Назад в космос - Дивов Олег. Страница 9

И вот я вовне.

В пустоте!

И рядом – дружище Роберт.

И мы, черт меня раздери, почему-то еще живы!

Отсчет пошел.

Мы ныряем в распахнутый люк служебного тоннеля и начинаем наш забег. И смерть мчится по пятам. Кларк – впереди. И темное пятно, которое расплывается в районе поясницы, беспокоит меня. Я не могу разобрать цвет – темный или алый.

12

– Все, – сказал Лем и накинул на заостренное лицо Роберта простыню. – Я ничего не мог сделать.

Я знаю. Я знаю – если бы мог, он сделал бы. Крохотка, разогнанная до космической скорости, насквозь прошила Кларка в районе поясницы. Блуждающий маскон дотянулся. Забрал одну жизнь.

– Мне надо идти, – говорю я Лему. Он пристально смотрит, словно пытаясь поставить диагноз – нервный срыв или психологический слом? – Нужно осмотреть энергостанцию, – поясняю.

Я ожидаю, что Зигмунд будет возражать, прикрываясь обычными врачебными поводами. Его право. После пробежки в пустоте меня следует срочно эвакуировать на Землю, запереть в медицинском центре и исследовать под микроскопом. Еще бы. Человек, доказавший, что резервов организма достаточно на столь безумный поступок. Надо лишь сделать глубокий вдох.

– Скафандр я надену, – что-то вроде невеселой шутки.

Я знаю, тяжело не только мне.

Тяжелее всего Лему.

Потому что он быстро понял: это – психоз. Весьма специфический психоз космологического происхождения. Антенна, направленная в межзвездную пустоту и настроенная на длину водорода, не может упрямо ловить вальс Штрауса «Голубой Дунай». И тем не менее вот он – Лем не случайно включал его каждый день, пытаясь по нашей реакции еще раз убедиться – он не сошел с ума. И мой селенит, и переполненный звездами монолит Кларка, и нечто, что заставило Льва Чандра выйти голым из купола, – проявление постоянной Эйнштейна, загадочного члена «лямбда» в релятивистских уравнениях, который вводил в мироздание силу отталкивания.

Мы должны были молчать о наших псевдооткрытиях, ибо у каждого имелись на этот счет четкие инструкции. Между нами еще до прибытия на Луну пролегла трещина – отчуждение, недоверие. И мироздание проверило нас на излом. Так же как проверило Первую экспедицию.

Нет, мы не оказались лучше. Скорее, нам повезло. Хотя я уверен, что Роберт знал о том, что смертельно ранен. Знал и не собирался брать у меня баллон. Он отдал бы мне свой. Простой американский парень, которому также претили все эти секретные инструкции, все эти земные воплощения постоянной Эйнштейна.

Пусть так. Пусть эта постоянная Эйнштейна не космическое суеверие, а действительно космологическая сила, препятствующая нашему продвижению в космос. Но значит, есть что-то еще. Сила, которая в противовес ей сближает нас, преодолевает отталкивание и отчуждение, и когда такое происходит, мы обретаем фантастические способности. Например, выживать без скафандров. А может, что-то еще большее, что в конце концов все же откроет нам дорогу к звездам.

Я стою на поверхности Луны.
У Луны нет темной стороны.
Мы несем ее в себе, даже сюда —
в пик вечного света.

Алекс Передерий. Звезда в космосе

Феликс сидел напротив Мадам и старался выглядеть гордо и независимо, насколько это возможно в положении, когда зад утонул в мягком кресле, а коленки задрались до самого подбородка.

– Я думаю снять новый клип, смешной. Это сейчас модно. – От волнения он теребил борт расшитого бисером пиджака. Пиджак имел весьма потертый вид, как и его хозяин.

– Звезда моя, это не поможет, – сказала Мадам, отгоняя ножкой надоедливого робота-пылесоса, на котором вальяжно разлегся лысый кот. Тот смотрел на Феликса так же язвительно, как и хозяйка-продюсер.

– Остальные же как-то живут: собирают стадионы, по элитным клубам ездят, даже покупают особняки с башенками…

– Чтобы с башенками, – грубо прервала его Мадам, – нужно было деньги вкладывать в бизнес, а не расшивать трусы бриллиантами и не раздавать миллионы кошачьим приютам!

Феликс стыдливо потупился, фазанье перо на голове понуро свесилось вниз. Мадам права. Но что поделать, он терял силу воли при виде всего яркого и блестящего. Ведь роскошь словно шоколадная конфета: просто лизнуть недостаточно, нужно обязательно разгрызть, выпить сладкого ликера и закусить вишенкой. На меньшее Феликс был не согласен.

– Кризисы случались и раньше. Помнишь, как было тяжело, когда мои поклонницы начали стареть? Мы же выкрутились! Продали голографические статуэтки с записью хитов.

– А сейчас старушки умерли!

– Ну должен же быть выход? Помоги мне, а. Я же твоя маленькая звездочка.

Феликс изобразил жалобную мордашку, но не сработало.

– Какая, к черту, звездочка? Ты двухметровое недоразумение, ошибка молодости с пересаженными волосами и литром ботокса под кожей! Даже я не знаю, как тебе вернуть популярность. Кастрируйся! Убей президента! Слетай на Луну! Что угодно, но не за мой счет!

От возмущения Мадам начала задыхаться и спешно искать на столе ингалятор. Феликс немного поерзал на диване в ожидании: если она помрет, то это будет хорошим поводом дать несколько интервью, а там и памятный концерт, и хайп на поминках. Будто услышав его мысли, Мадам гневно указала ему на дверь. Феликс вздохнул, встал и пошел на выход, бросив взгляд на свое отражение в зеркале.

* * *

Агата шла по колено в снегу и представляла, что прет на себе мамонта. Это было куда занятнее, чем тащить домой пьяного Феликса после корпоратива. Хотя особой разницы между Феликсом и мамонтом не было. Оба тяжелые, вонючие, древние и представляют интерес только для антропологов.

Сгрузив босса на крыльцо обшарпанного особняка, она достала ключи и только после этого заметила, что замок спилен, а дверь опечатана.

– Ну что там, Агата? – пьяно спросил Феликс, вставая на четвереньки.

– Приставы приходили, – ответила она, открывая дверь пинком ноги и входя в гостиную. Феликс заполз следом.

– Лишь бы они не тронули мои костюмы, – простонал он, доползая до полинявшего коврика.

Агата не сомневалась, что монструозные наряды в порядке, а жаль. Безумные конструкции ничего не стоили и никому не были нужны. Втайне от босса она несколько раз выставляла их на аукционы, но смогла продать лишь два. Кожаный костюм с клепками отошел модному фетиш-клубу, а розовые крылья купила какая-то домохозяйка, чтобы отодрать перья и сделать детям платья на утренник. Даже в разгар Хэллоуина никто не решался надевать эту дичь.

– У меня ничего не получается! – Феликс размазал сопли рукавом и пополз в гостиную, оставляя за собой клочки меха. Агата все ждала, когда закончится период линьки и убогая шуба превратиться в кожаное пальто.

– Я же бо-ги-ня… ба-ле-ри-на… У меня же песни… – От бутылки дешевого вискаря, украденного с корпоратива, Феликса знатно развезло, и он не мог подобрать подходящего слова. – Монументальные, знаешь? А как меня встречала толпа, ты видела? Они визжали от восторга.

Агата переступила через него и пошла на кухню ставить чайник. Толпа и правда визжала, но скорее от ужаса. В середине выступления Феликс решил раздеться, а потом по старой памяти прыгнуть в зал. Люди у сцены перепугались, представив, как на них рухнет эта огромная волосатая туша. Обошлось. Феликс запутался в штанах и рухнул раньше, чем добрался до несчастных зрителей. И хоть это феерическое падение стоило сломанного зуба, стоматолог стоил дешевле, чем выплаты за причинение морального и физического ущерба.

– Ну что мне теперь делать? Может, правда яйца отрезать?

– Эээ… какие яйца? – Агата выглянула из кухни.

– Вот эти. Эти, – сказал Феликс, сжимая рукой свое хозяйство.

Агата на секунду задумалась, оценивающе посмотрела на босса, а затем покачала головой.

– Покушение на президента? Похищение «Моны Лизы»? Секс с орангутаном?