Ваше благородие. Дилогия (СИ) - Северюхин Олег Васильевич. Страница 98

Однажды во время домашних занятий я прочёл всем небольшую лекцию о том, что и как едят.

Бутерброды, сандвичи берут руками, если они подаются с напитками до начала обеда. За столом же бутерброды едят с помощью вилки и ножа.

Сыр берут специальной вилкой и кладут на свою тарелку, а с неё на хлеб или тонкое сухое печенье; плавленый сыр намазывают на ломтики хлеба ножом, используемым для масла.

Колбасу, окорок, ветчину, буженину подают к столу нарезанными. Их кладут к себе на тарелку и едят своим ножом и вилкой.

Сосиски ни в коем случае не берут руками. Едят их с помощью ножа и вилки.

Если вы захотели съесть яйцо всмятку, острым концом чайной ложки аккуратно снимите скорлупу с верхушки яйца. Можете обмакнуть в полужидкое содержимое кусочек хлеба. Можно воспользоваться и чайной ложкой. Но никогда не выпивайте содержимое прямо из скорлупы.

Паштеты обычно едят вилкой, но можно и ложкой; в этом случае лучше намазать паштет на кусочек хлеба.

Почти все холодные закуски, будь то рыбные, мясные или овощные, переложенные на вашу закусочную тарелку, едят при помощи ножа и вилки. Ножом вы отрезаете от рыбы, мяса или овощей небольшой кусочек, придерживая его вилкой, а затем накалываете на вилку и направляете в рот.

Икру – зернистую или паюсную – чаще всего едят со сливочным маслом. Поэтому на тарелку берут и то, и другое. Взяв в левую руку кусочек хлеба, ножом, держа его в правой руке, накладывают на хлеб немного масла, а на него – икру. Подготовленный таким образом небольшой бутерброд левой рукой направляют в рот. Затем эту операцию повторяют. Можно есть икру и так: ломтик хлеба (или половину) кладут на тарелку рядом с икрой и маслом. Придерживая хлеб указательным и большим пальцами левой руки, делают бутерброд, а затем отрезают от него по небольшому кусочку, накалывают его на вилку и направляют в рот. Так же едят икру из баклажанов, кабачки и др.

– Откуда ты всё это знаешь? – больше всех удивилась моя мама. – Ты же никогда не был дворянином и никогда не ел то, о чём нам говоришь.

– Не знаю, – сказал я, – но мне кажется, что в нашем роду были дворяне, как вот, например, папенька наш был газосварщиком, а стал баронетом. Есть такая наука генетика, так вот она говорит, что у каждого человека есть генная память, передающаяся из поколения в поколение при помощи генов.

– А что такое гены? – спросил мой отец.

– Это трудно объяснить, – сказал я, – но попробую. Мы все состоим из белков, их в каждом организме примерно пятьдесят или шестьдесят тысяч. Эти белки образуют молекулы, которые называются дезоксирибонуклеиновая кислота, то есть кратко ДНК. Часть этой молекулы и называется ген. От набора этих генов зависит, кто мы такие, мужчины или женщины, тупые или умные и так далее и вот эти молекулы и передаются из поколения в поколение.

Все посмотрели на меня как на человека, у которого с генами не всё в порядке и стали слушать Анастаса Ивановича, который всё‑таки губернский секретарь, а это как подпоручик и он уже давно титулуется Вашим благородием.

Когда со мной обращаются так, то я обязательно вспоминаю Нагорную проповедь Иисуса Христа, и там все прописано, как нужно вести себя в данной ситуации. А сейчас я сидел вдалеке от них, думал о чём‑то своём, у меня было прекрасное настроение, пока вдруг не вспомнились стихи, написанные ещё в той первой жизни.

Сани быстро пролетели

Незнакомый хуторок,

Новогодние метели

Не оставили дорог.

Солнце спряталось за тучи

И закончился денёк,

Поворачивай‑ка, кучер,

В дом, где светит огонёк.

Заночуем в этом доме,

Тянет всех зимой к теплу

На перину из соломы

И сверчок поёт в углу.

Вот тесовые ворота,

Справа вход, залаял пёс,

Мужской голос со хрипотой:

Что за гостя Бог принёс?

Открывай, хозяин, двери,

Из Москвы я, лейб‑гусар,

Не доехал я до Твери,

Путь не видно, конь устал.

В чистой горнице уютно,

На божнице Спаса лик,

Пахнет щами, очень вкусно,

От порога – половик.

Из‑за яркой занавески

Вышла девушка‑краса,

На ушах блестят подвески

И до пояса коса.

Чарку с водкой мне выносит,

На закуску – огурец,

На поднос кладу целковый,

Улыбается отец.

Стол накрыли как на праздник,

Каша, щи, грибы и мёд,

Труд крестьянина не праздный,

Знает день, что кормит год.

Звать хозяина Прокофий,

Дочку Аннушкой зовут,

Извините, барин, кофий

В доме нашем не дают.

Самовар запел нам песню

Про далёкие края,

Мне в мундире стало тесно,

Где ты, трубочка моя?

За степенным разговором

Я узнал про урожай,

Что Прокофий с дочкой, вдовый,

Да и жизнь в глуши не рай.

Проезжал недавно Пушкин,

Что‑то в книжечку писал,

Дочке дал серёжки в ушки,

А недавно услыхал,

Что издал писатель повесть

О гусаре молодом,

От любви забыл он совесть

И увёз в господский дом

Раскрасавицу‑крестьянку,

Бросив батьку бобылём…

Ложись, барин, на лежанку,

Завтра в Тверь тебя свезём.

Утром выехал я рано,

Светит полная луна,

На груди болела рана

И душа любви полна.

К чему бы всё это? Вероятно, к тому, что впереди ждёт меня военная служба, раскрасавица и нечаянная любовь там, где даже и не подумаешь, и дальняя дорога.

Глава 16

От Вятки до Питера ехать не так далеко. Сутки до Москвы и половина суток до Питера. Пересадка в Москве.

Мне уже приходилось ездить из Сибири в Петербург с пересадкой в Москве, так что всё было как бы и знакомо.

С видом знатока я спросил у проводника:

– Колея всё ещё пятифутовая? (то есть 1524 мм шириной).

– Так точно, Ваше благородие, – козырнул мне проводник по‑военному, как бы выражая уважение моей форме ученика реального училища, – пока пятифутовая, но уже начали работы по перешивке колеи на четыре фута одиннадцать и пять шестых дюйма.

Все мои домашние и Анастас Иванович просто остолбенели от моих познаний, вопроса и ещё более от познаний проводника, молодого парня, похоже подрабатывающего проводником в свободное от учёбы время. Как бы то ни было, но должности на железной дороге, государстве в государстве, всегда были высокими, а, возможно, парень слушатель заочных курсов инженеров министерства путей сообщения и имеет профессиональные познания в вопросах железнодорожного транспорта.

Вопрос я задал не праздный. В ширине железнодорожной колеи по всему миру идёт разноголосица и ширина колей колеблется от 1676 мм (пять футов и шесть дюймов) до 600 мм (один фут одиннадцать и пять восьмых дюйма). И даже наша самая первая железная дорога в Царское Село была шириной 1829 мм (шесть футов с миллионными долями).

Как всегда, это бывает в нашей истории, наши инженеры приняли стандарт 1524 мм, то есть ровно пять футов, чтобы не возиться со всякими футами и сотыми долями дюймов. А европейцы чуть попозже нас договорились о европейском стандарте в 1435 мм, то есть четыре фута и восемь с половиной дюймов. Вот и получилась разница в восемьдесят девять миллиметров, из‑за которой ни мы по‑человечески не можем въехать в Европу, ни европейцы точно так же не могут без возни проехать по территории Российской империи.