Сто и одна ночь (СИ) - Славина Анастасия. Страница 18
Оделся, пошел на кухню — такую же необжитую, как и комната. Ксения, привстав на цыпочки, рыскала по полкам в поисках сахарницы — видимо, бывала здесь не чаще Глеба.
— Не надо сахара.
Ксения замерла, словно услышала неожиданную новость — что такого она уловила в его голосе? Потом медленно обернулась. Белокурый локон соскользнул с ее плеча на лопатку, и Глеб опустил взгляд — так хотелось подойти к ней, легонько сжать это плечо, погладить, поцеловать его… Такое просто желание — почему оно казалось таким невыполнимым?.. И почему от этого было так больно?..
— Послушай, Стрелок… — Ксения села рядом с ним за миниатюрный столик. Случайно коснулась его ноги своей — и тотчас же отодвинулась. — Я бываю здесь только по вечерам пятницы. Остальное время квартира свободна. Зачем тебе жить в общаге? Живи здесь, — она сунула руку в карман, затем разжала кулак — словно фокус показала. На ладони лежал ключ.
Ксения улыбалась — искреннее и как-то… беззащитно. Держа ключ на раскрытой ладони, она ждала ответ. Глеб молчал, вглядываясь в ее красивые, глубокие и совершенно безразличные к нему глаза. Теперь ему казалось, что вовсе не близость с ней станет последним гвоздем, а его согласие переехать в эту квартиру. Только к чему медлить, если он знал ответ?
— Так что насчет квартиры? — Ксения чуть склонила голову набок. Серебряная сережка в ее ухе качнулась — и блеснула, поймав свет лампы.
— Согласен, — ответил за Глеба тот, другой мужчина, который жил в нем. И взял протянутый ключ.
— Давайте, попробуем еще раз, — прерываю я свой рассказ.
Граф медлит с ответом.
Как же тихо в этом доме… В моей квартире никогда не бывает такой убийственной тишины — даже ночью.
Граф все еще молчит. Еще немного — и он вгонит меня в краску. Вот уж точно и в мыслях не было напрашиваться. И черт меня дернул… Не говоря ни слова, Граф садится на край кровати, прячет руки за спиной, закрывает глаза — отработанные действия. Улыбаюсь — немного нервно.
Почему теперь те же действия даются мне куда сложнее?.. Кладу руку Графу на плечо. Но вместо того, чтобы, как в прошлый раз, заскользить ладонью вниз, — перемещаю ее выше, на шею. Тепло его кожи обжигает — я замерзла в этом наряде и, если не врать самой себе, жутко нервничаю, — но мне не хочется прерывать прикосновения. Признаю, мне нравится дотрагиваться до Графа. Это чертовски волнительно — и приятно.
А потом я делаю то, что даже осознать не успею, — приближаюсь к лицу Графа и касаюсь его губ своими.
ГЛАВА 7
Понтиак плывет по пустынной ночной улице. Играет легкая музыка. В салоне приятно пахнет свежестью. Дотрагиваюсь до кожаной обивки кресла — и не чувствую его прохлады — кончики пальцев по-прежнему ледяные.
Мы с Графом едем ко мне домой.
Смутно помню свое первое свидание, но, уверена, что тогда я и близко не волновалась так, как сейчас, сидя в этой просторной машине. Сердце колотится — и никакая спокойная музыка не способна вернуть его к прежнему ритму. Пытаюсь разобраться, что я чувствую, но это приводит еще к большему хаосу в мыслях. Граф и представить не может, насколько его Шахерезада сейчас уязвима.
Я вовсе не жалею о поцелуе.
У меня небольшой опыт такого рода контактов. Но, думаю, это легкое касание губ и короткое — но очень чувственное — прикосновение языков — словно слабый удар тока — вполне может претендовать на звание лучшего поцелуя в моей жизни. Нечасто со мной такое случалось — чтобы хотелось продолжения. И еще никогда не было так сложно остановиться.
Губы разомкнулись, но еще несколько мгновений лица находились так близко, что смешивалось наше частое дыхание. А потом я заявила, что на сегодня история закончена, и мне пора. Граф вызвался меня подвезти. Мне следовало отказаться — но в эту ночь со мной явно творилось что-то странное.
После поцелуя поведение Графа изменилось: он стал притихшим, задумчивым, а по отношению ко мне — машинально предусмотрительным. Когда Граф подавал мне пальто или открывал дверь машины, — казалось, в мыслях он находился где-то далеко. Странно, что он еще останавливался на красный. Впрочем, я и сама чувствовала себя не лучше. У меня чесались подушечки пальцев — настолько хотелось потрогать губы там, где они касались губ Графа.
Черт, неужели это происходит на самом деле?!. Я едва не пропускаю поворот к своему дому.
Снизив скорость, Граф наклоняется к лобовому стеклу, чтобы получше рассмотреть дом, к которому мы подъехали, — присвистывает.
— Так вот, значит как… — теперь он выглядит куда бодрее — словно ему плеснули в лицо ледяной водой.
Уверена, он не ожидал, что дом Ксении в скандинавском стиле я списывала со своего.
— Вы же по другому адресу зарегистрированы… — заинтригованно произносит Граф, скользя взглядом по окнам.
— Как и треть жителей нашей страны, — выхожу из машины, обтягиваю юбку. Хорошо, что эта ночь закончилась. Мне очень нужна передышка. — Спасибо, что подвезли.
Направляюсь к подъезду — и слышу голос Графа позади себя:
— После такого вы просто обязаны показать мне квартиру.
Замираю.
Надеюсь, под «таким сюрпризом» он имел в виду дом, а не спонтанный поцелуй.
Лихорадочно соображаю, есть ли в квартире то, что Графу не следует видеть. Думаю, — нет. Только записи в лэптопе, но они защищены паролем.
— Понимаю ваше любопытство. Но, в отличие от вас, мне рано вставать, так что…
— Шахерезада… — теперь его голос звучит прямо у меня над ухом — и я вздрагиваю от неожиданности. — Мне очень хочется узнать, как выглядит ваша квартира. И ради этого я готов на отчаянные меры.
— Любопытно… — совсем, совсем не любопытно, я не хочу этого знать! Просто, оказывается, мне безумно нравится, когда слова произносят таким приглушенным голосом… на ушко.
— Если вы откажете мне, я вас поцелую. И вовсе не так, как это делают в начальной школе, — в словах Графа нет и тени заигрывания.
Его намек на мой «школьный» поцелуй — впрочем, как и сама угроза — приводит меня в чувства. Что бы я не испытывала, с меня на сегодня хватит прикосновений.
— Если поклянетесь держать дистанцию.
Граф поднимает руки. Он совершенно серьезен.
— Думаю, этой ночью вы убедились, что я способен себя контролировать.
Нет, он все-таки издевается.
— Следуйте за мной, Граф.
Жестом показывает: «Только после вас».
— Говорить я вам не запрещала.
— Лучше говорите вы. Так значит, теперь наш Глеб живет в этом самом доме?..
— Да, в этом самом доме. И ходит по тем же самым ступеням, по которым сейчас поднимаемся мы.
У Глеба наступили непростые времена. Он привык думать — а когда много думал, находился правильный ответ или, хотя бы, направление, куда идти. Но теперь его мысли словно зациклились, как та песня, которая звучала во время его близости с Ксенией. О чем бы Глеб ни размышлял — каждый раз возвращался к исходной точке: он живет в квартире замужней женщины, от которой сходит с ума, и которая не испытывает к нему никаких чувств, кроме, разве что, жалости. Не гонит его, но и не подпускает близко. Кормит с рук — но только тогда, когда захочет сама. У них не может быть отношений, не может быть будущего, — но уйти из этой клетки в скандинавском стиле тоже невозможно. Будто воздух за пределами стен разряжен, и, если однажды не вернешься сюда, — то погибнешь.
Мысли проникали в сны. После таких ночей Глеб весь день чувствовал себя разбитым. Иногда он не спал вовсе. Как-то утром лежал в наполненной ванной — вода подступала к его подбородку — и, глядя мутными от недосыпания глазами на свое тело, искаженное сверкающей рябью, думал о том, что мир не остановился бы, усни он прямо сейчас.
— В этой самой ванной? — Граф поворачивает кран и так внимательно следит, как вода в брызги разбирается об эмаль, словно проводит важный эксперимент.
— В этой самой.
Я немного напряжена. Но нет — ванна не даст ему ни одного ответа. Эта ниточка ни к чему не привязана.