Маленькая женская хитрость - Хмельницкая Ольга. Страница 7

— И ты думаешь, что Лилька это поняла? — спросила Аля Тигринского, который давно перестал дуться и уютно устроился на коврике возле ее кровати. Его голый торс был мускулист и подтянут, правда, шея выглядела несколько тонковатой. Аля сняла очки, вытерла их краем простыни, потом снова водрузила на нос.

— Ну конечно, — кивнул Стас, протягивая руку и касаясь Алиных волос, — ты же и без меня, наверное, знаешь, что она не такая дура, какой пытается выглядеть. Вероятно, она тут же сообразила, что я принес тебе статью. А я два года сидел у Стручкова, анализировал данные подводного сонара, пытаясь найти следы деятельности человека, и вот — нашел город. Конечно, когда Лиля увидела меня в коридоре, она поняла, что я вовсе не жажду передать результаты Стручкову, а хочу опубликовать их самостоятельно.

Аля слегка отодвинулась от руки Стаса.

— А Стручков знал, что ты ищешь?

— Конечно, он ведь сам мне сказал, чтобы я искал что-то похожее на здания… И я нашел. Но только я не хотел отдавать ему координаты.

Говоря это, Тигринский приблизился к девушке еще на полмиллиметра.

— А сам он не сможет повторить то же, что сделал ты?

Тигринский рассмеялся и потер нос. У него было отличное настроение. Впервые за много лет ему удалось принять ванну, и теперь он чувствовал ликование во всем теле. Даже то, что Аля пока явно не воспылала к нему страстью, сейчас не сильно его угнетало.

— Вряд ли он сможет повторить, — отозвался Тигринский, отвлекаясь от сладких мыслей. — Там очень много данных. Я сомневаюсь, что у уважаемого профессора хватит терпения просмотреть каждую черточку на каждом снимке дна. И даже Лиля, хоть она и куда умнее, чем это показывает, не сможет ему помочь. Лиля мелкая интриганка, а не научный работник, изучение двадцати тысяч снимков — не ее планида.

Стас посмотрел на Алю так, что девушке стало жарко.

«Ну что он на меня так пялится? — подумала она с досадой — Я же ясно дала понять, что секса не будет. С другой стороны — я пригласила его домой, разрешила переночевать, и, конечно, он рассчитывает на продолжение. Дурацкая ситуация».

Аля плотнее завернулась в одеяло.

— Знаю, — коротко кивнула она, не желая дальше обсуждать Лилину мнимую дурость. — Девушке в театральное училище надо было идти, изображать рафинированных барышень, у которых внезапно, на фоне острых душевных переживаний, проявляется волчья хватка. Нет, лучше «тигриный оскал».

— Г-г-гы-гы, — хихикнул Тигринский, снова начавший заикаться.

— А город глубоко?

— На глубине всего 8 метров , вода там прозрачная, потом еще два метра, не больше, ила, а залило город внезапно, так что добра там должно быть немерено. И если бы удалось найти пару черепков возрастом три-четыре тысячи лет, это могло бы нас финансово поддержать. Особенно меня, я ведь в общежитии живу.

— Жил. Сейчас ты у меня живешь. Во всяком случае, до завтрашнего утра.

«А завтра утром я сделаю тебе предложение и останусь тут навсегда», — подумал Тигринский и даже заурчал от удовольствия, совсем как Казбич.

— А почему его внезапно залило? — Аля вытащила из-под одеяла руку, зевнула и отправила в рот карамельку из большой вазы, стоящей на тумбочке у кровати.

— Потому что в море в районе Босфора произошло землетрясение, Босфор прорвало, и огромная волна залила небольшое тогда Черное море и плодородную долину Азов. Город стоял на суше, потом оказался на дне. Кстати, на случай, если со мной что-нибудь произойдет, я записал координаты города на обоях возле кухонного шкафчика.

— Ты шутишь? Зачем они мне? — от удивления Аля чуть не подавилась карамелькой.

— На всякий случай, я же сказал… Т-т-ты очень красивая, — сказал он, резко меняя тему и тон. — И вообще, давай попозже это обсудим.

Тигринский протянул руку и выключил ночник.

— Стасик, иди спать, — недовольно проворчала Аля, отталкивая пылающего страстью Тигринского. — Мне завтра рано вставать… Вон возьми одеяло на кресле.

«Ух, какая скромная девушка. Но это хорошо», — размышлял Стас, устраиваясь на коврике под одеялом. Вокруг него бесшумно ходил Казбич и сверкал в темноте зелеными глазами.

«Ну хоть одну ночь тараканы не будут меня донимать», — думал Тигринский, засыпая.

Валентина Ивановна Каверина, начальник планово-финансового отдела НИИ географии, вышла в коридор и заперла за собой дверь. На первом этаже уже никого не было, в такое время, около восьми часов вечера, здание института казалось абсолютно пустым. На улице было уже совершенно темно.

«Что поделаешь, ноябрь», — подумала Каверина, идя по длинному гулкому коридору. Когда-то трехэтажное здание НИИ, похожее в плане на большую бабочку с лестницей вместо брюшка, было княжеским особняком. Ему было лет триста, не меньше, и последние пятьдесят, а то и все восемьдесят лет оно не ремонтировалось. Ах, сколько раз Валентина Ивановна, ответственная за финансы института, уговаривала директора начать делать ремонт, но Леопольд Кириллович был непреклонен.

«Вот мы ремонт сделаем, а зарплату чем будем платить в следующем месяце? А?» — грозно говорил он, отодвигая от себя сметы, заботливо составленные Валентиной Ивановной.

Сейчас, идя по длинному коридору первого этажа, половина лампочек в котором давно перегорела, Каверина тихо и интеллигентно ругалась про себя: пол был старый, щербатый, и она, пожилая дама, шла аккуратно и медленно. Впрочем, Валентина Ивановна знала, что на втором этаже ситуация еще хуже, там когда-то что-то залило, проводка перегорела и весь коридор был погружен в тяжелый мрак, поэтому наверху сотрудники обычно долго не засиживались. Каверина неспешно и осторожно шла по коридору, глядя под ноги. Ей было около шестидесяти, но выглядела она, стройная, подтянутая, мать взрослых сына и дочери, обожавшая классические английские костюмы и шляпки, намного моложе. Перед последним поворотом Валентина Ивановна слегка притормозила, поправляя шляпку, и тут услышала, как кто-то быстро и легко пробежал вниз по лестнице, хлопнула тяжелая входная дверь института, и все стихло.

«Ну и кто же тут, интересно, бегает по вечерам?» — удивленно подумала Каверина, выходя на лестничную площадку, огороженную невысокой кованой оградкой. Одна лестница, широкая, парадная, вела вверх, на второй этаж, другая, узкая, без перил, в подвал. Площадка освещалась тусклой лампочкой в старом плафоне, когда-то металлическом, но сейчас покрытом несколькими слоями дешевой масляной краски, что делало его уродливым. Плафон остался еще от прежних хозяев и был, кроме потеков краски, покрыт толстым слоем пыли. Валентина Ивановна мельком отметила этот факт, подумав, что уборщица Оксана явно работает спустя рукава.

«Впрочем, это не мое дело, а завхоза», — решила она и посмотрела вверх, на площадку второго этажа. Там, в глубоком сумраке, кто-то стоял и смотрел вниз. От неожиданности у Валентины Ивановны перехватило дыхание.

«Это еще что такое?!» — удивилась Каверина, присматриваясь. Но чем больше она присматривалась, тем хуже видела неподвижную фигуру.

«Померещилось… Надо серьезно поставить вопрос о ремонте проводки, нельзя же так работать. Скоро мы будем ходить в институт, как шахтеры — с индивидуальными лампочками на касках», — Валентина Ивановна перекрестилась и неспешно спустилась по нескольким ступеням к выходу. У самой двери, в застекленном закутке, мирно дремала вахтерша Полина Георгиевна, семидесятилетняя старушка, которая почти ничего не слышала, мало что видела и все время тихонько посапывала на стульчике, укрывшись большим платком. Когда Валентина Ивановна проходила мимо, вахтерша даже не пошевелилась.

Наташа стояла перед дверью и не могла заставить себя войти. Она слишком хорошо себе представляла, как ее встретят.

«Мама мне желает только добра», — повторила она несколько раз про себя, как мантру, собираясь с духом. То, что Татьяне Тимофеевне больше всего на свете хочется не добра, а кем-нибудь управлять и манипулировать, хотя бы и собственной дочерью, Наташе в голову не приходило. Съежившись, девушка нажала на кнопку звонка. Дверь распахнулась почти мгновенно, на пороге стояла Татьяна Тимофеевна. Она была странно спокойна.