Долина забвения - Тан Эми. Страница 16

— Я слышала, что по законам новой Республики нас скоро закроют, — сказала она. — Политики хотят показать, что у их народа более высокая мораль, чем у династии Цин и иностранцев.

— Новая мораль! Фу! — произнесла Золотая Голубка. — Там заседают те же люди, что ходили к нам и радовались, что иностранцы нас не закрыли.

— Но что мы будем делать? — спросила Летнее Облако трагическим тоном. Она сжимала свои мягкие белые ручки и грустно смотрела на них. — Мне придется самой стирать себе одежду, как простой прачке…

— Хватит молоть чушь, — оборвала ее Золотая Голубка. — У республиканцев нет власти над Международным сеттльментом, как не было ее у династии Цин, и это останется неизменным.

— Откуда ты знаешь? — возразила Летнее Облако. — Ты что, жила еще в то время, когда свергли династию Мин?

Я услышала, как мать зовет меня:

— Вайолет! Ты где?

Она пришла за мной.

— Вот ты где. Идем в кабинет. Я хочу, чтобы ты оставалась рядом со мной.

— Мы в беде?

— Вовсе нет! Я просто не хочу, чтобы ты бродила по улицам. Слишком много людей там сейчас бегает, и тебя могут обидеть.

Пол ее кабинета был усеян газетами.

— Теперь, когда императора больше нет, — начала я, — мы тоже пострадаем? Наш дом закроют?

— Иди сюда, — она обняла меня. — Это конец династии. К нам он почти не имеет отношения. Но китайцы сейчас в большом волнении. Они скоро успокоятся.

К третьему дню по улицам уже можно было пройти, и мать захотела навестить некоторых своих клиентов, чтобы уговорить их вернуться в дом. Треснувшее Яйцо сказал, что иностранке сейчас опасно показываться за пределами дома. Пьяные патриоты бродили по улицам с ножницами в руках и срезали косы у каждого, у кого они еще остались, а также обрезали волосы у светлокожих женщин — просто для смеха. Но моя мать никогда не была трусихой. Она надела тяжелое меховое пальто, вызвала экипаж и взяла для себя и Золотой Голубки крокетные молотки, чтобы ударить по голове любого, кто приблизится к ним с ухмылкой и ножницами в руках.

Клиенты после отречения императора от престола не посещали дом уже неделю. Мать посылала к ним слуг с запиской, в которой сообщалось, что она сняла с дверей табличку, где было написано по-английски «Тайный нефритовый путь». Но они все еще не торопились вернуться. Слишком хорошо было известно, что «Дом Лулу Мими» — это и есть «Тайный нефритовый путь». Западные клиенты не хотели показываться на улице, а китайцы не хотели, чтобы кто-то узнал, что они ведут дела с иностранцами.

В воскресенье, восемнадцатого числа, наступил китайский Новый год, возродив утихший было шум предыдущей недели. На этот раз шум был намного громче: город наполнила какофония фейерверков, гонгов, барабанов и песнопений. Когда в небо взвились петарды, мать перестала говорить, сжала зубы и вздрагивала каждый раз, когда раздавались очередные взрывы. Она рявкала на всех, кто к ней обращался, даже на Золотую Голубку. Мать очень злилась на глупый страх, из-за которого клиенты забросили ее дом. Но они стали постепенно возвращаться: в первую ночь их было пятеро, следующей ночью — уже дюжина, и в основном это были китайские клиенты, которым их любимые куртизанки написали письма, полные тревоги и тоски. Но ни у кого из них не было фривольного настроения. В салоне китайцы сидели отдельно от иностранцев. Они мрачно рассуждали о том, что может случиться с международной торговлей из-за антизападнических протестов. Один из них проворчал:

— Я слышал, что многие из студенческих главарей получили образование в Соединенных Штатах. Империя Цин предоставила им эти проклятые стипендии, и теперь они вернулись со знанием, как устраивать революции.

Мать плыла по салону, излучая уверенность, которой у нее и в помине не было еще час назад, когда она читала газеты. Она улыбнулась и заверила его:

— Я точно знаю из очень надежного, высокопоставленного источника, что новая Республика использует антизападную риторику как временную меру для сплочения нации. Подумайте о том, что чиновники, работавшие на империю Цин, сохранили свои посты и в новой Республике. Об этом уже заявили официально. Так что у нас все еще есть там друзья. И кроме того, с чего бы новой Республике изгонять из страны иностранный бизнес? Зачем рубить себе руки и закрывать для себя горшок с золотом, к которому они так пристрастились? Все это скоро закончится. Такое уже было. Посмотрите на историю прошлых подобных возмущений. Торговля с Западом потом всегда возобновлялась, и в еще больших объемах и с большими прибылями, нежели раньше. Вскоре все утрясется. Но к новым временам нужно будет приспособиться, а для этого потребуются бесстрашие и дальновидность.

Несколько мужчин одобрительно закивали. Но большинство смотрели на нее с недоверием.

— Посчитайте, сколько денег иностранный бизнес приносит в Китай, — продолжила мама. — Как новое правительство может быть настолько жестоко с нами? Могу предсказать, что после некоторой задержки наших богатых кораблей они вскоре примут нас назад на еще более благоприятных условиях и тарифах. Если они собираются уничтожить имперских военачальников, на это им понадобятся деньги. Наши деньги.

Одобрительный гул стал более громким. Мать пыталась настроить всех на такой же жизнерадостный лад.

— Те, кто останется, смогут подобрать на улицах все золото, что сомневающиеся Томасы оставили за собой после бегства. И оно будет повсюду, только подходи и бери. Это время возможностей, в нем нет места для страха и бесполезных сомнений. Джентльмены, пора строить планы на более состоятельное будущее. Путь к нему уже вымощен. Да здравствует Новая Республика!

Однако дела шли все так же плохо. Золото на улицах лежало там, где никто не отваживался его поднять.

На следующий день мать прекратила все попытки оживить свой бизнес. Перед тем как мы уже собирались отправиться в ресторан на отложенный обед в честь дня моего рождения, матери пришло письмо. Когда я дошла до двери ее комнаты, я услышала возмущенный голос матери. Я осмотрелась, но никого не увидела. Она говорила сама с собой. Когда я была помладше, меня это сильно пугало. Но после подобных ее разговоров никогда не происходило ничего страшного. Они походили на выбивание ковра: она просто выплескивала гнев. Очищалась от него, а потом все внутри нее снова успокаивалось.

— Будь проклято твое мерзкое сердце! — ругалась она. — Трус!

Я думала, что ее гнев связан с тем, что случилось с императором.

— Мама, — мягко произнесла я.

Она замерла, а потом повернулась ко мне, прижимая к груди письмо. Оно было написано буквами, а не иероглифами.

— Вайолет, дорогая, мы не сможем сейчас пообедать. Кое-что случилось.

Она не сказала про письмо, но я поняла, что причина именно в нем. То же самое случилось на мой восьмой день рождения. Однако сейчас я не разозлилась, только забеспокоилась. Я была уверена: ей снова пришло письмо от моего отца. Последнее, которое она получила шесть лет назад, сообщало о его недавней смерти, вот почему я знала, что все шесть лет до этого он был жив, хотя мать утверждала, что его не существует. Когда бы я ни заговорила об отце, она обрывала меня одной и той же фразой: «Я ведь уже говорила тебе, он умер, и от того, что ты будешь спрашивать снова и снова, ответ не изменится».

Этот вопрос всегда выводил ее из себя, но я не могла не спрашивать, потому что с тех пор ответ изменился.

— Мы сможем пообедать позже? — я знала, что она ответит, но хотела проверить, насколько уклончиво.

— Мне нужно поехать на одну встречу, — ответила она.

Но я не могла отпустить ее просто так.

— Мы собирались сегодня пообедать в честь моего дня рождения! — выразила я недовольство. — Ты всегда слишком занята, чтобы сдерживать данные мне обещания.

Вид у нее стал чуть виноватый.

— Прости, — сказала она. — Мне нужно кое-что сделать, срочное и очень важное. Завтра мы устроим с тобой особый, специальный обед. Даже с шампанским!

— Но я ведь тоже важна, — я повернулась и пошла в комнату. Мне требовалось обдумать все, что произошло: письмо, еще один отмененный праздничный обед. Кто был для нее важнее меня?