему народу. Теоретически любой урский лучник мог поразить не меньше врагов, чем я, но вот вряд ли бы доказал это убедительно, потому что его стрелы такие же, как и у других, и где чья, не поймешь, а мои приметные, как и я. Их складывают отдельно, в том числе и сломанные. Все мои стрелы окровавленные, и их много. По мнению жителей Ура, очень много. И это не считая тех, что враги унесли в своих телах, а таких «счастливчиков» было несколько. Люди сейчас очень живучее. Естественный отбор, не пуганный развитой медициной, не дремлет, быстро выкашивая слабаков.

17

Первая половина ночи в этих краях наполнена писком комаров. Их так много, что воспринимаешь не по отдельности, а всех сразу — разреженную массу, генерирующую однотонный протяжный звук. Нагретая за день земля отдает тепло и насыщает комаров жизненной энергией. Аборигены привыкли и не обращают внимания, а я постоянно размазываю по лицу сразу по несколько штук, пачкая его высосанной из меня кровью. Уже ругаю себя, что ввязался в эту авантюру. Лучше бы лежал сейчас с Итхи в комнате, где чад «битумной» лампы до утра отбивает у многих комаров желание залетать туда.

Большая плоскодонная лодка бесшумно плывет вдоль левого берега реки Евфрат вверх по течению. В лодке, кроме меня, пятнадцать солдат и дополнение в виде Мескиагнунна, младшего сына энси. Юноша сам напросился в ночной рейд. Отбивая штурм, он не проявил себя. Мало того, приданные ему солдаты отступили. Если бы не подоспела помощь, присланная отцом, враг смог бы захватить город. Как догадываюсь, Мескиагнунну надо реабилитироваться, а рядом со мной, как он думает, это легче сделать. Мыслит он верно. Я постараюсь, чтобы он не погиб, иначе усложню отношения с Месаннепаддой. В отличие от старшего брата, туповатого и заносчивого, а потому более смелого и решительного, Мескиагнунна умнее, с развитой интуицией и логическим мышлением, что делает его трусливее и позволяет не наступать на одни и те же грабли во второй раз, но пока не хватает опыта, чтобы не наступать на незнакомые. Он сидит на кормовой банке рядом с кормчим, который рулит обычным веслом, придерживаясь изгибов темного контура низкого берега. Я сижу на носовой банке лицом к гребцам. Они без отбивания ритма слажено и тихо опускают обмотанные тряпками лопасти весел в воду, отклоняются ко мне, загребая, выравниваются, вынимая из воды весла, роняющие капли, заносят по-новой. Движения гребцов монотонные, убаюкивающие.

На противоположном берегу реки, вдали от нее, горит цепочка караульных костров, возле которых сидят часовые. Остальные вражеские солдаты спят на земле, подстелив трофейные овчины или одеяла. Они устали за день, изготавливая лестницы из срубленных фруктовых деревьев в окрестностях Ура, сколачивая большие и толстые щиты для защиты от стрел, в первую очередь моих, срезая и связывая в пучки тростник и насыпая в корзины землю, чтобы подновить насыпи во рву. Готовятся к третьему штурму. Первые два не убедили их, несмотря на понесенные потери, в бесполезности этой затеи. Как догадываюсь, припасы еды заканчиваются, всё, что можно было ограбить, уже обчищено, и надо или захватывать город, или уходить. Многомесячные осады, не говоря уже про многолетние, пока не в моде. Уйти — это значит, проиграть, подорвать свой авторитет. Ладно бы осаждала армия одного царства, а то сразу двух, причем считающихся самыми сильными. Если уберутся домой без победы, самым сильным станет Урим, и те, кто сейчас помогает Мари и Кишу, перебегут на его сторону. У проигравшего нет союзников.