Опасный возраст - Хмелевская Иоанна. Страница 25

Затем мы снова отправились на новогодний бридж к другому приятелю мужа. У меня забрезжила надежда, вдруг да сойдет неплохо. Я знала этих людей и не ошиблась: хозяин дома был безупречно элегантен, хозяйка, весьма талантливая в такого рода делах, придумала очаровательное освещение, в котором божественной показалась бы и самая богомерзкая физиономия, торжественно настроенная тетушка создавала атмосферу, все очень мило, только, к несчастью, я тогда начала понемногу курить. Муж всячески искоренял мой порок и ради этого бросил курево как раз накануне. Злой и вздрюченный, он промаялся весь вечер, а вместе с ним маялась и вся компания.

Я уперлась всеми четырьмя — надо же хоть раз провести новогоднюю ночь прилично — и взяла в оборот Янку, у нее проблема весьма напоминала мою. В обществе мы показаться не могли — то мой, то ее муж не имели вечернего костюма, — и мы решили еще раз отправиться в кинотеатр «Москва», а на остаток волшебной ночи закатиться к нам и провести время в танцах под музыку на коротких волнах. Удавалось поймать Люксембург. До сих пор удивляюсь, как не укоренилось во мне вечное отвращение к кинотеатру «Москва».

В кино мой муж заснул всего лишь дважды, а по возвращении домой немедленно заснули оба — один в кресле, другой на тахте. А мы с Янкой, вспомнив наш юношеский эксперимент, вылакали со злости целую бутылку шерри-кордиал. Нет, не целую, остатки вылили на головы мужьям.

Первая новогодняя встреча после развода прошла в обществе Янки в печальных откровениях и черных пророчествах, а в очередную новогоднюю ночь предстояло шумное завлекательное веселье. Целой компанией мы собрались в дом лесничего в Гужно, и снова надежда расцвела во мне пышным цветом, хотя в то время я уже бегала за Янушем и его отсутствие ныло занозой в моем сердце.

Сложностей обрушилось на меня великое множество, и с ними необходимо разобраться, ибо последствия этих сложностей были весьма разносторонние.

А поэтому теперь следует читать "Бесконечную шайку".Откровенно говоря, сомневаюсь, не слишком ли я развернулась — взять в оборот сразу четыре книги — «Клин», «Подозреваются», «Шайку» и «Автобиографию», —но, уважаемые читатели, решайте сами, ведь не обязательно же выполнять все мои рекомендации. Правда, читатели тысячу раз спрашивали меня, насколько правдивы мои книги и кто из героев на самом деле существует. Пожалуйста, начинаю наконец отвечать на вопросы.

Из друзей по архитектурно-проектной мастерской я встречалась с Ирэной Любовицкой. Ханя-спортсменка вышла замуж за Тадеуша и вела семейную жизнь, Баська с Анджеем уехали работать в Германию, а другая Ханя подвиглась на мощную взятку и получила контракт в Сирию. Не знаю, сколько отвалила «Польсервису», потому как при малейшем упоминании об этом Ханя просто зеленела и твердила, что сумму до конца жизни выговорить не сможет. Я не настаивала — когда она уехала, мне в наследство осталось проектирование больницы в Люблине, к этому проекту она делала технологию и сорвала все сроки. А свой «вартбург» Ханя оставила Михалу.

Михал, в свою очередь, дружил с Ханей и с Ирэной, кажется, с детства, Ирэну обожал рабски и был ее верным рыцарем, а с Ханей все так и обстояло, как я описала в "Шайке".Дружил Михал и с мужем Ирэны, Анджеем, и вообще это была очень теплая компания

Так вот, на упомянутый Новый год мы собирались ехать с Михалом тем самым «вартбургом», оставленным Ханей, с нами на заднем сиденье еще одна дружественная пара, которая в последнюю минуту отказалась, и мы поехали вдвоем. За нами три машины: «симка» Ирэны, «Варшава» Леопольда, тоже Михалова приятеля, и «фиат» не помню чей.

Несколько раньше произошли две крупные аварии. Одна железнодорожная — под Валбжихом. Путь шел несколько в гору, пассажирский поезд не сумел одолеть подъем; чтобы взять разгон, попятился. Мчавшийся за ним экспресс из-за этой же горки набрал скорость и налетел как раз в тот момент, когда пассажирский уже остановился и собрался разогнаться. Экспресс стремительно врезался в него на полной скорости, протаранил четыре вагона, и оба состава сошли с рельсов Голова второго поезда и хвост первого превратились в сплошное месиво.

Вторая авария произошла на шоссе при участии персонала «Блока». Стефан, проектировщик-сантехник, и Казик, архитектор, возвращались из Зеленой Гуры машиной Стефана в пять утра. Стефан, по-видимому, заснул за рулем: правым бортом своей «сирены» долбанулся в кузов стоящего на обочине грузовика. Казик спал на пассажирском месте, проснулся много времени спустя в больнице, врачи сомневались, удастся ли его спасти. Стефан в шоке сидел на корточках в больничном коридоре под дверью, где лежал Казик, и стонал: «Ох, что я наделал, что я наделал!» Оба выкарабкались, но первое время к лицу Казика привыкнуть было тяжело. Позже, сверх всяких ожиданий, его физиономия пришла почти в норму.

Ну так вот, ехали мы себе с Михалом в Гужно встречать Новый год первой машиной в кавалькаде

— Постой-ка, погляжу, не скользко ли, — притормозил Михал.

Тронулись, нас занесло сразу же, откуда-то взялась гололедица, но Михал выровнял машину.

— Давай где-нибудь пропустим их вперед, поедем за ними, пользуясь светом «симки». У этого «вартбурга» плохие фары. Поймать бы какую-нибудь станцию с легкой музыкой. А пока что смотри вперед и говори, что видишь, в четыре глаза всегда надежней.

Проехав более восьмидесяти тысяч километров на мотоцикле, смотреть вперед я привыкла. И была основательно выдрессирована: за машину отвечает водитель, а пассажир, как болельщик, должен сидеть тихо и не пудрить ему мозги. Не учить, не придираться, не морочить голову, самое большее изречь: «Поворот направо», и вся недолга. Дрессировка въелась в меня накрепко.

Вообще-то, сознаюсь, люблю поболтать, но в дороге всегда молчу. Тоже привычка — на мотоцикле не поговоришь. Некоторое время мы оба молчали, пока я не заметила далеко впереди две красные искры.

— Михал, впереди что-то стоит, — сообщила я согласно договоренности.

Михал кивнул — значит, принял к сведению. Мы продолжали двигаться с той же скоростью — пятьдесят пять километров в час. Искры превратились в задние огни стоящего на обочине грузовика, и тут впереди нам навстречу замаячило еще что-то, конечно, надо это что-то, по-моему, пропустить, но дрессировка въелась в меня основательно — я промолчала. Уже отчетливо виднелся темный кузов грузовика, правыми колесами стоявший на обочине, левыми — на шоссе, а нечто навстречу приближалось, и вдруг я поняла: мы не разминемся. Тормозить следовало начинать раньше, скользко, а теперь — хоть тресни — ничего не поделаешь…

В восьми метрах от грузовика Михал заорал: «Боже милостивый!» — только тут я поняла, что он грузовика все-таки не видел, успела сказать: «Господи прости!..» — а перед глазами мелькнуло лицо Казика.

Божьим промыслом Михал специально обучался вождению в гололед. Не затормозил, повернул руль и нажал на газ. Нас боком несло на препятствие, но Михал сумел чуть-чуть свернуть к середине шоссе, и первый удар пришелся на кузов прямо за моей головой. Следующих ударов не считала — воцарился хаос. Грузовик получил от нас такой дубль, что проехал метра полтора вперед, мы начали вращаться, сколько раз — не знаю, казалось, мечемся и ударяемся обо что-то бесконечно долго — не то месяц, не то неделю. Какая-то деталь сверху долбанула меня по башке. Наконец мы остановились, уткнувшись носом в грузовик, задом к кювету на противоположной стороне шоссе, с работающим двигателем. Михал выжимал сцепление. Мне вдруг сделалось как-то сладко и страшно. Услыхала Михала:

— Господи, ты жива?!!

В этот миг я вспомнила железнодорожную катастрофу. Навстречу кто-то едет, пляску мы исполнили без подготовки, этот кто-то, вовсе не ожидая такого, мчится, вот-вот врежется, как тот экспресс. Слабость улетучилась в мгновение ока, эмоция вызволила поток слов, которые не стану цитировать, хоть они и представляют собой весьма популярное приглашение покинуть помещение в драматических обстоятельствах. Эти слова я еще дополнила разъяснением, что с нами сделает этот встречный.